Часть картины - Анастасия Всеволодовна Володина
Вскоре он подтвердил ее догадки.
— Знаете, Софья Львовна, чем хороша работа учителя?
— Вопрос с подвохом, Николай Александрович. Не так давно одному своему другу, — бывшему другу, поправила она себя, — я так и не смогла толком это разъяснить. Возможно, оттого что для меня это тоже большая загадка.
— Вы слишком суровы — к себе, в первую очередь.
Софья ответила ему в тон, привычно подстраиваясь под чужой слог:
— Если вы так считаете… Так что же, Николай Александрович, скрашивает ваши трудовые будни?
— Наши, Софья Львовна, наши. Я заприметил интересную особенность вашей речи: вы всегда говорите «мы» о себе и ребятах и никогда об учителях.
Она шутливо вскинула руки:
— Поймали! Когда-то я пыталась избавиться от этой привычки, но не задалось.
— Я вас вовсе не осуждаю, что вы. Но это как раз подтверждает мою теорию.
— Ну не томите же, — она улыбнулась.
— Хорошо. Вот скажите, Софья Львовна, в чем чаще всего упрекают учителей?
Она закатила глаза.
— В чем нас только не упрекают.
— И все-таки?
— В длинном отпуске. В халатности. В наплевательстве. В пристрастности. В излишней строгости. В излишней мягкости. В излишнем контроле. В недостаточном контроле. В лояльности. В сухости и закрытости. В излишней открытости. В эгоистичности. В резкости. В некомпетентности. В лени. В жадности…
— В унынии, чревоугодии, гордыне, алчности, гневливости, блуде, увы, тоже, а вот что осталось? Самое главное-то, Софья Львовна? Самое больное?
Вспомнилось разъяренно-красное лицо одной почти-медалистки, которой она перекрыла дорогу тройками за криво слепленные сочинения.
Она тихо ответила:
— Зависть.
Вы специально ломаете мне жизнь. Потому что в своей ничего не добились.
— Да. Вам доставалось?
Средняя учительница в средней школе!
Софья незаметно сжала вдруг занывшую руку:
— Есть же в этом доля истины. Кто умеет, тот делает, кто не умеет, тот учит.
— Кто не умеет учить, тот руководит? Бросьте, Софья Львовна. Во всем этом есть лишь крупица правды, которая, впрочем, и бьет наотмашь.
Вы посредственность.
Девочка все-таки выпустилась со своей почти-медалью, оставив Софье ощущение замаранности.
Я-то отсюда уйду, а вы здесь навсегда застрянете.
Понадобилось время, чтобы прочистить горло и заговорить:
— Разве не логично, что учить чему-то — тем более детей! — должны лучшие в своем деле? В спорте все просто и честно. Тренером становится бывший спортсмен, зачастую чемпион. А что у нас?
Учитель немецкого, который говорит с акцентом и ни разу не бывал в Германии даже в отпуске.
Учитель информационных технологий, который не разбирается в последних информационных технологиях.
Учитель химии, который едва помнит, когда в последний раз заходил в настоящую лабораторию.
Учитель рисования, который хоть одну свою работу видел на выставке?
Учитель биологии, который боится произносить вслух названия половых органов.
Учитель экономики, который все еще смутно представляет себе значение слова «стартап».
— Как вы, однако, критичны к коллегам… Учитель русского языка и литературы?..
— Которая со времен университета не написала ни строчки.
— Отчего так, кстати? Я, признаться, наткнулся как-то на рассказы некой Покровской С. Л. в сборнике нашей с вами alma mater. Весьма любопытно, надо сказать. Прием ненадежного рассказчика всегда интригует…
(Определите случаи, в которых НЕ с причастием пишется СЛИТНО:
1) так и не_случившееся творчество.
2) не_случившееся признание.
3) совсем не_случившиеся отношения.
4) не_задавшаяся жизнь.)
— Я ведь пошла в школу.
— И?
— Школа не место для людей с амбициями. Поэтому мы сюда и идем.
— Мы?
— Мы. Но не вы. Видите ли, Николай Александрович, нельзя позвать за собой в космос, если тебе, чтоб, простите, погадить, нужно у дежурного ключ от туалета выпрашивать. Пока мы на занятиях пол-урока выясняем, кто именно на доске рискнул, гм… воздать хулу святейшему Августу, а в свободное время еще и рыскаем по чужим аккаунтам с той же целью, на доброе и вечное уже не хватает. Вы исключение из правил. Я правило. Правило и есть посредственность. Посредственности и выучивают посредственностей. — Она чувствовала, будто грубоватые отрывочные фразы произносил за нее кто-то другой. Кто-то, по чьей резкости она успела соскучиться.
— Софья Львовна, позвольте. «Сперва добейся» — удобный софистический инструмент, но не более того. Да и, бог мой, вы только представьте школы, наполненные высококлассными экспертами! Эта картина далека от утопии, поверьте мне. Я и сам преподавал в подобном экспериментальном заведении: одаренные дети и учителя, которые из таких же детей выросли или не выросли, что еще печальнее!
Во-первых, многие из преподавателей, которые были столь сведущи в своем предмете, категорически не могли его объяснить. Они уходили в непостижимые глубины, сбивались на побочные темы, которые, быть может, и имели отношение к уроку, но весьма опосредованное. Они попросту слишком сложно говорили. Потому что прекрасный ученый и прекрасный преподаватель порой счастливо совпадают в одной персоне, но не так часто, как это представляется нашим законотворцам.
Но допустим, чаяния школьников и преподавателей совпали — я уже и не говорю о том, что в таких условиях порой эти чаяния совпадают уж слишком… Но я сейчас не о том, хотя эта тема тоже весьма и весьма существенна. Браки бывших учителей и учениц видятся мне все же несколько…
— Извращенными? — подсказала Софья.
— Эк вы припечатали, Софья Львовна. А ведь супруга моя бывшая аспирантка, вы знали? Да не краснейте, я с вами согласен, если по существу. Все мы родом из… башни. Но я бы назвал такие браки, да и связи несколько порочными, поскольку укрепляют и без того излишнюю замкнутость таких мирков на себе. Этих детей помещают в образцово тепличные условия. И вот они приходят в лучшие университеты с чувством своего превосходства — и…
— Оказывается, что в этих лучших университетах они могут быть вовсе не лучшими. У нас так и было. Чаще всего впадают в депрессию и бросают учебу на первом курсе.
— Именно. Дети сталкиваются с тем, что они совершенно не подготовлены к жизни. Мы растим Эмилей, а получаем Бельтовых, только и всего. Потому я и ушел. Было в этом всем какое-то ощущение мертворожденности.
— Что ж, как ни делай, все к худшему… —
