Тремориада - Валерий Еремеев
Мы отошли уже так, что дороги не было видно, но шли параллельно ей. То – прыгая с кочки на кочку, через мокрый как пропитанная губка мох, то – обходя заросли кустарника, поднявшись на возвышенность. – В какую жопу ты меня затянул? – спросил я. – В редкую. Тут светло и берёзками пахнет. – Может, зубы тебе выбить? К потешным речам – по-тешная дикция. – Да не парься. Я нас сюда затащил, я нас отсюда и вытащу. – Однако уж полдня я сам себя тащу! – серчал я на Лысого. Сошли с трассы, я промочил одну из своих люби-мых ног. А ею ещё топать и топать. И вообще – это Лысый завёл меня туда. Надежда на то, что, вернувшись на дорогу, нам удастся остановить попутку, у меня пропала. Семь часов мы про-топали, и ни одна машина не стопорнулась на наши ожив-лённые, а после всё более вялые голосования. Как нас за-несло туда? Да самым нелепым образом. Поздним вечером мы с Лысым сидели у него дома, попивали пиво. Вдруг – телефонный звонок. – Это ж безумие, меня сейчас тревожить, – сказал Лы-сый телефону, снял трубку и вдруг очень обрадовался. Это оказался – ой-ё! – армейский дружок. Буквально Братуха. Который вскорости будет проклят мной во мхах заполяр-ных. Кстати, жил он в городе Заполярный. Этот “ой-ё” позвал Лысого в гости. Ну, и меня заодно. Сказал, что денег у него полно, и главное тут – чтобы у нас хватило на дорогу туда. А там всё будет. Волшебная фраза. Редкий человек устоит. Потому как редко у кого всё есть. С деньгами у нас был напряг, поэтому, когда пиво за-кончилось, в магазин мы не побежали. На билеты в одну сторону хватило бы. Лысый выделил мне диван, и я зано-чевал у него. Показалось – едва успел закрыть глаза, как друг уж затормошил меня за плечо. – Оставьте меня, я живой, – пробурчал я, натягивая одеялко на голову. – Ту-ту-ру-дуу! – притворился Лысый горнистом. – Чего ты мне: ту? Чего: ру-дуу на ухо спящее? – Просыпайся, ухо спящее, буди остальной организм. Пора собираться. – Вот, ты, блин! Вот, ты, нафиг! Ну, нельзя ж так с бо-жьей тварью обращаться. Вот так вот брать за плечо и тор-мошить, тормошить. Что я, тормашки какие-то? – А как мне Вашу Милость будить прикажете-с? О, тут я, прикрыв глаза на мечтательной физиономии, сказал: – В полдень, под плеск шампанского, наливаемого в бокал грудастой горничной Луизой. – А в шесть утра, под плеск “утки”, меняемой гру-дастой санитаркой бабой Клавой, ты просыпаться не хо-чешь? – Ну, вот, ты, блин. Ну, вот, ты, нафиг, – опять забур-чал я и сел на диване. – Сколько сейчас времени-то? – Полшестого. – Типун тебе на язык! – простонал я и вновь упал на подушку. – Да вставай же! Мы ж собирались к моему корешу. – Мы… Какие вы быстрые. – Кончай придуриваться, вставай. Я пошёл себе чай наливать. – Вот мне нравится это “себе”! А как насчёт того, что мы в ответе за того, кого разбудили? – Оттягивал я момент расставания с удобным диванчиком. Когда я со всклокоченными волосами зашёл на кух-ню, Лысый уж вовсю хлебал чаёк. – Умылся б сходил, – хохотнул он и откусил полпече-нюшки. Я глянул на оставшиеся четыре печеньки и сказал: – Сначала чай. – Думаешь, все хотят тебя объесть? – Нет, только ты.
