Готические истории - Коллектив авторов
Кроме того, случайному прохожему стена показалась бы решительно и безусловно неприступной. Мощные камни, намертво скрепленные цементом, выглядели не просто надежно, но вызывающе и даже зловеще. Однако вор знал свое дело – он видел, что можно поддеть тут, подковырнуть там, и вскоре цемент шурша посыпался на пыльную придорожную траву. Он отступил на пару шагов, сделал короткий разбег и ловко и быстро, словно кошка, взлетел по стене, уцепился руками за выступ, подтянулся и забрался наверх. Потерев саднящие ладони о колени – камни оказались острыми – он сел на стену верхом и огляделся.
Раздвинув ветви, вор посмотрел вниз; там виднелась груда отколовшихся от стены камней, уже успевших порасти травой. Он осторожно выглянул из-за зеленой листвы, и прямой луч заходящего солнца резко ударил ему в глаза, так что он даже отшатнулся. Он мягко спрыгнул на землю и скрылся в тени дерева, приглядываясь и прислушиваясь.
Перед ним расстилался парк с редко посаженными деревьями – обширный и неподвижный, отливающий золотом в закатных лучах. Он затаил дыхание и напряг слух. Ветра не было, и листва не издавала тех обманчивых шорохов, что порой заставляют замирать даже самые пылкие и решительные сердца – слышалось лишь сонное щебетание птиц, их редкие и осторожные вспархивания в укромной тени густых ветвей. Кроме него в парке не было ни души.
Вор стал медленно продвигаться вдоль стены, где деревья росли гуще всего, то и дело останавливаясь и озираясь по сторонам.
Внезапно он вышел к небольшой сторожке у массивных кованых ворот, по обеим сторонам которых на мраморных столбах восседали два грозных грифона – символы знатного семейства, которому принадлежали окрестные земли. Вор отступил в тень и замер, лишь сердце гулко стучало у него в груди. Неподвижный, как окружавшие его деревья, он прислушивался и присматривался. Он не уловил никакого звука или движения, однако постепенно стал различать некоторые подробности. Дверь в сторожку была приоткрыта, окна местами разбиты, в небольшой садик намело сухой травы и прочего сора, меж каменной ступенью и порогом проросла высокая трава. Он шагнул вперед и вошел в сторожку. Внутри его встретила убогость давно покинутого жилья – битые кувшины, гнутые кастрюли, солома, старое тряпье и унылая, затхлая тишина.
«Здесь никого не было с тех пор, как умер старый сторож. Все как мне рассказывали», – сказал себе вор и поспешил покинуть сторожку – здесь не на что было позариться, только запустение и память о смерти.
Он двинулся дальше, по-прежнему держась деревьев и мало-помалу приближаясь к большому дому в центре парка, окруженному собственным садом за невысокой оградой. Вдалеке на фоне закатного неба чернели башни, они возвышались над изумрудным морем древесных крон, а в просветах кое-где белел мрамор особняка, подсвеченный слабым серебристым сиянием с востока.
Вор двигался медленно и осторожно, чутко оглядываясь по сторонам, и напряженная тишина отдавалась в его ушах острее, чем самый громкий звук. Обойдя дом, он приблизился к садовой ограде с западной стороны. Багровый закат отразился в многочисленных окнах, на мгновение ослепив его, но тут же угас, и вор остался один на один с бледной громадой дома, словно уставившейся на него невидящими глазами. Все окна были закрыты: нижние скрывались за решетчатыми створками, а сквозь стекла верхних виднелись крашеные деревянные ставни.
Он еще издалека заслышал и распознал плеск фонтанов и вот теперь воочию увидел, как взлетают и опадают на фоне террасы белые переливающиеся столпы воды. Розовые кусты, давно не видавшие садовых ножниц, расползлись по всему саду; все еще напитанные солнечным теплом, они источали густой и сладкий аромат, который лишь усиливал гнетущую горечь запустения. В сгущающихся сумерках проступали странные фигуры – слишком белые, впрочем, чтобы их опасаться. Вор прокрался в угол сада, где замерла поникшая мраморная Психея, и укрылся за ее пьедесталом. Он достал из карманов нехитрые припасы и, пока ел, поминутно прислушивался и вглядывался во мрак.
Когда взошла луна, фасад дома и мраморные фигуры статуй налились бледным огнем, а сверкающая вода фонтанов вплела лунные лучи в неизменную череду своих взлетов и падений.
В кустах роз послышался шорох. Вор застыл, затаив дыхание – сердце гулко стучало у него в груди. В густеющем мраке мелькнуло что-то белое, но точно не статуя, поскольку оно двигалось, приближалось. Затем тишину ночи вспорол крик, и белый силуэт вплыл в полосу лунного света. Вор снова принялся жевать, а тем временем к первому силуэту присоединился второй.
– Вот чертовы твари, – пробормотал он себе под нос и снова отпил из фляги – и когда белые павлины растворились под сенью деревьев, ночная мгла стала еще гуще и чернее.
В лунном свете вор двинулся вдоль дома, с трудом продираясь сквозь разросшиеся кусты. Осмелев, он стал внимательно присматриваться к дверям и окнам, но все они были наглухо заперты, словно двери склепа. И чем ярче разгорался лунный свет, тем более глубокой становилась тишина.
Наконец он заметил одно небольшое окошко, довольно высоко, но как будто без ставен. Приглядевшись, он оценил высоту и расстояние от окна до ближайшего большого каштана. Затем, запрокинув голову, пошел вдоль каштановой аллеи, не отводя глаз от хитросплетений ветвей.
У пятого дерева он остановился, подпрыгнул, но не достал до нижней ветки, подпрыгнул снова, уцепился и подтянулся наверх. Он вскарабкался по стволу, провожаемый шелестом потревоженной листвы, перемахнул на соседний каштан, затем на следующий – его движения были уверенны, быстры и безукоризненно отточены. Наконец, он оказался на той самой ветви, что почти касалась своими листьями маленького окошка.
Он повис на руках и стал раскачиваться. Ветка прогнулась и затрещала, но в самый последний момент он ощутил под ногами карниз, разжал пальцы, подался вперед и прижался всем телом к окну, вцепившись обеими руками в каменный наличник. Разбив стекло ударом колена, он подождал, пока стихнет звон падающих осколков, затем отворил окно и пролез внутрь. Вор очутился в коридоре – в темноте белел длинный ряд окон, а на узорном паркете лежали полосы лунного света.
Он достал свой воровской фонарь, напоминающий высокую пивную кружку, зажег его и крадучись двинулся по коридору, то и дело прислушиваясь, пока от
