Нодар Думбадзе - Не бойся, мама !
Председатель умолк, извлек из сумки бутылку коньяку "Варцихе" и поставил его на столик.
- Дальше? - поинтересовался я.
- Выпьем по одной! - предложил он, откупоривая бутылку.
Мы выпили.
- На чем я остановился? - спросил председатель.
- Ясень в ус не дул, - напомнил я.
- Да. Весной, как положено, распускались на нем листья, осенью, как положено, опадали. А плетень огораживал его то с одной, то с другой стороны... Выпьем еще по одной.
Дама встала и направилась к двери.
- Идете менять халат? - спросил председатель.
- Слушайте, как это вы успеваете следить за всеми? - взорвалась вышедшая из терпения дама. - И халат, и туфли мои, и дед Геронтий, и плетень какой-то!
- Что же мне делать, уважаемая! Председатель обязан все знать, все успеть, иначе кто выполнит план, который висит на моей шее? Вы, что ли?
- Вы бы лучше додумались выйти и дать мне возможность переодеться! Должна же я заснуть?
Еле сдерживая смех, я быстро вышел. За мной последовал председатель.
- Кажись, переборщил, а? - спросил он.
- Ничего, сойдет. А как кончилась та история?
- Какая?
- С ясенем.
- О, кончилась она смешно. Утром скончался Георгий Горджомеладзе, а вечером отдал богу душу дед Геронтий.
В один и тот же день! Отец мой, Титико, был тогда молодым. За ночь он и срубил, и обтесал, и выстрогал тот ясень и с помощью соседских парней сколотил два отличных гроба - для деда Геронтия и для Георгия. Похоронили их в один день на одном кладбище, рядом друг с другом.
С тех пор вдовушки жили душа в душу и преставились обе в один год...
- А сыновья?
- Ничего. Жили в мире и согласии. Из остатков ясеня отец смастерил два пандури [Пандури - грузинский национальный музыкальный инструмент]. Один оставил себе, другой подарил сыну Георгия - Луке... А здоровый был ясень! Не каждый ясень даст два гроба и два пандури.
- Как же сыновья разрешили пограничный конфликт?
- Как будто мирно. Ясень-то, представьте, прижился на старом корню и вымахал во-он такой толщины, не обхватишь! Плетень мы подвели к дереву точно посередке. Так что ясень нам не мешает... А граница, дорогой мой, дело сложное, ох и сложное!.. Ну хватит, пора спать!..
Я осторожно приоткрыл дверь в купе и чуть не задохнулся от смеха: на верхней полке, свесив голые ноги и повязав голову полотенцем, сидел человек. Лицо его выражало страдание и изумление. Купе дрожало. Колыхался абажур ночника.
- Вы видели когда-нибудь, чтобы так храпела женщина? - простонал верхний пассажир. Это были первые и последние слова.. произнесенные им за все время нашего путешествия.
Было за полночь, когда меня кто-то разбудил:
- Проснитесь, проснитесь, уважаемый Владимир!
Я вскочил. Надо мной склонился радостно возбужденный председатель.
- Дождь! Дождь пошел, дорогой Владимир!
- Поздравляю! Но стоило ли из-за этого будить меня?
- Извините, дорогой! Такая это для меня радость!..
Думал, вам также будет приятно... Спите, пожалуйста.
- Как же, заснешь теперь!
Атанасэ понял, что я шучу, весело хмыкнул и разлил оставшийся коньяк.
- За дождь, дорогой Владимир! За дождь, который поит землю, дарит жизнь траве, моет черепицу, растит кукурузу - одним словом, за живительный дождь! - сказал председатель и, чокнувшись со мной, выпил.
- Мне казалось, что в ваших краях скорее следует радоваться солнцу, чем дождю.
- Это как когда. Прошлым летом я только и мечтал что о солнце... Сгнило все от постоянных дождей...
- Ну спасибо, разбудили меня, иначе где бы я увидел такой ливень! поблагодарил я председателя. И действительно, дождь лил как из ведра. По оконному стеклу струились потоки воды.
- Был случай... Послушайте: дожди в прошлое лето сыграли с нами злую шутку, таких дождей, наверно, не бывало даже при Ное, начнете затопило, снесло все наши посевы и пашни!.. Иду я как-то утром в контору под проливным дождем, навстречу - колхозник наш с мотыгой на плече. "Куда тебя несет, спрашиваю, в такой ливень?" - "Иду, говорит, в Кобулети". - "Что ты там потерял?" - спрашиваю. "Пашню, говорит, мою дождем смыло и в Кобулети, говорит, занесло, иду, говорит, туда на прополку!"
Шутит, сукин сын, а мне не до шуток... Чуть-чуть дождь перестал, пошел я в горы - пчел мы там на лето держали. Пришел - не дай бог увидеть такое: из ста ульев семидесяти как не бывало! Залило водой! К полночи вернулся в село, набатом поднял всех на ноги, собрал собрание.
