Владимир Набоков - Подвиг
"Прiятно зрeть, когда большой медвeдь ведетъ подручку..." {125}
И Соня докончила за Вадима, который уже давно ея не стeснялся: "...маленькую сучку", - а Тэдди, склонивъ голову на бокъ, спросилъ, что такое: "Маэкасючику", - и всe смeялись, и никто не хотeлъ ему объяснить, и онъ такъ и обращался къ Сонe: "Можно вамъ положить еще горошку, маэкасючику?" Когда же Мартынъ впослeдствiи объяснилъ ему, что это значитъ, онъ со стономъ схватился за виски и рухнулъ въ кресло.
"Ты волнуешься, волнуешься?" - спросилъ Вадимъ.
"Ерунда, - отвeтилъ Мартынъ. - Но я нынче дурно спалъ и пожалуй буду мазать. У нихъ есть трое съ интернацiональнымъ стажемъ, а у насъ только двое такихъ".
"Ненавижу футболъ", - сказалъ съ чувствомъ Тэдди. Дарвинъ его поддержалъ. Оба были итонцы, а въ Итонe своя особая игра въ мячъ, замeняющая футболъ.
XXVII.
Межъ тeмъ Мартынъ дeйствительно волновался, и немало. Онъ игралъ голкиперомъ въ первой командe своего колледжа, и, послe многихъ схватокъ, колледжъ вышелъ въ финалъ и сегодня встрeчался съ колледжемъ святого Iоанна на первенство Кембриджа. Мартынъ гордился тeмъ, что онъ, иностранецъ, попалъ въ такую команду и, за блестящую игру, произведенъ въ званiе колледжскаго "голубого", - можетъ носить, вмeсто пиджака, чудесную голубую куртку. Съ прiятнымъ удивленiемъ онъ вспоминалъ, какъ, бывало, въ Россiи, калачикомъ свернувшись въ мягкой выемкe ночи, предаваясь мечтанiю, уводившему незамeтно {126} въ сонъ, онъ видeлъ себя изумительнымъ футболистомъ. Стоило прикрыть глаза и вообразить футбольное поле, или, скажемъ, длинные, коричневые, гармониками соединенные вагоны экспресса, которымъ онъ самъ управляетъ, и постепенно душа улавливала ритмъ, блаженно успокаивалась, какъ бы очищалась и, гладкая, умащенная, соскальзывала въ забытье. Былъ это иногда не поeздъ, пущенный во всю, скользящiй между ярко-желтыхъ березовыхъ лeсовъ и далeе, черезъ иностранные города, по мостамъ надъ улицами, и затeмъ на югъ, сквозь внезапно свeтающiе туннели, и пологимъ берегомъ вдоль ослeпительнаго моря, - это былъ иногда самолетъ, гоночный автомобиль, тобоганъ, въ вихрe снeга берущiй крутой поворотъ, или просто тропинка, по которой бeжишь, бeжишь, и Мартынъ, вспоминая, подмeчалъ нeкую особенность своей жизни: свойство мечты незамeтно осeдать и переходить въ дeйствительность, какъ прежде она переходила въ сонъ: это ему казалось залогомъ того, что и нынeшнiя его ночныя мечты, - о тайной, беззаконной экспедицiи, - вдругъ окрeпнутъ, наполнятся жизнью, какъ окрeпла и одeлась плотью греза о футбольныхъ состязанiяхъ, которой онъ бывало такъ длительно, такъ искусно наслаждался, когда, боясь дойти слишкомъ поспeшно до сладостной сути, останавливался подробно на приготовленiяхъ къ игрe: вотъ натягиваетъ чулки съ цвeтными отворотами, вотъ надeваетъ черные трусики, вотъ завязываетъ шнурки крeпкихъ буцовъ.
Онъ крякнулъ и разогнулся. Передъ каминомъ было тепло переодeваться, это чуть сбавляло дрожь волненiя. На бeлый, съ треугольнымъ вырeзомъ, свэтеръ тeсно {127} налeзла голубая куртка. Какъ уже потрепались голкиперскiя перчатки... Ну вотъ, - готовъ. Кругомъ валялись его вещи, онъ все это подобралъ и понесъ въ спальню. По сравненiю съ тепломъ шерстяного свэтера, его голоколeннымъ ногамъ въ просторныхъ, легкихъ трусахъ было удивительно прохладно. "Уфъ! - произнесъ онъ, входя въ комнату Дарвина. Я, кажется, быстро переодeлся". "Пошли", - сказала Соня и встала съ дивана. Тэдди посмотрeлъ на нее съ мольбой. "Прошу тысячу разъ прощенiя, взмолился онъ, - меня ждутъ, меня ждутъ".
