НЬЮ-ЙОРКСКАЯ КАРМЕН - Петр Немировский
Вытерев слезы, она отряхнула подстилку, сложила ее в сумку. Взяла в руки шлепанцы.
— Отличная сцена! Браво! Брависсимо! — раздался неподалеку за спиной знакомый мужской голос, и Стелла от неожиданности вздрогнула.
***
Они приближались к ее дому. Высокий, элегантно одетый мужчина нес раскрытый зонт. Стелла держала мужчину под руку.
— Роберт, это твоя новая машина? — спросила, указывая на серебристый «Ягуар», припаркованный возле ее дома.
— Да, недавно купил, — ответил он. — Не знаю, правда, долго ли буду на ней ездить. Ты же знаешь, мне машины быстро надоедают.
Вытянув вперед руку и убедившись, что дождь закончился, мужчина сложил зонт:
— Значит, сука, ты хочешь опять работать на меня?
— Да, я возвращаюсь.
— Окей. Я всегда знал, что ты умная девочка, которая очень любит деньги, за это я тебя ценил. Что ж, ты будешь получать самых богатых клиентов, таких же, с какими ты еб...сь, когда работала на меня. Поняла?
— Спасибо, Боб. Мне сейчас и вправду понадобится много денег. У меня сейчас серьезные неприятности. Через пару дней я отсюда уеду, куда-нибудь подальше, может, в Бронкс. Еще мне нужно будет сменить имя.
— Вот видишь, у тебя проблемы. А я тебе предупреждал, советовал не уходить из моего бизнеса, помнишь?
Стелла ничего не ответила. Она чувствовала, как ее накрывает тяжелая волна беспомощности и отчаянья.
Они уже стояли возле ее дома. Мужчина положил руку ей на плечо и улыбнулся.
— Знаешь, сука, а мой шланг иногда сильно скучал по твоей горячей пуси, — рывком он притянул ее к себе и насильно повел к ее дому. — Пошли потрахаемся.
Она вначале податливо пошла, но неожиданно вывернулась из его рук. Пристально взглянула мужчине в лицо. Подумала, что по этим мертвым глазам сутенера хорошо бы полоснуть бритвой. Или выцарапать их когтями. Но вместо этого, расхохотавшись, промолвила:
— Боб, скажу тебе правду. Моя горячая пуси тоже соскучилась по твоему шлангу.
В обнимку они вошли в дом, где жила Стелла. В комнате вспыхнул свет. Она подошла к окну и перед тем, как задернуть штору, бросила пронзительно-печальный взгляд в направлении дома, где жил Осип.
Глава 13
— Безобр-разие! Настоящее безобр-разие! — Осип ходил по комнате, сопя часто и глубоко. — Чер-рт знает что! — он метнул взгляд на Арсения, стоявшего в углу с виновато опущенной головой, и на Тоню, которая с растерянным видом сидела за столом и вертела в пальцах свою любимую «невскую сушку» с маком.
Засопев, он развернулся и широким шагом вышел из квартиры. Прошелся по зеленому дворику, где повсюду валялись Арсюшины игрушки. Нашел то, что хотел, — большой пластмассовый корабль. Подхватив с земли корабль, поднял его перед собой на вытянутой руке и сделал медленное движение, словно пустил корабль по воздуху вплавь.
Затем постучал в одну из наружных дверей.
— Кто там? — раздался голос Эстер.
— Это я. Осип. Сосед.
— Входи.
— Понимаешь, Эстер. Я очень извиняюсь... Я его наказал. Я до того растерян, что просто не знаю, как такое могло случиться, — мямлил он, стоя перед Эстер, как провинившийся школьник в кабинете директора.
Эстер сидела на канапе, в длинной черной юбке и черной блузке; черная шляпка на ее круглой голове полностью скрывала волосы.
На столе лежали коробки с выпечкой, стояли бутылки пепси-колы. И цветная фотография Джеффри в черной рамочке. В шляпе, сдвинутой на затылок, в рубашке с расстегнутым воротом, Джефф счастливо улыбался. Весь его образ светился свободой и беззаботностью.
Осип сделал этот снимок неделю назад, когда они с Джеффом сидели во дворике, пили водку и болтали о всяком разном. В какой-то момент, от нечего делать, Осип направил на него объектив фотоаппарата. Как оказалось, это был последний снимок Джеффри при жизни — на редкость удачный, словно Джефф решил остаться в памяти людей, его знавших, именно таким — счастливым и элегантным, влюбленным в этот мир...
— Да, я все понимаю, — отвечала Эстер, шмыгнув носом. — Извини, Джозеф, но ведь ты еврей. Как же ты мог так воспитать своего сына?...
Осип молчал.
Из другой комнаты вышел Мойше. На нем была белая, в этот раз совершенно чистая рубашечка и новые штанишки. За лето и без того темный Мойше вовсе почернел, обуглился на солнце — настоящий правнук индейца. Но с пейсами. Завидев Осипа, он недоуменно раскрыл рот и часто заморгал.
— Иди сюда, мой родной, — Эстер поправила на голове подошедшего Мойше ермолку и, видя, что сын не хочет уходить, посадила его на свои толстые колени. — Все будет нормально, мой хороший, не переживай. Мы останемся в Seagate. Ребе поговорил с хозяином дома, мы можем не платить за квартиру целых три месяца, пока я не начну работать. Или ты хочешь вернуться в Денвер? Скучаешь по сестре? Я тоже скучаю по Пэм. Но она сюда к нам ехать не хочет. А у твоего папочки там новая герлфренд.
Она гладила сына, а Мойше завороженно смотрел на Осипа, вернее, на чудный корабль в его руках. Черный флаг с черепом и костями, пушки в амбразурах, пираты в трюме.
— Родители Джеффа, эти сраные профессора, так и не приехали из своего Кентукки на похороны, — сказала Эстер.
Она уже не выглядела убитой горем, как несколько дней назад. Первые дни траура — шивы — миновали, унося шок от внезапной смерти мужа. Теперь Эстер даже иногда улыбалась, хотя еще легко пускала слезу. Она была не удручена, а скорее растеряна, не знала, как приспособиться к новой ситуации, к своему положению вдовы.
— Да, печально... Так доподлинно и неизвестно, отчего он умер? — спросил Осип, присаживаясь на стул, и тут же мысленно укорил себя за этот, по сути, глупый вопрос.
О причине смерти Джеффри в Seagate было известно всем, кого это интересовало. Но, дабы не бросать тень на умершего и не позориться самой, Эстер говорила всем о якобы обширном инфаркте. И эта ложь привносила в траур
