Антон Макаренко - Марш 30-го года
Дежурный по коммуне в ответ на рапорт говорит:
- Есть#24.
Рапорты окончены, все опускаются на стулья, а на месте ДК появляется очередной председатель, назначенный вчерашним приказом, и секретарь.
- Обьявляю общее собрание коммунаров открытым.
Председатель заглядывает в кучу рапортов с особыми замечаниями, специально отложенных ДК.
- Тетерятченко!
Тщедушный Тетерятченко выходит на середину зала. На блестящем паркетному полу под главным фонарем он становится в позу "смирно".
- В рапорте старшей хозяйки отмечено, что ты разбил чашку, - говорит председатель.
Наиболее распостраненный ответ коммунаров на такое обвинение:
- Я ее не разбил. Она стояла, а я подошел к ней и хотел взять в руки, а она распалась.
Коммунары вегда помнят, что еще в прошлом году я предложил им отвечать так:
- Я посмотрел на чашку, а она распалась.
Чашек у нас уже не хватает. Многим в столовой приходится ожидать, пока освободятся чашки. Я умышленно не покупаю пополнения, и все ребята догадываются почему: бейте, значит, - посмотрим, чем это кончится. Неудобство от недостатка чашек огромное, но все знают, что меня лучше не трогать, потому что я скажу: "Чашки были пополнены три месяца назад. Денег на новое пополнение нет". Поэтому никто и не заикается о пополнении.
Волчок просит слова:
- Я думаю, что с чашками как-нибудь нужно что-то сделать. Каждый день бьют. Или не давать таким, как Тетерятченко, - он где ни повернется, так испортит что-нибудь. Надо греть таких раззяв.
Собрание склонно последовать этому совету, но у каждого на совести есть чашка или тарелка, поэтому прения не развиваются.
Я вношу предложение: придется купить аллюминевые, эти не будут биться. В зале начинают сердиться. С места говорят:
- Ну, аллюминевые!
Председатель строго говорит Тетерятченке:
- Садись ты. Да смотри, в другой раз осторожнее поворачивайся вокруг посуды.
Тететрятченко, довольный, что дешево отделался, салютует председателю и отправляется на свое место.
Председатель снова заглядывает в рапорт.
- Лазарева и Пономаренко.
На середине две небольшие девочки, однако они умеют уже кокетливо жеманиться и демонстрируют сразу и смущенную застенчивость и пренебрежение к собранию. Они - новенькие, их только недавно прислала к нам комиссия по делам несовершеннолетних. Жили они еще совсем недавно в какой-то наробразовской колонии и своим "поведением" и решительным нежеланием подчиниться авторитету педагогов заслужили удаление из колонии.
Пономаренко - постарше, у нее выцветшие прямые волосы, челка почти закрывает глаза. Она задирает голову и все время вертится.
С краев зала несколько голосов кричат:
- Стань смирно! Что ты танцуешь?
Пономаренко вихляет ногой и бурчит:
- А вам не все равно?
На сцене, где всегда заседают самые активные пацаны, кто-то не выдерживает и, не получив слова, приступает сразу к речи:
- До каких пор это будет продолжаться? Они даже на собрании вести себя не умеют.
Председатель строго осаживает горячего оратора:
- А ты чего кричишь? Тебе давали слово?
- Ну, так дай слово.
- Говори.
Со стула подымается небольшой кучерявый Гершанович и начинает говорить, жестикулируя правой рукой над головами сидящих впереди товарищей:
- Я думаю, что с Пономаренко нечего возиться. Сколько уже раз она давала слово, а все равно каждый день на середине, да еще выйдет и ломается, как будто она барышня какая. Надо отправить ее, откуда пришла. На что нам такие?
Пономаренко, окинув Гершановича сердитым взглядом, намеренно резко говорит:
- Ну и отправляйте! Что ж, подумаешь, нужно очень!
В зале подымается возмущенный шум. Со всех сторон раздается:
- А что ж, на твою челку смотреть будем?
- Да, конечно, отправить ее в комисиию!
- Пацанов сколько в коллекторе ждет вакансии в коммуне, так тех не берем, а эту держим, не видели ее ужимок!
- Пусть едет в Волчанск и там ужимается, сколько хочет!
Председатель с трудом наводит порядок в зале:
- Вот спросим, что еек командир скажет. Вехова, что сегодня случилось?
Вехова, румяная девочка лет шестнадцати, аккуратненькая и приветливая, как всегда склонив голову немного набок, подымается со стула:
- Да сегодня они с утра в мастерской все грызлись из-за какой-то катушки. Их несколько раз и я останавливала, и Александра Яковлевна, и все девчата. Перестанут, а потом опять начинают. А сегодня после обеда, когда только что пришли на работу, они вцепились одна другой в волосы и такое подняли, что пришлось дежурного по коммуне вызывать.
