Анатолий Приставкин - Синдром пьяного сердца
На Поэта слова гостя произвели необыкновенное впечатление.
Откинувшись в кресле, он долго обдумывал ситуацию, к которой, кажется, не был готов, и после томительной паузы (Георгий все это время продолжал стоять у дверей) выдавил из себя с трудом:
- Но... тогда... надо де-ли-ть-ся?
Георгий кивнул. Он был согласен, что делить власть им все равно придется. И лучше это сделать сейчас.
Поэт предложил ему, уже почти как равному, присесть за стол и тут же на обороте плаката с фамилиями поэтов начертал, весьма произвольно, карту Российского государства, обозначив на ней Урал и некоторые моря. Но почему-то прихватил при этом Финляндию, Польшу и даже часть Швеции. Старые замашки Рюриковичей, предков, явно повлияли на генотип их далекого потомка. Вот где угадывалась порода.
- Делим по Уралу? - спросил он нервно. Георгий согласился. Можно и по Уралу.
- Только вот что... Давай сперва выпьем, - предложил Поэт.
Георгий выпил, как приходится пить в гостиницах: из крышечки кувшинчика для воды - стаканов здесь из экономии не дают.
Рюрикович хватил прямо из горла, и в этом тоже ощущалась древняя закваска.
- Ну, тогда я... первый? - предложил он не без тревоги.
- Выбирай, - сказал покладистый Георгий.
Он понимал, что гордые Собакины его бы за такое поведение одобрили.
Поэт склонился над картой, но после некоторых колебаний откинулся и настороженно вопросил:
- Сибирь - ведь больше?
- Сибирь - больше, - подтвердил Георгий. - Там нефть и лес... И ею будет прорастать Россия... Это не я, это - Ломоносов.
- А Европа - меньше?
- Европа много меньше, - сказал Георгий. - И там полно народу, который надо кормить. Не то бунтами изведут!
Рюрикович разглядывал чертеж, мучительные сомнения отразились на его лице.
- Давай выпьем! - предложил он со вздохом. - Непривычно, знаешь ли, первый раз делюсь! В прежние-то времена голову отрубил, и весь дележ! А нынче... У каждого, понимаешь, норов...
- Да. Случай особый, - подтвердил Георгий. - Не каждый день...
- Вот и я говорю. Тут в два глаза смотреть надо! Вон Аляску-то проворонили! И Крым Никита подарил... А теперь локти-то кусаем!
Они выпили по новой: Георгий вновь из крышечки, а Рюрикович из горла.
- Так вот, слушай наше решение, - более уверенно произнес он. - Мы берем себе Сибирь. Она будет прорастать... И так далее... Согласен?
- Да, в общем, согласен.
- Но сознайся: жалеешь?
Садовников промычал, подумав:
- Да как сказать. И у нас тоже ведь кое-что осталось.
- Что же?
- Ну вот на Волге черноземы... Хлеб, рыбка... Проживем, - скромно ответствовал Садовников.
- Постой, постой! - опомнился вдруг Рюрикович. - А Махачкала где будет?
Георгий удивился вопросу, но виду не подал и подтвердил, что Махачкала будет на его нынешней законной территории.
- Слушай, отдай мне Махачкалу, - попросил вдруг Поэт. И в его голосе прорезались иные и чуть ли не жалостливые нотки. Просьба для истинного Рюриковича и правда необычная. Если только не какая-нибудь княжеская блажь. Мало ли какой городок им еще приглянется. Так и Москву с Питером потерять недолго.
- А зачем тебе Махачкала? - подозрительно поинтересовался Георгий. В нем, неожиданно для него самого, взыграли державные амбиции.
Поэт, поколебавшись, признался:
- Продавщица у меня там знакомая живет... Как же я к ней ездить стану... Ты небось и визу потребуешь?
- Отдал небось Махачкалу-то? - спросил я не без некоторого осуждения.
- Но продавщица... - оправдывался он. - Это уже серьезно.
- Попросил бы взамен Тобольск! Пусть не жмется!
- Не догадался.
- Нет, ты не Собакин, - сказал я. - Нет в тебе этакой хозяйской жилки, чтобы хапнуть лишнее... А без этого тебя сожрут.
- Это уж точно, - согласился он грустно.
Теплоход между тем дал гудок, один, второй. Мы поднялись на палубу. Вся публика собралась около борта, где происходило нечто, взволновавшее всех. Оказалось, что кто-то из пенсионеров, поддав более, чем нужно, уронил невзначай шляпу и теперь ее пытались всем миром оттуда достать при помощи багра. Для чего судно выделывало на воде кренделя и круги, и все вокруг одной важно плавающей шляпы.
Советчиков было много, каждый предлагал свое, при этом громко кричали, а шляпа между тем не давалась... Ее относило волной. Уже появились и отцы-кормильцы и стали давать свои ценные указания, от которых шляпа и вовсе ушла на дно.
