Путешествия на край тарелки - Ольга Валерьевна Назарова
В этом смысле критики из испанской газеты «Эль-Паис» значительно честнее. Их взгляд наивен и несокрушим. Хосе де ля Сота сожалеет о «банализации искусства» со всем пылом воспаленной банальности: «Адриа — не Пикассо. Пикассо не умел готовить, но в искусстве он был выше Адриа. Чем сейчас является искусство? Это нечто или ничто?» Несмотря на некоторую архаичность доказательного ряда (кто нынче вспоминает Пикассо, кроме арт-дилеров и миллионеров?) перед нами тот же пафос: гордый свободный художник восседает на недосягаемой высоте Подлинного Искусства. Любое сомнение в этом преступно.
В нашем споре есть еще два участника. Сам повар лениво отмахивается от разбушевавшихся критиков: «Ну да, я не Пикассо, но что есть искусство в такие времена, как сейчас? <…> Если они называют то, что я делаю, „искусством“ — отлично. Если не называют — тоже хорошо». А тот, кто рискнул назвать «тресковую пену» «искусством», главный куратор «Документа» Роджер Бюргель, пожимает плечами: «Почему бы и нет? Я всегда отбираю для выставки вещи, которые кажутся мне странными». Сам того не желая, Бюргель дал свое определение искусства: то, что кажется странным. Честно говоря, невеликая теоретическая находка. Довольно скучно отвечать на романтическую модернистскую риторику вялым «эй, чеаэк! чего-нибудь!» пресыщенного гедониста. Признался бы честно — просто хочется на халяву вкусить пищи богов. Хотя даже боги могут приготовить нечто совсем простенькое. Например, вот это:
КУРИЦА С СУХОФРУКТАМИ И КЕДРОВЫМИ ОРЕШКАМИ
Тушить мясо с сухофруктами и орехами — очень по-каталонски. По мнению Адриа, сгодится готовая курица-гриль (в Испании такую вещь есть не страшно), дело за тем, чтобы приготовить для нее быстрый фруктово-ореховый соус, используя куриный жир и сок.
На 4 порции потребуется:
1 столовая ложка оливкового масла лучшей очистки (экстра-верджин);
½ стакана или примерно 60 г чернослива без косточек;
½ стакана или примерно 60 г кураги;
½ стакана сушеных вишен;
2 столовых ложки кедровых орешков;
½ стакана темного портвейна;
1 среднего размера палочка корицы:
½ чашки некрепкого и малосоленого куриного бульона;
1 курица-гриль, разрезанная на 8 частей, жир и сок сохранить.
Нагреть в большой кастрюле для соуса оливковое масло. Добавить чернослив, курагу, вишни и орешки и готовить на среднем огне, помешивая, пока орешки не приобретут золотистый цвет, а сухофрукты — коричневые крапинки, то есть примерно 3 минуты. Добавить портвейн, палочку корицы и готовить еще на среднем огне, пока не образуется сироп, примерно 5 минут. Добавить бульон и куриный сок и жир и довести до кипения.
Между тем поджарить куски курицы в большой неподгорающей посудине до золотистого цвета и хрустящей корочки, примерно 2 минуты. Вылить соус из сухофруктов на курицу и дать покипеть, ворочая куски так, чтобы они покрылись полностью соусом, примерно минутку. Разложить по тарелкам и подавать.
НАВСТРЕЧУ ЮБИЛЕЮ РЕВОЛЮЦИОНЕРКИ
Недвижное море, высоко в небе крохотные облака и луна — как неодобрительно нахмурившийся архимандрит какой-то иной веры. Запах рыбы, кардамона и жаренных с тмином и чесноком потрохов.
Л. Даррелл. Клеа[46]
В 2008 году исполнилось бы 95 лет женщине, жизнь которой просится не только быть оттиснутой в печатной биографии (это уже сделано), но и появиться на экране. Размышления о ее характере, поступках и мнениях могут заставить нас слегка по-иному взглянуть на период британской и, шире, европейской истории, обычно называемый «послевоенным». Этот период завершился не столько концом «холодной войны», сколько вторжением новых технологий, которые так изменили оптику нашего взгляда, что, скажем, труды и дни персонажей европейского кино и литературы 1940-х — 1970-х годов кажутся нам отдаленными и даже несколько ненастоящими. Но — красивыми, как красиво все, что уже закончилось, как красиво любое искусство прошлого, как красива история.
Элизабет Дэвид — чуть ли не единственная в британской истории революционерка, которая смогла добиться успеха в своей консервативной стране. При всей радикальности, Элизабет Гвинн (такова ее девичья фамилия) — типичный представитель правящего британского класса с его привычками, предрассудками, социальным опытом и образом жизни. Ее семья имела английские и ирландские помещичьи корни, ее отец Руперт Гвинн был депутатом парламента от консервативной партии, сама Элизабет выросла в сассекском имении, в усадьбе XVII века, а в 1930-е годы училась в Сорбонне. Когда ей исполнилось 25 лет, Гвинн и ее женатый любовник Чарльз Гибсон-Кауэн решили сбежать из Британии; они купили большой катер, на котором намеревались плавать вдоль берегов Средиземноморья, пока не надоест. Одно плохо — уже через несколько месяцев началась Вторая мировая война. Любовники заметались по югу Европы, спасаясь от стремительно продвигавшихся немецких войск. Из Антиба они переехали на Корсику, с Корсики — в Италию, куда они прибыли в тот самый день, когда Муссолини объявил войну Великобритании. Катер конфисковали итальянские пограничники, а парочку депортировали в Грецию. Элизабет и Чарльз оказались на острове Сирос, где — под грохот начавшейся войны — не без приятности проводили время британские экспатрианты, среди которых был и писатель Лоренс Даррелл. Назойливые немцы заявились и сюда, но британцев успели эвакуировать на Крит, а потом — в Египет. Элизабет явно наслаждалась приключениями, отдавая должное и случайной компании богемных беженцев, и прелестям средиземноморской жизни — солнцу, кухне, вину. Все это ей очень пригодилось потом.
В Египте Элизабет Гвинн некоторое время прожила в Александрии (в компании того же Даррелла, который позже в своем знаменитом романе «Александийский квартет» воспел этот город), затем переехала в Каир, где рассталась с Гибсон-Кауэном и сразу вышла замуж за подполковника Тони Дэвида. Через восемь месяцев подполковник отправился служить в Индию, оставив жену работать в местном отделении британского министерства информации. Кажется, на этом их брак и закончился, но Элизабет Гвинн навсегда превратилась в миссис Дэвид.
Несколько лет она вела странное существование тогдашних европейских изгнанников в Северной Африке: за деталями этого образа жизни отсылаю читателя к «Касабланке» и «Александрийскому квартету». Меняла любовников, веселилась, много читала, многому училась — совсем не тому, чему ее учили в