Через полчаса мы уже отправились на вокзал. В голове шумело лёгкое похмелье. Я вообще сомневался, что хочу куда-то ехать. Но мозг отказывался в этом разбираться, по-зволив телу плыть по течению. Не зная расписания, мы все же поспели вовремя. Кассирша сообщила Лысому, что наш автобус отправля-ется уже через пять минут. Денег оказалось как раз на два билета. – Держись меня, братуха, и сказка станет былью, – сказал Лысый, подтолкнув меня плечом к выходу с авто-вокзала. Как только автобус тронулся, я откинулся на спинку сидения, закрыв глаза. И дорога быстро убаюкала меня. Меня ожидал невиданный друг Ой-ё, и невиданные блага в невиданном городе. Проснулся я с идиотской улыбкой. За плечо меня тор-мошил морпех, метра два ростом, в чёрном берете. “Сколько ж можно меня сегодня тормошить?” – по-думал я. – Документы! – потребовал он. “Ух, долговязый, а не пошёл-ка бы ты долговязить куда подальше”. Я посмотрел на Лысого. Тот тоже спросонья хлопал непонимающими глазами. – Какие ещё документы? – спросил я. – Пропуска, паспорта, – пояснил-поторопил морпех с повязкой “КПП” на руке. – Нет у нас никаких пропусков. Чё за дела?! – возму-тился Лысый. – Пройдите на выход, – велел долговязый и повер-нулся к пассажирам напротив. Те показали на паспортах фото и прописку. Мы поднялись и направились к выходу. – Что это? – спросил я Лысого оказавшись на улице. Обе стороны дороги контролировали морпехи. Вот двига-ющаяся нам на встречу “Жигули-копейка” остановилась.
Водитель предъявил документы и поехал дальше. – КПП, – кивнул Лысый на одноэтажное строение на обочине. – Так это закрытый город?! – Выходит. – Кое-что из жопы. Твой-то Ой-ё о чём думал? – Да хрен знает… Он про КПП никогда не говорил. Из автобуса вышел морпех. Двери закрылись, и наш “Икарус” тронулся к городу, видневшемуся ниже по доро-ге. Без нас.- Так что ж, Заполярный закрытый город? – спросил Лысый морпеха. – Вроде, нет, – пожал плечами долговязый. – А чё тут такое? – развёл я руками. – Нахрен тогда КПП? – спросил Лысый. – Кого ло-вите? – В том числе и таких, как вы. – Казалось, морпех с трудом подавляет зевоту. – Чё он буровит? – толкнул я Лысого в бок. – Хватит базарить, пошли в город. Я пива хочу. – Давайте. Хоть кому-то сегодня по печени дам. – В глазах морпеха появился интерес. – По-моему, сначала лучше зайти на КПП, – предло-жил Лысый. Я ступил на порог КПП решительным, дерзким, на-глым. Долбанные заморочки, а я хочу пива!!! Вышел я из КПП, как обухом ушибленный, недоуме-вающий и растерянный. Долбанные заморочки, а я хочу пива… “Тысячу чертей!” – воскликнул бы сейчас Д”Артаньян. – Ёбтать! – вздохнул Лысый. На КПП дежурный офицер сообщил, что приехали мы не в Заполярный, а в Полярный. Закрытый город. Ко-сяк Лысого. Он брал билеты. Теперь нам предстояло прак-тически без денег преодолеть путь до Мурманска, длиною километров в восемьдесят. Чуть ниже КПП стоял белый столб, с надписью сверху вниз “Полярный”. Этот указатель мы проспали. Тут была развилка дорог, и дорожный знак, аки камень былинный, предупреждал: направо пойдёшь – в Снеж-ногорск попадёшь. Назад пойдёшь – в Полярный попа-дёшь. А прямо пойдёшь – в Мурманске будешь. Значит, нам туда дорога. Мы махали машинам. Они равнодушно проносились мимо. – Это они твою физиономию стороной объезжают, – сказал я Лысому. – Надо было Батона с собой взять, его харю так просто не объедешь, – усмехнулся Лысый. – Да, Батона не объeдешь, и не объеди?