Онъ ушелъ. Ушелъ и Вадимъ, обeщавъ прикатить на поле попозже. "Можетъ быть, это и дeйствительно не такъ уже интересно, - сказала Соня, обращаясь къ Дарвину. - Можетъ быть, не стоитъ?" "О, нeтъ, непремeнно", - съ улыбкой отвeтилъ Дарвинъ и потрепалъ Мартына по плечу. Они пошли втроемъ по улицe, Мартынъ замeтилъ, что Соня совершенно не смотритъ на него, межъ тeмъ онъ впервые показывался ей въ футбольномъ нарядe. "Прибавимъ шагу, - сказалъ онъ. - Мы еще опоздаемъ". "Не бeда", - проговорила Соня и стала передъ витриной. "Ладно, я пойду впередъ", - сказалъ Мартынъ и, твердо стуча резиновыми шипами буцовъ, свернулъ въ переулокъ и зашагалъ по направленiю къ полю.
Народу навалило уйма, - благо и день выдался отличный, съ блeдно-голубымъ зимнимъ небомъ и бодрымъ воздухомъ. Мартынъ прошелъ въ павильонъ, и тамъ уже всe были въ сборe, и Армстронгъ, капитанъ команды, долговязый человeкъ съ подстриженными усами, застeнчиво улыбнувшись, въ сотый разъ замeтилъ Мартыну, что тотъ напрасно не носитъ наколeнниковъ. Погодя всe одиннадцать {128} человeкъ гуськомъ выбeжали изъ павильона, и Мартынъ разомъ воспринялъ то, что такъ любилъ: острый запахъ сыроватаго дерна, упругость его подъ ногой, тысячу людей на скамейкахъ, черную проплeшину въ дернe у воротъ и гулкiй звукъ, - это покикивала противная команда. Судья принесъ и положилъ на самый пупъ поля (обведенный мeловой чертой) новенькiй, свeтло-желтый мячъ. Игроки встали по мeстамъ, раздался свистокъ. И вдругъ волненiе Мартына совершенно исчезло, и, спокойно прислонившись къ штангe своихъ воротъ, онъ поглядeлъ по сторонамъ, пытаясь найти Дарвина и Соню. Игра повелась далеко, въ томъ концe поля, и можно было наслаждаться холодомъ, матовой зеленью, говоромъ людей, стоявшихъ тотчасъ за сeткой воротъ, и гордымъ чувствомъ, что отроческая мечта сбылась, что вонъ тотъ рыжiй, главарь противниковъ, такъ восхитительно точно принимающей и передающiй мячъ, недавно игралъ противъ Шотландiи, и что среди толпы есть кое-кто, для кого стоитъ постараться. Въ дeтскiе годы сонъ обычно наступалъ какъ разъ въ эти минуты начала игры, ибо Мартынъ такъ увлекался подробностями предисловiя, что до главнаго не успeвалъ дойти и забывался. Такъ онъ длилъ наслажденiе, откладывая на другую, менeе сонную, ночь самую игру, - быструю, яркую, - и вотъ, топотъ ногъ близится, вотъ уже слышно храпящее дыханiе бeгущихъ, вотъ выбился рыжiй и несется, вздрагивая кокомъ, и вотъ - отъ удара его баснословнаго носка мячъ со свистомъ низко метнулся въ уголокъ воротъ, - голкиперъ, упавъ, какъ подкошенный, успeлъ задержать эту молнiю, и вотъ уже мячъ въ его рукахъ, и, увильнувъ отъ противниковъ, Мартынъ {129} всей силою ляжки и икры послалъ мячъ звучной параболой вдаль, подъ раскатъ рукоплесканiй. Во время короткаго перерыва игроки валялись на травe, сося лимоны, и, когда затeмъ стороны перемeнились воротами, Мартынъ съ новаго мeста опять высматривалъ Соню. Впрочемъ, нельзя было особенно глазeть, - игра сразу пошла жаркая, и ему все время приходилось дeлать стойку въ ожиданiи атаки. Нeсколько разъ онъ ловилъ, согнувшись вдвое, пушечное ядро, нeсколько разъ взлеталъ, отражая его кулакомъ, и сохранилъ дeвственность своихъ воротъ до конца игры, счастливо улыбнувшись, когда, за секунду до свистка, голкиперъ противниковъ выронилъ скользкiй мячъ, который Армстронгъ тотчасъ и залeпилъ въ ворота.
