Как (не)родные - Лада Ражинскас
– Ладно. Главное до утра не забыть об этом.
– Не забудешь. До встречи!
Комментарий психолога Алёны Пряник
Это рассказ про поддержку, дружбу и то, как важно делиться переживаниями с близкими. Почему это важно? Выражение переживаний терапевтично само по себе – оно избавляет от одиночества и дает возможность контейнировать сложные чувства.
Авторка показывает близкие взаимоотношения между подругами. Опыт дружбы очень важен, так как, в каком-то смысле, это наш первый опыт отношений вне семьи. Умение дружить отражает и возможные варианты поведения с партнером. В рассказе девушки кажутся искренними друг с другом, поддерживающими. Чувствовать 100% принятие себя кем-то другим крайне ценно для каждого.
В рассказе также поднимаются тема жизни и смерти, с ней появляются маленькие и большие смыслы. По структуре он в некоторой степени напоминает психологическую технику «Линия жизни», когда жизнь клиента рассматривается в трех плоскостях: прошлом, настоящем и будущем времени. Героине снится сон «из будущего». Оттуда все выглядит иначе, видны по-настоящему значимые моменты, события, люди. Побыть в своем хоть и иллюзорном будущем важно, чтобы взглянуть на себя со стороны, увидеть свой путь в более широком формате. Это позволяет оценить происходящее с позиции наблюдателя и внести соответствующие коррективы.
В тексте звучит и экзистенциальное переживание. А что дальше? После смерти. Фантазии на эту тему снижают внутреннюю тревогу, дают надежду и опору. Чувствуется, что для автора важна связанность с близкими и «до», и «после»
Лада Ражинскас. «Путь»
Лишь на минуту я почувствовала удовлетворение – наблюдая за тем, как летит из окна одежда Германа. Я выбросила ее с разорванными клочками надежд.
На повторе звучало: «Я недостаточно хороша», и что-то неистовое, дикое начинало просыпаться внутри и придавать сил. Как сейчас помню его слова:
– Э, ты чем гладила мои рубашки?! Ты вообще нормальная?
Где твоя голова потерялась?
Что за помои ты сварила? Ты пробовала?!
– Что?! Нормальная ли я? Помои?! Вот сейчас суп станет вкуснее, дружище!
Я схватила непочатую банку с солью и бухнула в кастрюлю целиком.
Дома недостаточно чисто?! Ха!
Я начала в бешенстве сбрасывать с полок вещи, топтать и мять их…
Потом распотрошила шкаф и добралась до ненавистных накрахмаленных рубашек. За спиной услышала оглушительное рявканье: Герман угрожал, что вызовет мне психбригаду.
В этот момент – получив в свой адрес очередную порцию оскорблений – я наконец проснулась: вдруг в сознании что-то щелкнуло и развернуло его на 360 градусов. Морок в моей голове рассеялся.
Остался лишь терпкий металлический привкус во рту, словно я отравилась. Годы тщетных попыток наладить отношения обесцветили мою жизнь.
Мои старания быть идеальной всегда подвергались жесткой критике и обесценивались.
В тот вечер колокольчик в моей голове звенел снова и снова: «Очнись, девочка! Остаться с ним – билет в один конец».
Живот словно вторил этому звону болезненными сокращениями, напоминающими схватки. Тошнило. В груди резкое жжение. Сердцебиение пульсировало в ушах – не хватало воздуха. Мое тело давно не могло справиться с тем, что происходило у меня в жизни.
«Опять вызывать скорую?! Что за цирк? Они уже наизусть знают наш адрес». Надеясь, что станет легче, я с трудом накапала в чашку успокоительное: тремор нужно было унять. Вскоре показалось, что боль отпустила, но я будто перестала существовать.
Дольше терпеть это было невыносимо – сработал инстинкт самосохранения.
Мое измученное тело подошло к кладовой, достало чемодан и собрало вещи, не слыша криков Германа. Перед тем как уйти, я окинула взглядом разгромленную комнату, где позволяла уничтожать себя. Вскользь посмотрела и на него, горланившего посреди этого развала. На этот раз я ни о чем не жалела.
Тело наполнилось пустотой. Агония последних лет была завершена.
Я возвращалась в родительский дом и думала, что же удерживало меня столько лет с этим человеком.
Настолько мы разные. Почему я так долго терпела этот ад?
Мы познакомились, пережидая дождь под одной крышей.
Герман был вдвое старше меня и очаровал сразу. Похожий на Аполлона, он чем-то напоминал отца… Глядя на его высокие скулы, крепкий подбородок и маленький шрам у густых бровей, я чувствовала себя в безопасности. Герман смотрел на меня прищурившись, не моргая.
Мы встречались около года и съехались в день моего шестнадцатилетия, когда мама забыла меня поздравить.
У нее давно была своя жизнь, новый брак, ребенок. Там не осталось места для меня.
С ним же я чувствовала себя любимой – видимой. У меня наконец-то появилась семья.
Я светилась счастьем, когда он водил меня в парк аттракционов.
Крепко сжимая его теплую шершавую руку, я ела абрикосовое мороженое в вафельном рожке и расплывалась в улыбке, щурясь от лучей весеннего солнца. Замерзнув, я любила уткнуться носом в его шею и вдыхать родной запах. Запах, возвращающий меня в детство.
Когда я была маленькой, папа часто носил меня на руках. А я, обняв его за шею, сидела у него на коленях и чувствовала блаженство. Волна безмятежности разливалась по всему телу. Это было счастье!
Счастье – быть любимой дочерью своего папы.
Но все когда-нибудь заканчивается.
Помню день, когда закончилось мое детство.
Родители долго выясняли отношения, громко крича друг на друга. Барабанные перепонки дребезжали от воплей – меня сковывал страх. Я, восьмилетняя, спряталась в шкафу, руками обняв колени. От напряжения сжимала кулачки так сильно, что на ладошках остались следы от ногтей. Ждала, когда же они прекратят: казалось, это мучение длилось вечно. В какой-то момент меня захватило ощущение, что виновница скандала – это я. Судорожно вспоминая, что же