В зале хохот. Сам председатель смеется. Из-под экрана кто-то из малышей старается всех перекричать:
- Их надо остричь, надо, тогда не за что будет хвататься!
Слово берет Редько:
- Я думаю, что тут все девчата сами виноваты...
У девчат:
- О, придумал, уже мы виноваты!
- Да, виноваты! Как это можно не справиться с ними? Пусть у нас в цехе попробуют драться! А если у вас нет силы их примирить, так держите всегда под рукой ведро с водой или огнетушитель повесьте.
Взрыв смеха настолько заразителен, что и сами обвиняемые смеются. Редько раздражается:
- Вот, смотрите, они еще смеются!
Председатель отмахивается от Редько и дает слово Воленко. Воленко всегда старается встать на сторону "униженных и оскорбленных"....
- Чего все так напали на девчат? Чем они виноваты? Только недавно прибыли, никакой культуры не нюхали. Нужно было им разьяснить.
Из угла девочек возмущаются:
- Мало им разьясняли! И мы сколько раз, и здесь на общем собрании, и воспитатели уже с ними разговаривали да уговаривали, и в комсомол их вызывали, да и сам Воленко брался.
- Надо все-таки и дальше продолжать, пока они не станут культурнее, а то они еще совсем, как дикари.
Пономаренко быстро оборачивается к Воленко:
- Сам ты дикарь! Нужны кому твои разговоры!
В зале опять смех.
- Садись, Воленко, пока цел.
Слово получает Сопин. Он сегодня серьезен:
- Довольно уже с ними возиться! Я считаю, что разговаривали довольно. Надо с ними построже. Нужно запретить им работу в мастерской - вот что, раз они там себе прически только портят. не пускать их в мастерскую, пускай уборкой занимаются.
- Правильно! - кричат со всех сторон.
Председатель видит, что вопрос выяснен.
- Можно голосовать? - спрашивает он дежурного заместителя.
Наложить взыскание имеет право и сам ДЗ единолично, если проступок не представляет собой ничего необыкновенного, но всегда считается полезным передать карательные полномочия общему собранию#25. Для голосования наказания все-таки необходимо согласие ДЗ.
- Не возражаю.
Предложение Сопина принимается единогласно. Пономаренко и Лазарева направляются к своим местам, но председатель останавливает:
- А салют?
Они нехотя салютуют.
На другой день они убирают в саду и в коридорах, но уже к вечеру приходит ко мне Вехова и говорит:
- Там Пономаренко и Лазарева просят, чтобы их простили. Говорят, что никогда так не будут делать.
- Так я же не могу, ведь общее собрание постановило.
- И я им говорила, а они все-таки просят.
- Ну вот, сегодня на собрании поговорим.
Вехова уходит, а через пять минут в кабинет потихоньку просовываются Пономаренко и Лазарева и, увидев, что в кабинете никого нет, шепчут:
- Если вы нас не можете простить, так не нужно на общее собрание ставить вопрос.
- Почему?
- А ну их! Это хлопцы опять смеяться будут.
- Ну, а в самом деле, разве не смешно, что вы в мастерской в драку вступаете, как петухи? Что же делать! Общему собранию трудно не покориться. Я советую вам все-таки сегодня как-нибудь помириться с собранием.
Они молча уходят.
На собрании я сообщаю после выяснения всех очередных вопросов:
- Вчера мы довольно строго наказали двух девочек. Сегодня они хорошо работали на уборке и просили меня и командира шестого, чтобы с них наказание сняли. Больше драться они, конечно, не будут.
- Ну что ж, можно и амнистировать, - спокойно басит Похожвй, командир девятого.
Волчок хлопает по плечу сидящую рядом с ним Пономаренко и говорит:
- Такая славная девочка, только бы на басу играть, а она - в прическу.
В зале улаыбаются.
Председатель мирно спрашивает:
- Так что ж, может, и в самом деле на этот раз?..
Редько со смеющимся, всегда довольным лицом поворачивается во все стороны:
- Оно и не следовало б прощать, да так уже, для хорошего вечера...
- Возражений нет?
- Нет! - кричит весь зал.
Председатель обращается в ту сторону, где спрятались за спинами товароищей виновницы торжетсва:
- Ну, смотрите, собрание вас прощает. Ну, а если еще такие драки будут...
- Ладно, - говорит Пономаренко.
- Редько серьезно поправляет:
- Не ладно, а есть.
- Ну, есть.
В зале смех.
Почти каждое общее собрание начинается с вызова бенефициантов на середину. Но большей частью их бывает очень немного и притом с пустяковыми провинностями. А бывает не раз, что командиры только быстро чеканят салюты:
