Истопник - Александр Иванович Куприянов
В том числе – и материалами собственных жизней.
Во времени и в пространстве.
Именно поэтому автору придется совсем уже скоро уйти в побег вместе с бандеровцем Мыколой Гринько, капитаном-сапером Захаром Притуловым и отцом Климентом, Апостолом. Но об этом чуть позже.
Только 2 июля 1977 года через очищенный ото льда, не зэками, а уже солдатами железнодорожных войск, тоннель пройдет первый поезд.
Так что же?! Прикажете ждать тридцать лет?! Мы сейчас находимся в 46-м.
Исчезнут во времени все герои…
Если их не расстреляют раньше.
Впрочем, даже и здесь художественный вымысел и документалистика тесно переплетаются. Из воспоминаний Всеволода Вениаминовича Степанка, старейшего изыскателя и строителя магистрали:
«Июль, 1945 год. Это было очень торжественно и красиво. Впереди несли Красное знамя, и шел духовой оркестр. Знамя и оркестр находились впереди укладочного городка в пределах видимости. Оркестр играл бравурные марши. На работников укладочного городка было приятно смотреть. Все они были очень сильные люди, отличались красивой мускулатурой, выше пояса были обнаженные и сильно загорелые. Работали с громким присвистом, гиканьем и прибаутками. Работники от политотдела приносили им питье и легкий табак «Дюбек». Вся работа выполнялась вручную и в быстром темпе. Впереди раскладывались на щебеночный балласт шпалы, за ними раскладывались рельсы и скрепления и тут же пришивались костылями по шаблонам. Очень интересно и впечатлительно было смотреть, как костыльщики с одного удара вбивают костыль – это верх совершенства. Укладка верхнего строения в такой последовательности прошла до тоннеля (речь о Сихотэ-Алиньском тоннеле, длиной 400 метров, на Кузнецовском перевале; это следующий, за Дуссе-Алинем, тоннель – А.К.), а в тоннеле верхнее строение было уложено раньше. За тоннелем укладка шла также, как и до него. 20 июля 1945 года на разъезде Кузнецовский произошла смычка рельсового пути западного и восточного участков. На середине разъезда Кузнецовский была воздвигнута трибуна, обитая кумачом. Укладочный городок подошел с запада к уже пришитому звену с востока. Смычной костыль было предоставлено забивать Ф. А. Гвоздевскому (генерал-майор инженерно-технической службы НКВД, тот самый, под руководством которого создана книга “Байкало-Амурская железнодорожная магистраль” – А.К.) и еще кому-то. (Не Иосифу ли, ненароком, Виссарионовичу? – А.К.) Накануне Гвоздевский тренировался в забивке костылей».
Хотя мог бы не тренироваться.
Гвоздевский по молодости махал кузнецким молотом. Кувалда, конечно, не циркуль чертежника. Не самый точный инструмент. Но Гвоздевский и кувалдой владел виртуозно.
«Очень интересно и впечатлительно было смотреть». Восхищается Степанок, ветеран стройки. Переживем и мы увиденную картину показательной работы мускулистых бамовцев. Закурим легкого «Дюбека». Тем более что папиросы подносят сами работники политотделов. То есть энкаведы угощают зэков.
А Степанок между тем продолжает:
«Сразу после укладки последнего звена состоялся митинг. Был организован и пропущен торжественный поезд со многими участниками строительства. Поезд состоял из нескольких классных вагонов, платформы с оркестром, столовой и запасом верхнего строения. По пути следования в него подсаживались многие из руководителей. Пока поезд двигался от Комсомольска до Советской Гавани, над ним летали самолеты нашей авиагруппы».
Оставим на совести старейшего изыскателя описание красивых людей, работающих с молодецкой удалью. Гикали-то и свистели не комсомольцы-добровольцы, а зэки! Может, их специально откормили? Костыль забивали с одного раза! С прибаутками. Интересно, получилось ли также ловко у генерала Гвоздевского заколотить памятный костыль?
Как его заколачивали сноровистые зэки.
Костыль ведь – тот же гвоздь. Только больших размеров.
Гвоздевский и гвоздь… Случайная, в нашем повествовании, игра слов.
