Остановись, мгновенье… - Виктория Самойловна Токарева
У Данелии было прекрасное настроение. Во-первых, закончен труд, завещанный от Бога. Во-вторых, предстояла реальная яркая выпивка. Он не пил долго, поскольку снимал, и трубы горели.
Началось торжество: тосты, закуска, выпивка, изумительно красивый деревянный зал, витражи, дух прежних хозяев, которые жили в этом особняке до революции. Говорили, что ЦДЛ (Центральный дом литераторов) – это дом Ростовых. Здесь ходили Пьер Безухов и Андрей Болконский, порхала Наташа.
Вряд ли, конечно. Всех этих героев придумал Лев Николаевич. Но хотелось верить.
Прошел час. Первым встал Куравлев и сказал:
– Я должен идти домой. Я обещал жене прийти пораньше.
Куравлев обожал свою жену.
Еще через полчаса поднялся Саша Бородянский:
– Мне надо идти за ребенком в детский сад.
– Ну, Саша… – взмолился Данелия.
– Не могу же я оставить ребенка в детском саду. Он подумает, что его бросили.
Следующим засобирался оператор.
– Сегодня футбол, – объяснил он. – Играет «Спартак».
Через два часа все разошлись. Остались двое: Данелия и я. Мне тоже надо было идти домой, но я не могла бросить его одного.
Данелия сидел печальный, преданный ближним кругом, как царь Николай II перед отречением от престола.
Я молчала. Что тут скажешь? У каждого своя жизнь, и никто не обязан сидеть в ресторане до закрытия и разделять чужое раздолье.
Данелия проговорил негромко:
– Я алкоголик, и это моя трагедия. Если бы я мог, я отдал бы весь свой успех, надел бы спортивный костюм за три рубля и пошел бы по улицам – здоровый и свободный…
Я помню, были такие хлопковые костюмы за три рубля. Темно-синие.
Через какое-то время я напомнила Данелии эти его слова.
– Я ничего такого не говорил, – отрекся он.
Видимо, это признание лежало в нем глубоко и тайно и он никогда не выносил его наружу. И теперь жалел, что проговорился. Грузины – гордый народ. Они не любят сочувствия и жалости. Предпочитают победу и превосходство. Можно понять.
Я иногда думаю: что лучше? Быть здоровым в тренировочном костюме или быть гением с трагедией в душе? Не знаю. И не узнаю никогда.
Лучше, конечно, быть здоровым и гениальным, но так не бывает. Гениальность – не норма. Норма – посредственность.
Сонечка заболела. Ее накрыла слабость, пропал аппетит.
Врачи гоняли ее от одного к другому. Никто не мог поставить диагноз да и не хотел вникать.
Однажды мы с мужем приехали к ним в гости. Я поразилась перемене. Сонечка похудела, почернела и стала похожа на старую ворону. Мои глаза вздрогнули от страха. Я поняла, что надо включаться. Сами они не справятся, ни Лева, ни Света. Они не знают: куда идти, к кому? Кому в нашей стране нужен простой человек, ничем не примечательный и без денег?
Я сосредоточилась. Медицинских связей у меня не было, но была подруга Надька, актриса. У Надьки муж – профессор медицины. И не просто профессор – звезда.
Надька жаждала славы, но у нее не получалось. Когда нет очевидного таланта, все зависит от случая. Я решила разбудить случай. Обратилась к Данелии:
– Возьми Надьку на роль жены.
Данелия, как правило, набирал актеров сам. И просунуть кого бы то ни было невозможно. Он был тугой, как ржавый замок.
– Беру, – мгновенно отозвался Гия.
Я удивилась и спросила:
– А почему ты так сразу согласился?
– Потому что мне нужна противная, а Надька противная.
Надьке я причину объяснять не стала. Намекнула, что ее пригласили за выдающийся талант.
Профессору понадобилось две минуты, чтобы поставить Соне диагноз. Это был рак почки. Почему другие врачи не могли это обнаружить? Не хотели напрягаться?
В те времена рак – приговор. От больного скрывали суровый диагноз. Сказать – значит убить.
Профессор написал заключение, вложил в конверт и заклеил, провел языком по краешку.
Я взяла конверт.
Мы вышли из кабинета. Соня протянула руку:
– Дай…
Я попыталась отвертеться, но ничего не вышло. Это «дай» было железным. Соня взяла конверт. Открыла. Прочитала. Села на стул, стоящий в коридоре. Ноги не держали. Я стала гладить ее плечи, лицо. Целовала руки. Что-то бормотала, успокаивающее. Горячее сочувствие и нежность переполняли меня до краев и выплескивались на Соню.
Вернулись домой. Соня легла на кровать лицом к стене.
Я вывела Леву на лестничную площадку и сказала:
– У Сони рак.
– Нет! – отрезал Лева. Его глаза стали круглые и злые, как у бойцового петуха.
Что значило это «нет»? Он отталкивал от себя плохую новость, он не желал ее впускать внутрь. Что это? Трусость? Эгоизм? Страх?
В эти дни мы работали над сценарием. Я сейчас не помню, над каким именно. Я пришла в дом к Гие – мрачная, погасшая. Мне было жаль мою бедную Соню.
Я попыталась рассказать в двух словах о том горе, которое пришло в наш дом, но Гия не пожелал слушать. Он не знал мою свекровь, она его совершенно не интересовала. Главное для него – «его высочество фильм», и я не имела права предавать «высочество» и отвлекаться на чье-то здоровье.
Я была частью работы и частью самого Данелии. Как может часть отвлекаться от целого?
Был назначен день операции. Оперировал молодой армянин. Золотые руки. Операция прошла удачно. Метастазы не успели брызнуть за пределы больного органа. Удалили почку, а вместе с ней рак. Всё. Точка.
Соня быстро выздоровела. Появился аппетит. Проснулась жажда жизни.
День своей операции она стала отмечать как второй день рождения. Хеппи-энд. Счастливый конец.
«Осенний марафон»
Сценарий Александра Володина. Сценарий был написан по пьесе Володина «Горестная жизнь плута».
В одном из интервью Данелия сказал: «Начиная свои фильмы, я никогда не знал, как снимать. Шел на ощупь. Действовал по принципу “Надо ввязаться, а там посмотрим” (цитата Ленина). И только “Осенний марафон” я знал, как снимать и о чем. Это история человека, который не мог сказать “нет”».
У героя была хорошая жена и хорошая любовница. А хороших людей очень трудно огорчать.
В этом сценарии я участвовала не как соавтор, а как прототип.
Главный герой – Бузыкин, его играл Басилашвили. Бузыкин, обаятельный, талантливый переводчик, мечется между женой и любимой девушкой Аллой, как загнанный зверь. Не может принять окончательное решение: туда или сюда.
Это состояние переживал и сам Володин, и Данелия, и еще девяносто процентов мужского населения страны. «Осенний марафон» – исключительно мужской фильм.
Между мной и моим прототипом Аллой – большая разница. Алла – машинистка, я – писательница. Это не одно и то же, хотя обе печатают на машинке.
Алла мечтает о ребенке, а у меня он есть. Что же общего? Женатый
