Парад планет - Евгений Филиппович Гуцало

— Три дня тому в Кривошеях из школьного биологического кабинета выкрали заспиртованных гадов…

— Тю! — в один голос вскрикнули председатель сельсовета и старший куда пошлют.

— Заспиртованных гадов потом нашли в ивняке у пруда, злоумышленник их выкинул, зато спирт пропал, будто испарился. Ходят слухи, что вы наведывались в Кривошеи.

— А это тоже какой-то добрый пес набрехал. И за тот день имею алиби!

— Да-да, — не стал возражать председатель сельсовета Перекучеренко. — Хома не те ходики, что одно показывают, а другое бьют.

— Вы же знаете, какая слава о вас гуляет по миру?

— Знаю. Где бы что ни случилось, а Хома виноват. У какой вдовицы дитя народится, а Хому отцом величают, у какого дядьки вздулась корова, а приплетают грибка-боровичка. А и то, раз уж у меня такая слава, почему бы не прислонить горбатого к стене! Но вины моей нет ни в чем — ни в том, что в Малых Дубовых Грядах ограбили магазин, ни в том, что в Кривошеях надругались над заспиртованными гадами. Я в Одессе на Привозе не был и из пистолета не стрелял. Хотя, может, тоже сумел бы попасть в пиковую даму или лезвием ножа поймать пулю. И около оперного театра в ливерных пирожках не копался и юбилейные рубли не доставал. Хотя, может, сумел бы достать из пирожка не юбилейный рубль, а десятку или сотню. И еще хочу вот что сказать — и председателю сельсовета, и начальнику районной милиции. И вправду, я умелец, а народ называет даже народным умельцем. И свое умение и таланты я ни от кого не скрываю. Но ведь много и брешут на меня пустого, брешут и не заикаются. В Трилесах не я обчистил промтоварный магазин, и не я там забыл под прилавком баночку синтетической икры. В Волковоях не я расправился с колхозным волом! В Хрещатом не я накрывал ярмарочные товары шапкой-невидимкой. А в Жданове в ресторане «Золотая рыбка» и в поликлинике не я глотал яйца, не у меня изо рта доставали цыпленка, утку и гуся! Хотя, может, раз я такой мастак и народный умелец, наверное, тоже сумел бы глотать яйца, тоже сумел бы поставлять потребителям живую птицу, а не свежезамороженную. Так что не надо причислять меня к жуликам и ловкачам, я не авантюрист и не проходимец, а старший куда пошлют из колхоза «Барвинок», и я дорожу своей колхозной честью и трудовой совестью.

И при этих словах грибок-боровичок так поважнел, так надулся, так расхорохорился, словно показывал, что свою колхозную честь и трудовую совесть никому не отдаст, не подарит и не промотает.

— Тут такое дело, Хома Хомович, — вежливо произнес Венецийский, глядя на грибка-боровичка строгими черными глазами.

— Эге ж, такое дело, — мгновенно подхватил Перекучеренко и уже строго посмотрел на Хому зелеными, как водоросли, глазами.

— Ну, какую еще клепку хотите мне в лоб забить? — свысока просил старший куда пошлют.

— Хома Хомович, мы не сомневаемся в вашем алиби, — сказал начальник районной милиции. — Знаем, что вы с фермы от скотины ни ногой.

— Это вы прямо не в бровь, а в глаз попали!

— Но ведь надо было нам с вами встретиться? Надо было.

— Ну да, надо было познакомиться, потому что мы одного поля ягоды, — важно ответил грибок-боровичок.

— Значит, Хома Хомович, так, — промолвил начальник районной милиции, и в голосе его, как и следовало, зазвенел металл высшей пробы. — Вы имеете стопроцентное алиби, и ни следственные органы, ни органы милиции ни в чем вас не подозревают. От вашего имени или под вашим честным именем по селам района, а также по другим областям орудуют не то аферисты, которые выдают себя за иллюзионистов, не то иллюзионисты, которых надо судить по всей строгости, как аферистов. Но как бы ни изворачивались эти уголовные преступники, что маскируются под самодеятельных магов, и самодеятельные маги, чье артистическое творчество пахнет уголовными преступлениями, скоро всех выведем на чистую воду. Каждый лже-Хома получит по заслугам!

— Лже-Хома не Хома, — уважительно сказал грибок-боровичок сам о себе. — А Хома — это вам не лже-Хома!

— Сущая правда, — согласился председатель сельсовета. — Хомою надо уродиться и стать, и не где-нибудь, а в Яблоневке.

— Если б один лже-Хома, а то развелась их целая шайка, — произнес начальник районной милиции, и металл в его голосе был заметно подточен страхом. — Но всех выловим! Даже тех, что, возможно, искренне заблуждаются, искренне хотят унаследовать ваши, Хома Хомович, великие деяния. А уже потом выясним, кто прав, кто виноват. Спасибо, Хома Хомович, что нашли время и пришли в сельсовет.

— Хорошо, что пригласили меня, — топтался на пороге грибок-боровичок. — Я уже и сам хотел просить милицию, чтоб какой-то порядок навела. Потому что и вправду развелось много тех, что умеют заскочить и выскочить, а на Хому свалить.

И как только грибок-боровичок вышел из кабинета, Перекучеренко сразу стал опять заикаться:

— К-кому с-смешки, а к-кому н-на ор-решк-ки.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Приезд начальника районной милиции самого товарища Венецийского в обетованную Яблоневку и разговор в сельсовете со старшим куда пошлют были отмечены и везде надлежащим образом прокомментированы. Отмечены и надлежащим образом прокомментированы в Большом Вербном, Сухолужье, Чудовах, Кривошеях и других окрестных селах, от внимания которых и иголка в сене не ускользнет, а тут такие события! И, конечно, слухи докатились до зарубежных могущественных концернов лжи и клеветы, до синдикатов инсинуаций и фальсификаций, до многочисленных радиоцентров.

Распоясались все печатные органы, которые тут не стоит и перечислять, слишком много чести для них. На первых страницах газет аршинными буквами набиралось: Яблоневка, Хома Прищепа, Мартоха, Венецийский, Перекучеренко! Информация об очередной отставке кабинета в Италии, о валютных баталиях на биржах Нью-Йорка и Рио-де-Жанейро, о военных вылазках израильской военщины на юге Ливана, о забастовке французских докеров, о новом платье английской королевы Анны и другие не менее важные сообщения шли в подверстку к материалам из Яблоневки. А поскольку их было мало, будто кот наплакал,