шь. Когда он в гости заходит, мой холодильник начинает колбасить. Мимо прогромыхал “ЗИЛ” с надписью на борту “ХЛЕБ”. – Эту машину Батон остановил бы одним взглядом, – сказал я. – Только она в другую сторону. – А Батону пофиг, куда булки едут, – усмехнулся я. – Весело путь начинаем, – сказал Лысый. – Да обхохочешься! Восемьдесят кэмэ сплошной ржачки. – Как думаешь, сколько времени топать, коль никто не подвезёт?.. – Лучше о чём-нибудь хорошем думать. – Например? – О пинке, – сказал я. – О каком пинке? – О хорошем пинке по твоей жопе. – Э-э, ты чё там приотстаёшь! Призадумался о задни-це товарища, опасный дружок? – забеспокоился Лысый. – А ну, давай, держись в поле зрения. – Братуха, значит, в Заполярном? – проговорил я угрожающе. – И именно поэтому ты завёз меня в Поляр-ный? – Не время для мелких обид. Нам бы сплотиться в от-чаянную минуту. – Целуй крест, подлюга! – выкрикнув, кинулся я на Лысого. – Убили! – заорал тот, убегая по шоссе. – Нет ещё! – крикнул, смеясь, я. – Убили! – хохотал Лысый. – Уходит, гад! – Давай представим, что гад убежал, – умаявшись, остановился Лысый, переводя дух. – Нам силы беречь надо. Прошли пару минут молча, восстанавливая дыхание. – Вспомнил, как Чеполучо прокопана наелся, – заго-ворил я. – Тебя тогда только призвали. Не слышал? – Нет. – Кыша, мир праху его, где-то колёс надыбал. Он тог-да ещё не вмазывался. Ну, и предложил нам с Чеполучо по-пробовать. А времена-то тревожные были. Призывные. Вы с Длинным уже где-то маршировали. И мне светило. Поэ-тому хотелось убиться чем-нибудь. Чтоб после, в трезвости долгой, не было мучительно больно. – А Чеполучо-то чё? Ему ж только семнадцать было, – припомнил Лысый. – Да он с четырнадцати к призыву готовился. А в во-семнадцать Чеполучу уж закодировали. Ну, когда его с поч-ками на службу не взяли. – С почками не взяли, – усмехнулся Лысый. – Надо было отрезать, и – в строй. – Не суть, – сказал я и автоматически махнул рукой проносящейся мимо машине. – В общем, Кыша колёс предложил. А чё б и нет? Закинулись. А сам-то Кыша не стал. Поржал после: хана вам ребята. Но затем сказал, ухо-дя: не парьтесь. – Нормально: хана, не парьтесь.
– А мы и не парились. Сидели на лавочке, не торкает нас. Поскучнели. И какая-то тяжесть навалила. Всё как-то медленно стало, лениво. “Сомнительный кайф, – про-стонал Чеполучо, медленно подымаясь на ноги. – Домой пойду… я…” Ушёл. Я ещё посидел немного и тоже двинул к дому. Чувствую – я уже не тот, что прежде, но пока прихода не выкупаю. Ноги еле передвигаются. Мысли – тоже. При-чём не понять – в каком направлении и последовательно-сти. Благо я видел свой дом. Но, даже и глядя на него, бо-ялся заблудиться. Родаки меня не спалили. Придя, буркнул, что устал и иду спать. Зашёл в свою комнату. Закрыл дверь. Вздохнул об-легчённо. И… началась безумная ночь. Это, наверное, как ис-кусственная “белая горячка”. Там же алкоголь, распадаясь, с перепою превращается в какую-то хрень и в мозг бьёт. Я решил в постель лечь. С ремнём на штанах борол-ся вечность. Думал, пуговицы на рубахе вообще никогда не закончатся. А когда открыл шкаф закинуть шмотки, пришлось в сторону отскочить. Ещё б! Оттуда ковровой дорожкой выкатилась, расстилаясь, железная дорога. С протяжным “ту-тууу!” из шкафа запыхтел паровоз. И ум-чался из комнаты сквозь закрытую дверь. Вслед за ним скрутилась и исчезла железная дорога. Я уже не считал, что глюки – нечто увлекательное. Ничего прикольного в том, что паровоз уехал в комнату к родителям, я не