Все кончилось, публика затопила поле, никакъ нельзя было найти Соню и Дарвина. Уже за трибунами онъ нагналъ Вадима, который, въ тeснотe пeшихъ, тихо eхалъ на велосипедe, осторожно повиливая и дудя губами. "Давно драпу дали, - отвeтилъ онъ на вопросъ Мартына, - сразу послe хафтайма, и, знаешь, у мамки -" - тутъ слeдовало что-то смeшное, чего, впрочемъ, Мартынъ не дослушалъ, такъ какъ, густо тарахтя, протиснулся одинъ изъ игроковъ, Фильпотъ, на красной мотоциклеткe и предложилъ его подвезти. Мартынъ сeлъ сзади, и Фильпотъ нажалъ акселераторъ. "Вотъ я и напрасно удержалъ тотъ, послeднiй, подъ самую перекладину, - она все равно не видeла", - думалъ Мартынъ, морщась отъ пестраго вeтра. Ему сдeлалось тяжело и горько, и, когда онъ на перекресткe слeзъ и направился къ себe, онъ съ отвращенiемъ прожвакалъ вчерашнiй день, коварство Розы, и стало еще {130} обиднeе. "Вeроятно гдe-нибудь чай пьютъ", - пробормоталъ онъ, но на всякiй случай заглянулъ въ комнату Дарвина. На кушеткe лежала Соня, и въ то мгновенiе, какъ Мартынъ вошелъ, она сдeлала быстрый жестъ, ловя въ горсть пролетавшую моль. "А Дарвинъ?" - спросилъ Мартынъ. "Живъ, пошелъ за пирожными", - отвeтила она, недоброжелательно слeдя глазами за непойманной, бeлесой точкой. "Вы напрасно не дождались конца, - проговорилъ Мартынъ и опустился въ бездонное кресло. - Мы выиграли. Одинъ на ноль". "Тебe хорошо бы вымыться, - замeтила она. - Посмотри на свои колeни. Ужасъ. И наслeдилъ чeмъ-то черненькимъ". "Ладно. Дай отсапать". Онъ нeсколько разъ глубоко вздохнулъ и, охая, всталъ. "Постой, - сказала Соня. - Это ты долженъ послушать, - просто уморительно. Онъ только-что мнe предложилъ руку и сердце. Вотъ я чувствовала, что это должно произойти: зрeлъ, зрeлъ и лопнулъ". Она потянулась и темно взглянула на Мартына, который сидeлъ высоко поднявъ брови. "Умное у тебя личико", - сказала она и, отвернувшись, продолжала: "Просто не понимаю, на что онъ расчитывалъ. Милeйшiй и все такое, - но вeдь это дубъ, англiйскiй дубъ, - я бы черезъ недeлю померла бы съ тоски. Вотъ она опять летаетъ, голубушка". Мартынъ прочистилъ горло и сказалъ: "Я тебe не вeрю. Я знаю, что ты согласилась". "Съ ума сошелъ! крикнула Соня, подскочивъ на мeстe и хлопнувъ обeими ладонями по кушеткe. Ну какъ ты себe можешь это представить?" "Дарвинъ - умный, тонкiй, - вовсе не дубъ", - напряженно сказалъ Мартынъ. Она опять хлопнула. "Но вeдь это не настоящiй человeкъ, - какъ ты не понимаешь, балда! {131} Ну, право же, это даже оскорбительно. Онъ не человeкъ, а нарочно. Никакого нутра и масса юмора, - и это очень хорошо для бала, - но такъ, надолго, - отъ юмора на стeнку полeзешь". "Онъ писатель, отъ него знатоки безъ ума", - тихо, съ трудомъ, проговорилъ Мартынъ и подумалъ, что теперь его долгъ исполненъ, довольно ее уговаривать, есть предeлъ и благородству. "Да-да, вотъ именно, - только для знатоковъ. Очень мило, очень хорошо, но все такъ поверхностно, такъ благополучно, такъ..." Тутъ Мартынъ почувствовалъ, какъ, прорвавъ шлюзы, хлынула сiяющая волна, онъ вспомнилъ, какъ превосходно игралъ только-что, вспомнилъ, что съ Розой все улажено, что вечеромъ банкетъ въ клубe, что онъ здоровъ, силенъ, что завтра, послeзавтра и еще много, много дней - жизнь, биткомъ набитая всякимъ счастьемъ, и все это налетeло сразу, закружило его, и онъ, разсмeявшись, схватилъ Соню въ охапку, вмeстe съ подушкой, за которую она уцeпилась, и сталъ ее цeловать въ мокрые зубы, въ глаза, въ холодный носъ, и она брыкалась, и ея черные, пахнущiе фiалкой, волосы лeзли ему въ ротъ, и, наконецъ, онъ уронилъ ее съ громкимъ смeхомъ на диванъ, и дверь открылась, показалась сперва нога, нагруженный свертками вошелъ Дарвинъ, попытался ногой же дверь закрыть, но уронилъ бумажный мeшокъ, изъ котораго высыпались меренги. "Мартынъ швыряется подушками, жалобнымъ, запыхавшимся голосомъ сказала Соня. - Подумаешь, - одинъ: ноль, - нечего ужъ такъ бeситься". {132}
