Семен Бытовой - Багульник

- Вот и молодец, - сказал он и неожиданно для Ольги привлек ее к себе и стал целовать. - Вот и молодец, спасибо вам...

- С чего это вы решили, что я имела в виду именно вас, Юрий Савельевич? - слегка отстраняясь, спросила она.

Он с таким испугом посмотрел ей в глаза, что Ольге стало жаль его. Она крепко взяла его под руку, склонила голову ему на плечо, и они, не торопясь, молча, чувствуя, что в словах уже нет никакой нужды, пошли обратно.

Когда они подошли к больнице, Полозов хотел проститься, но Ольга задержала его.

- Торопитесь?

- Уже третий час ночи, - сказал он, - слишком поздно стучаться к лесничему неудобно.

- Пошли ко мне, будем чаевничать по-орочски, долго, до самого рассвета.

В шестом часу утра, когда они еще сидели за столом, раздался телефонный звонок. Ольга побежала в дежурку.

Юрий слышал, как она говорила:

- Хорошо, Егор Ильич. Срочно выезжаю. Да, в больнице сейчас тихо. Что вы, Егор Ильич, какие у меня долгие сборы? А что у ребенка? Ах, неизвестно? Просто в тяжелом состоянии? Понятно, на месте узнаю. Всего хорошего.

Она вернулась и объявила:

- Я срочно еду в Вербное.

- Как же вы думаете добраться до Вербного? Я эту дорогу знаю. Там встретится несколько таежных речек, которые и в лютую стужу плохо промерзают. Так что на собаках не проедете. Лучше всего на лошадях. А есть у вас в больнице лошади?

- Все есть - и собачки, и лошади. А наш Евлампий Петрович с закрытыми глазами везде проедет. Ему каждый кустик в тайге знаком.

Когда Евлампий Петрович пришел сообщить, что лошади оседланы, Юрий спросил:

- Как вы думаете добраться до Вербного?

- Конецьно тайгой, как зе инаце.

- А речки в тайге еще не тронулись?

- Которые тронулись, а которые, однако, нет! - разъяснил ороч и, видимо заметив волнение Полозова, добавил: - Ницего, мы осторозьненько!

- Очень прошу вас, дорогой, следите получше за доктором.

- Следим, как зе, нася слузьба такая...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

В конце марта, как правило, солнечные дни чередуются с хмурыми, метельными, а сегодня как раз выдалось тихое утро, обещавшее хорошую погоду на весь день. Это было видно и по чистому, прозрачному небу, и по раннему восходу солнца, и еще по хорошему настроению Евлампия Петровича, обычно молчаливого и замкнутого. Он ехал немного впереди Ольги, легко, по-молодецки избоченясь в седле и что-то весело напевая.

Но чем глубже просека уходила в тайгу, тем медленнее шли лошади. Местами снег лежал такой высокий и рыхлый, что низкорослые монголки проваливались в него по самое брюхо. Часа через два выбрались, наконец, на бесснежную возвышенность, и лошади, которым надоело плестись шагом, сами затрусили рысцой. Ольге было и приятно и страшновато качаться в седле, но она была довольна, что хоть немного сократится дорога. Заметив на холмах обожженные пеньки и остатки какого-то жилища, она спросила:

- Дедуся, здесь кто-то жил?

- Давно когда-то здесь Быхиньки зили. Потом с моря худое поветрие присьло. Люди стали болеть, а немного после поцти все померли. Тогда стойбисьце созьгли, цтобы болезнь не посьла дальсе.

- И никто не уцелел из рода Быхинька?

- Один целовек, наверно. Он нынце узе старик, в Уське, слысьно, зивет. - И, раскурив трубку, добавил: - В презнее время немало насих людей от болезни погибло. Зато нынце цють кто мало-мало заболеет, мы с тобой, мамка-доктор, помогать едем.

- Сколько вам лет, Евлампий Петрович?

- Много, наверно, а сколько - не сказю, сцитать не научился...

- На седьмой десяток, должно быть, перешло?

- Наверна!

Неожиданно он осадил коня.

- Что случилось, Евлампий Петрович? - испуганно спросила Ольга, резко осаживая и свою монголку.

- Бидями! - он указал на реку в неширокой, стиснутой сопками долине.

Когда он осторожно съехал с крутого берега, Ольга медленно двинулась за ним. На середине реки под лошадью Евлампия в нескольких местах треснул лед и наружу хлынула вода. Тогда Ольга решила взять правее. Она дернула поводья, поддала лошадь под бока, та перешла в галоп, но поскользнулась и припала на передние ноги, проломив тонкий и в этом месте лед. Образовалась полынья. Ольга инстинктивно выпрыгнула из седла и до половины погрузилась в ледяную воду.

- Дедушка, спасайте, я тону! - закричала она, но тут же ощутила под ногами дно и успокоилась.

Когда старик помог ей выбраться на берег, она, вся промокшая, отяжелевшая, со слезами обиды на глазах, села на широкий обгоревший пень и закрыла лицо руками.