Здесь важно другое.
Подобные праздники устраивались по всей стройке-500. Значит, и на перевале Дуссе-Алинь он мог тоже случиться. Сам сюжет киноромана привел нас на митинг. Возвращаемся на перрон у Дуссе-Алиньского тоннеля.
На импровизированном перроне, сколоченном из неотесанных, но вкусно пахнущих деревом досок, стоит празднично одетая, большевистская, по грубому выражению Сталина, сволочь. В плащах-регланах, в полувоенных кителях и в фуражках с малиновыми и синими околышами. Есть высокие и строгие люди в гимнастерках и кожаных плащах. Руководители стройки. Их жены одеты в бархатные и крепдешиновые платья, многие в туфлях на каблуке. Меховые горжетки наброшены на плечи, особо важные дамы с лисами-чернобурками на плечах.
У некоторых женщин на лице искусственные мушки.
Кокетливые шляпки, вуали на лицах.
Бамлаговская номенклатура.
Яркая помада на губах, контрастирующие с окружающими скалами и тайгой наряды как бы призваны сказать зрителю: «Да! Мы в тысячах километрах от Москвы. Далековато от музеев, театров и концертных залов. От кафе, ресторанов и танцплощадок. Мы в зэковской глухомани. Но мы остаемся людьми. В смысле музыки и шляпок. И мы будем сейчас тоже праздновать!»
Мы, конечно, наблюдаем не тот изысканный, ставший историческим бал, который когда-то устраивал в Москве начальник иностранного отдела НКВД Слуцкий. Главный разведчик республики. Мужчины на том знаменитом празднике были в белых кителях с золотым шитьем, при кортиках, брюки ярко-голубого цвета. Новую форму для высших офицеров НКВД ввел Ягода. Хозяин любил все царское, а Ягода хотел угодить Сталину. Дипломаты в смокингах, дамы в длинных вечерних платьях. А над ними висит зеркальный шар. Он подвешен к потолку и вращается, разбрасывая блики света и создавая иллюзию падающего снега. На многих участниках бала НКВД маски и маскарадные костюмы.
Карнавал счастья!
Он оказался сатанинским.
Хотя ни Воланд, ни Сталин на балу не присутствовали.
Начальника внешней разведки Слуцкого отравят ядом.
Почти все участники знаменитого вечера будут расстреляны.
Золотые кортики, погоны-эполеты…
Эх-эх!
А на Дуссе-Алиньском перевале сейчас пошел настоящий, а не искусственный снег. Так здесь бывает в мае. Неожиданно налетает холодный ветер. И заряд белой крупы, той, что лежит на уступах портала, больно сечет лица.
Словно сам черт плюется из каменного ущелья.
Побуянил и стих.
И опять солнце.
На трибуну поднимаются почетные гости из Москвы. Члены Политбюро ЦК ВКП(б). Они обмениваются значительными фразами, изредка шутит Хрущев, исподтишка поглядывая на Кобу. У Сталина глаза пристальные, немигающие и с желтоватым отливом. Как у интенданта Савёнкова из города Свободного, который привез тоннельщикам траченные войной телогрейки. Рысьи глаза.
Сталин привез на Дуссе-Алинь другое. Веру в будущее.
На самом деле такого, конечно же, не было.
Историками не отмечено факта прибытия Сталина на строительство новой дороги. Он и из Кремля-то выходил редко.
Все больше прятался по дачам, ближним и дальним.
В данном эпизоде киноромана времена встретились и перемешались.
И сейчас вы поймете почему.
Рядом со Сталиным стоит…
Неужели не догадались?!
Они мирно беседуют.
Ну хорошо-хорошо!
Не Путин, а человек, похожий на Владимира Владимировича. Его называют Гость из Великого Будушего. Он одет в современную куртку «Аляску» с меховой оторочкой по капюшону.
– Можно ли было избежать жертв, Иосиф?! – строго спрашивает человек, похожий на Путина.
Он с диктатором на «ты».
– Видишь ли, Володя… – с некоторой грустью отвечает Сталин.
Иосиф последнее время вообще грустит много.
Но скоро грусть пройдет. И