Происшествие со шляпой заняло около часа, и оттого пришлось пропустить следующую очередную встречу на берегу. Мы лишь увидели детишек с цветами и каких-то людей, призывно смотрящих на нас с берега. Некоторые помахали нам рукой. Грянула уже и музыка, торжествен-ный марш, но тут же замолкла, потому что в ответ понеслась от нас сирена, означающая отход, и наше десантное судно стало удаляться от берега, лишь блеснули прощальным золотом трубы духового оркестра.
Некоторые на радостях бросились опять вниз, к столам, где оставалась еще водка и огурцы. Но большинство, налившись до краев, разбрелось по уголкам да скамеечкам, чтобы всласть подремать. Десант - дело не шуточное и сил требует немало.
Не рассчитали своих силенок и поэты: они рыгали, перевесясь через борт, причем оба одно-временно, а культурный деятель, наш знакомец, заботливо поддерживал их сзади, чтобы, не дай бог, они не слетели за борт, подобно той шляпе... Как без поэзии тогда проживет родная Кубань?
Но дела их, судя по всему, становились все хуже, и пришлось по велению отцов-кормильцев причаливать в каком-то непредусмотренном программой месте и выносить их на берег, чтобы переправить обратно в город. Вместе с ними улетучилась и большая часть руководства.
Остальные же стали совещаться, потому что до названной станицы оставалось плыть еще несколько часов, а люди, согласно тем же инструкциям, выведенные на площадь, там уже ждали. Наконец, было решено еще раз причалить и, оставив судно, продолжить "красный десант" уже на автобусах. Не беда, что не выходило по повести, жизнь всегда вносит свои коррективы.
Во время перегрузки вывели под руки и нашего исторического участника, сонного и в помя-том костюме. Не разобравшись, он тут же принялся повествовать свою эпопею, но его деликатно прервали ("Потом, потом!") и потащили на берег... Мы двинулись следом.
В автобусе уже спали все. В станицу мы приехали с темнотой, когда большинство жителей, собранных на пристани, тяпнули на радостях, что мероприятие закончилось, и разбрелись по домам, где их в спешном порядке опять собирали. Народу в клуб набралось немало. Но почему-то не оказалось света, и заседали при свечах, как в старое революционное время.
На трибуну, после докладчика, очень обстоятельного, который рассказал об успехах сельско-го хозяйства, но совсем забыл упомянуть про десант и про его историю, выпустили, наконец, и нашего участника давних революционных событий. Но он за долгую дорогу совсем вышел из строя и лишь испуганно озирался, стараясь понять, куда же его привели.
- Ну расскажите, расскажите нам, - попросил елейным голосом председатель, наш идео-логический знакомый. - Как это вы сумели... тогда... в девятнадцатом... взять станицу...
Старичок вздохнул, напрягся и вдруг жалобно произнес:
- А хрен его знает.
Зал затих, внимая очевидцу.
А тот помолчал, вспоминая что-то еще, и добавил:
- Они, значит, стреляют, а мы тоже, значит, стреляем... А потом этот... как его... написал... Десант, дескать... Красный... Такое вот дело. - И вдруг хрипло запел: - Сме-ло мы в бой пойдем...
Голос его сорвался, и он попросился в туалет. Участника опять взяли под руки и увели, а дальние потомки тех дедов, в которых, видимо, и стрелял наш старичок, дружно захлопали. Потом весь десант потащили в предбанник, где снова были накрыты столы, водка и много, много кур: колхоз со времен давнего десанта восстановился и уже имел свою птицеферму. Правда, до десанта, как выяснилось, тут и без фермы богато жили.
Вновь произносились тосты за нынешнюю, такую славную советскую жизнь, которую завоевали своей кровью наши героические деды. Но пилось уже неохотно, и кто-то, не выдержав праздника, сел в автобус и велел ехать в город, остальные, мол, сами разберутся, куда они хотят. Водитель, которому было все равно, кого возить, завел машину и уехал. Остальные же, выйдя из клуба и не обнаружив автобуса, подняли скандал: у одного пенсионера разыгрался диабет, а у другого схватило сердце... А главный участник исторических событий срочно попросился опять в туалет и надолго там закрылся.
Гости бродили по пятачку вокруг клуба и вяло матерились.
Автобус, спешно возвращенный из города по телефону, с водителем, который клял и нас, и десант, и все остальное, прибыл в два ночи. Десантники бросились к нему, отталкивая друг друга, чтобы занять себе места. И лишь на подъезде к городу кто-то вспомнил, что в суете забыли про главного участника десанта. Его, как рассказывают, нашли в туалете под утро, уснувшего с самой лучезарной и даже счастливой улыбкой, и отправили в город отдельным рейсом.