Евлампий Петрович привязал к дереву лошадей, куда-то ушел, но вскоре вернулся и заявил, что неподалеку есть охотничий шалаш, и предложил Ольге перебраться туда.

- В салясе костер разведем, - пообещал он.

Но Ольга решительно отказалась.

- Нет, дедуля, надо ехать дальше!

- Однако, матуська, ты тозе заболеть мозесь.

- Ничего со мной не случится. Я выпила спирту и согрелась.

- Как хоцесь, ты нацяльник! - угрюмо ответил он.

Чтобы не расстраивать себя, Ольга больше не спрашивала Евлампия, далеко ли до Вербного... Она была благодарна ему и за то, что старик не вздумал, как это было во время поездки в Кегуй, чаевать у костра. То ли он боялся, что Ольга, на которой еще не высохла одежда, может простудиться, то ли потому, что недоглядел за ней, он чувствовал себя виноватым и стал торопиться.

Зимний день короток. В шестом часу в тайге стало сумеречно, над горным хребтом загорелся закат, он так быстро отпылал, что не оставил даже всполоха на горизонте. Но до Вербного еще было добрых четыре часа езды, и мысль о том, что она может опоздать к больному ребенку, очень тревожила Ольгу. Тем временем в тайге все больше смеркалось, показавшаяся из-за горных вершин луна ныряла в темных облаках, и света от нее почти не было. Ослепшие от темноты лошади шли очень медленно, казалось, наугад, однако не теряли проложенную охотниками тропу.

Был уже десятый час, когда из-за поворота выскочила собачья упряжка с нартой.

- Не из Вербного ли едут?

- Из Вербного, конецьно! - подтвердил Евлампий и крикнул по-орочски людям, сидевшим на нарте.

- Сородэ, Евлампий Петрович! Не с доктором ли едешь? - И через несколько минут человек, управлявший нартой, вонзил в снег остол и собаки остановились.

- Сородэ, Максим Иванович! - поздоровался с ним Евлампий.

Только теперь Ольга увидела, что на нарте сидит молодая женщина и на руках у нее закутанный в одеяло ребенок.

Осадив лошадь, Ольга спешилась, подбежала к нарте.

- Это у вас ребенок заболел?

- У нас, доктор, - сказала женщина, посмотрев на Ольгу печальными глазами.

- Что с ним?

- Второй день сильный жар. Не ест, не пьет. Дышать тяжело. А сегодня к вечеру горлышко у девочки совсем перехватило, задыхается. Мой Максим Иванович телеграмму в район послал. Оттуда ответ пришел: срочно высылаем из Агура доктора. Видим, долго вас нету, решили девочку в больницу везти.

- Как только мне сообщили из райздрава, я сразу и выехала. Правда, в дороге немного не повезло, - на Бидями лед проломился, и я угодила в воду. Хорошо, что на мелком месте. - Она взяла из рук орочки ребенка.

Та сошла с нарты.

- Раскутайте немного, - попросила Ольга.

Как только орочка откинула с лица девочки край одеяла, на Ольгу пахнуло жаром.

- Достаточно, закройте, - сказала она и, подумав, позвала Евлампия Петровича, который о чем-то разговаривал с Максимом Копинкой. - Евлампий Петрович, нет ли тут поблизости охотничьего шалашика?

- Тут близко наш шалашик стоит, - отозвался Максим Копинка, указывая рукой в сторону распадка.

- Отлично, пошли!

Копинка быстро выбил ногой жердь, подпиравшую легкую берестяную дверь, и так сильно дернул ее, что сорвал с петель.

В темном, тесном шалаше с обледенелых стен пахнуло холодом.

- Так не годится, - сказала Ольга, - надо развести костер.

- Сейчас разведем, - сказал Копинка, - тут все есть.

Как это издавна принято у таежников, в углу шалаша была небольшая поленница мелко наколотых березовых дров, а на полочке в жестяной коробке из-под консервов - коробок спичек. Копинка взял несколько полешек, сложил их пирамидкой, подсунул под низ бересты и запалил. Вскоре костерок занялся, и через несколько минут стало так тепло, что со стен побежала вода.

- А нельзя ли подвинуть поближе к огню топчан? - попросила Ольга и, передав ребенка орочке, быстро скинула с себя полушубок и расстелила его на топчане.

- Положите на топчан девочку.

Достала из сумки белый халат, надела его поверх лыжного костюма. Копинки с замиранием сердца следили за каждым движением доктора.

Раскутав ребенка, Ольга увидела круглое синюшное личико, полиловевшие потрескавшиеся губы, большие испуганные глаза с красными воспаленными белками. Судорожно вздрагивая худеньким тельцем и раскинув руки, девочка задыхалась, ловила открытым ртом воздух, который, казалось, не попадал в легкие, с хрипом застревал в горле. Картина дифтеритного крупа была настолько ясна, что к Ольге сразу же пришло решение: нельзя ждать ни минуты, нужна срочная трахеотомия!