"В чем дело, председатель?" - спрашивают крестьяне.
"А дело в том, дорогие мои, что погибло семьдесят наших ульев!" отвечаю.
Встает тогда Папино Иремадзе - известный во всей округе сквернослов - и говорит:
"Тут семьсот семей человеческих погибает, председателю на это наплевать, а из-за семидесяти паршивых ульев он нас в полночь с постелей согнал!"
Я расхохотался. Атанасэ продолжал:
- Смешно, конечно. Сболтнул глупость вредный мужик, наврал все! Богаче нашего села, пожалуй, и не сыщете в этом крае. Чего только у нас нет: цитрусы, чай, кукуруза, фасоль, вино!..
- Чем же ваш Папино был недоволен?
- А черт его знает! Не мог человек прожить дня так, чтобы не съязвить! Поверите, я даже боялся выступать на собраниях. Все село его ненавидело. Доносчик, завистник, интриган. Многих он погубил, многих перессорил... Люди сторонились и боялись его...
- Как же народ встретил его слова? Насчет пчел.
- Как? Поднялся смех, шум, гам... Знали ведь его паршивый характер... Одним словом, провалилось собрание...
- Что было дальше?
- Да ничего... Два месяца тому назад умер он. Вздохнули мы свободно... А все же жаль человека - глупой смертью погиб... Повел он в Махарадзе [Город Махарадзе - районный центр] лошадь подковать.
Может, слышали, знатные кузнецы там живут, братья Керкадзе. И вот взял несчастный за ногу коня, а тот лягнул его так, что кишки вывернул наизнанку. Не успели донести бедного до больницы - кончился по дороге... Что ж, не оставлять же покойника без присмотра, родни-то у него никакой... Послал я за трупом колхозный грузовик...
Переезжая по броду Бжужисцкали, чуть было не уронили выводу гроб ударило волной, с трудом его удержали...
Хоронили покойника в воскресенье. С утра зарядил дождь, к вечеру село походило на затопленный остров... Еле добрались до кладбища. Стали опускать в могилу гроб - лопнула веревка. Гроб провалился в яму вверх дном... Плюнули тут мужики, махнули рукой и разошлись... Пришлось мне одному под проливным дождем засыпать могилу...
Не дай бог восстановить против себя народ!.. Жалко ведь, как-никак человек умер... Но народ тоже по-своему прав...
- Мда-а, - согласился я, - ничего не скажешь...
- Эх, многое еще можно вспомнить, да поздно уже...
А вам вот что я скажу: граница хороша, а наше село не хуже! Приезжайте к нам, поглядите на людей, на жизнь нашу. Авось и про нас захотите написать...
- Обязательно приеду!
Председатель выглянул в окно. Дождь лил не переставая.
- Да хватит тебе, я же о дожде просил, не о потопе! - проворчал председатель.
С верхних полок доносился стройный храп в два голоса...
- Спокойной ночи! - сказал председатель и погасил свет.
На вокзале меня встретил сам подполковник Розарииов.
Спустя полчаса я уже сидел в его кабинете. Подполковнику на вид было лет пятьдесят. Энергичный, живой и очень симпатичный, он за пятнадцать минут успел рассказать несколько детективных сюжетов, кучу анекдотов, набросать краткий план моей будущей книги и даже определить, сколько в ней ориентировочно будет страниц. Несколько затруднили его поиски заглавия книги, но он обещал подумать об этом дома. Потом подполковник куда-то позвонил.
- Сейчас принесут полный комплект ХБ, - объяснил он и стал внимательно разглядывать меня.
Минут через пять в кабинет внесли несколько ящиков.
- Раздевайтесь!
- Может, закроем дверь? - попросил я.
- К чему? Женщин здесь нет, а если вы меня стесняетесь, могу выйти, улыбнулся подполковник.
- Ради бога, не беспокойтесь!
Я сконфуженно стал раздеваться. Но настоящий позор я испытал, когда начал примерять брюки! Проклятое мое пузо! На трех брюках отлетели крючки, четвертые разошлись по швам... Наконец мне все же удалось кое-как втиснуться в них. Розаринов вздохнул с облегчением.
- Вот вам хромовые сапоги, две пары белья, фуражка, погоны, пояс... что еще? Да, шинель будет дней через десять, а пока вот телогрейка... Подпишитесь, пожалуйста, здесь...
Мне была уготовлена еще одна мука - надевание сапог.
Выдержав и эту пытку, я предстал пред очи подполковника в новом своем облике.
- Вот это я понимаю! - воскликнул он. - Я на вашем месте никогда бы не расставался с военной формой.
- Так оно, наверно, и будет, товарищ подполковник, - ответил я. Сапог, по крайней мере, мне снять никогда не удастся!
- Ерунда, батенька! Через два дня они сами снимутся! - успокоил меня подполковник и дружески хлопнул по плечу. - Решено, едете на заставу!
Он поднял телефонную трубку и назвал номер.
