48 минут, чтобы забыть. Фантом - Виктория Юрьевна Побединская

— Я переговорю с ним позже, — отвечает Джесс. — Пусть затаится на время.

— А нам? — спрашивает Шон. — Будем искать отель?

— Ты спятил, что ли? Мы все перемазаны кровью. Полиция окажется там раньше, чем успеем ключ в дверь номера воткнуть.

— Тогда куда? — Другой бы парень на месте Шона разозлился, но он молча сверлит лобовое стекло взглядом.

— Держись этого шоссе, дальше я покажу.

Я бросаю взгляд на лицо Ника. Его глаза по-прежнему закрыты, темные волосы непослушными прядями прикрывают глаза, еще сильнее подчеркивая темные круги под ними. Мне хочется стереть с его лица всю боль, прогнать тревоги, заставлявшие его брови хмуриться, увидеть кривоватую улыбку, но я понимаю, что причина всех бед в его жизни — я сама.

Слеза скатывается из уголка глаза, стекает по носу и падает на руки, оставляя белую дорожку на красном фоне.

— Он сильнее, чем тебе кажется, — подбадривает Джесс, хотя, судя по взгляду, в своей голове он уже уничтожил меня минимум трижды. Ведь если бы не я, Ник не был бы ранен. Но вслух в мой адрес не звучит ни одного упрека. — Обычно говорят, что выживает не тот, кто сильнее, а тот, кто хочет жить. Будем надеяться, у Ника есть повод.

Я закрываю глаза и беру Ника за руку. Мои пальцы сами переплетаются с его разбитыми. Единственный звук, который я сейчас слышу, это его дыхание. Весь остальной шум: рев двигателя, скрип кожаного сидения, стук пальцев Шона по рулю — растворяется. Всё вокруг исчезает. Только я и Ник. Во тьме. Секунды превращаются в часы, удары сердца — в оставленные позади мили. Все будет хорошо, убеждаю я себя. Мы снова вместе. Наступит завтра, и тогда мы точно что-нибудь придумаем.

Один за другим мимо проносятся фонарные столбы, машина съезжает с центрального шоссе. В темноте не ясно, куда ведет нас Джесс. Ник все также не подает никаких признаков жизни, и, чтобы не сойти с ума от мыслей, я нарушаю тяжелое молчание:

— Куда мы?

— Если я правильно прочитал знак… — отвечает Шон, но Джесс его тут же прерывает:

— Не стоит.

Он до сих пор не доверяет мне.

— Да плевать, — машу я рукой и отворачиваюсь.

Я не замечаю, когда машина останавливается. Куда мы приехали тоже. Всю дорогу мои глаза были либо закрыты, либо прикованы к Нику. Шон помогает вытащить его из машины. Джесс светит перед собой фонариком, уверенно шагая к дверям обветшалого здания. То ли дом, то ли служебное помещение. Ночью совершенно не ясно.

Джесс несет Ника по узкому коридору в небольшую комнатку и прямо перед моим носом захлопывает дверь. Я вдыхаю, пытаясь успокоиться, размыкаю онемевшие от напряжения пальцы и делаю неуверенный шаг. Деревянный пол под подошвами ботинок скрипит, и от каждого движения вверх поднимается облачко пыли. Змейкой по полу гуляет сквозняк.

Касаясь пальцами стен, я медленно иду, привыкая взглядом к темноте. Гул шагов становится все звонче. Вот это акустика!

Внезапно холодный кирпич под моими пальцами превращается в ткань и, потеряв опору, я падаю на колени. Осторожно приподняв занавес, встаю, оглядываюсь по сторонам и ахаю. Потому что нахожусь прямиком на сцене.

Лестницы с деревянными перилами изгибаются вдоль стен, на которых под резными потолками высятся балконы и ложи.

Это театр.

— Выглядит впечатляюще, верно? — раздается голос сбоку, и я резко оборачиваюсь.

— Боже, Шон, как ты меня напугал, — я обхватываю его руками вокруг шеи и обнимаю на столько крепко, насколько позволяют силы. — Я так рада, что ты цел. Где Арти?

Я не видела парней всего день, но такое чувство, будто прошло несколько суток.

— Он с Рэйвен в другой машине, — шепчет Шон и аккуратно отстраняется, пристально разглядывая мое опухшее лицо. — Они в порядке. Оба. А что случилось с тобой?

— Давай не сейчас, — прошу я. — Здесь есть место, где можно смыть с себя все это?

Шон кивает:

— Думаю, мы сможем найти воду, чтобы привести тебя в порядок.

Спустя полчаса я все еще «привожу себя в порядок», если оцепенелое бесцельное блуждание можно таковым назвать. В итоге сажусь на мягкое сиденье в партере. Ждать, когда Джесс вернётся с новостями. Мне нужно немного побыть одной, чтобы успокоиться прежде, чем я снова его увижу.

Я закрываю глаза и откидываюсь на сиденье. Здесь холодно. Вокруг пахнет пылью. Странно осознавать, что когда-то это здание было наполнено людьми. Оно как старый заколдованный замок, темный и неживой. Только фонарь, одиноко стоящий на соседнем сидении, освещает клочок тьмы.

Позади раздаются шаги, но я не удосуживаюсь даже обернуться. Шон накрывает меня толстым пледом, найденным скорее всего где-то в гримерных, и садится рядом.

— Итак, мы снова вместе, — говорит он, упираясь локтями в колени.

— Как в старые добрые времена, — тихо отвечаю я.

— Не стоило мне разрешать тебе идти.

Шон действительно выглядит так, будто ненавидит сам себя за то, что его план не сработал. Я мотаю головой:

— Если кто-то и должен с отцом разобраться, то я. И ты это знаешь.

— Кто тебе теперь позволит.

Я грустно хмыкаю.

Никто из нас больше не хочет говорить. Мы сидим вдвоем в тусклом свете, отрезанные от остального мира, который давным-давно спит. Оба на грани, поэтому нужны друг другу, чтобы не сорваться.

Чем больше проходит времени, тем тревожнее становится на душе. Ведь если бы Нику стало хуже, Джесс бы сказал?

Наконец я слышу хлопок двери. Мы с Шоном переглядываемся.

Он предлагает руку, помогая встать, и мы вместе идем к комнате, куда положили Ника. Я изо всех сил пытаюсь унять снова разбушевавшееся сердцебиение.

— Сначала ты, — говорит он, давая мне право на приватность.

Дверь поддается легко, и я осторожно закрываю её за собой. В нос тут же бьет запах антисептика, крови и мыла.

Комната, кажется, бывшая гримерная, на первый взгляд полна всяким хламом, как будто театральная