видел. Такое палево! Ночью, в моменты, когда я себя помнил, было жут-ко. Пытаясь удержать свой разум при себе, я думал: когда же это закончится? И не удерживал, куда-то проваливался. Вновь выплывал, и тут же шёл ко дну. К моей кровати приходили какие-то люди. Донима-ли вопросами. Просто вынуждали отвечать им. Хотя я по-нимал, что их нет. Старался отвечать кивками головы. Но “приходящих” это не всегда устраивало. И тогда они тре-бовали внятного ответа. Сдаваясь, я натягивал одеяло по глаза и, приглушая этим голос, выкрикивал шёпотом: не знаю! Это был не я! Все врут! Отстаньте! Но они не отставали. Наоборот. Устраивали пере-крёстный допрос. Количество “приходящих” всё время менялось. А иногда они и вовсе исчезали. Но стоило мне расслабиться, как над ухом: “А-ха-ха! Сколько стоит моло-ко?” Кивок головой. “Да ответь! Кончай придуривать-ся. А-то как заору, весь дом на уши поставлю!” – “Ну, не помню!” – шёпотом выкрикнул я глюку. А сам думал, что сейчас зайдёт матушка и увидит свихнувшегося сына. А ещё матушку саму можно принять за глюк. Или за папу. Или она уже здесь. Нет, это старуха, похожая на Бабу-Ягу. “Вставай, буди родителей! Масло к подъезду грузовик при-вёз. Разгружать надо”. Больше ничего не помню. Очнулся, сидя у окна. Сколько просидел – не знаю. Рука, упёршаяся в подоконник, здорово затекла. Наверное, от этого и при-шёл в себя. Начал ею трясти. После в постель лёг и уснул. А, проснувшись, неважно себя чувствовал. Тормозил да опасался, что меня опять накроет. – Ничё себе, – усмехнулся Лысый. – Никогда колёс не глотал. – И не вздумай. – Теперь непременно попробую. А с Чеполучо-то что? – У него матушка то ли религией увлеклась, то ли про оккультизм наслушалась. Короче она решила, что в Чепо-лучо дьявол вселился. Тому ж, как мне, уединиться негде. Ну, он и отчебучивал на глазах у всего семейства. Матушка его в церковь тащить собралась. Беса изгонять. А сеструха, Светка, говорит: какой там дьявол, ваш сын наркоман. И вот мой башмак зачерпнул болотной жижи. Мы уже отшагали около семи часов. Порядком устали. Ноги гудели. Хотелось жрать. Но вряд ли мы прошли полпути до Мурманска. Лысый предложил сойти с дороги. Я согла-сился, надеясь хоть ягод пожевать, да воды найти почище. В который раз проклял Ой-ё. Вздохнул о своей нелёгкой доле. Пожалел промокшую ноженьку: ох, уж ты моя горе-мычная. После упал на колени и напился из лужи. – Надо б как в прошлый раз, ручеёк поискать. Хрен знает, что в этой луже осело, – сказал Лысый. – Ручеёк с таких же луж несёт. Вот отравлюсь, пусть тебя совесть всю жизнь терзает. – Вот ещё. Умер Славный так внезапно, закопали – да и ладно. Морошка оказалась ещё не спелой. Твёрдые красные ягоды. Не было ни черники, ни грибов. – Да, подножный корм, как и Заполярный, где-то в другом месте, – сказал я, пружиня, как на батуте из сухих трав, поверх болота. – Хорошо там, где нас нет. – В списках погибших? – Так ведь нет же, и хорошо. – Какой ты, Лысый, изворотливый. Как ни крути, у тебя всё хорошо. – А почему ситуация должна влиять на наше настрое-ние? Пусть наше настроение влияет на ситуацию. Главное помнить, что мы – друганы-братаны. – Как Чук и Гек, – усмехнулся я. – Да! Мы два крутых самоката! Или же две крутые санки. – Какие, на фиг, санки! Нас летом готовить нельзя! Летом мы ядовитые. – О, я даже язык себе прикусить боюсь – травануться можно. – А я по лету в колодцы не плюю. – Да иди ты! – поразился Лысый. – Знаешь, что, брат, – вздохнул я. – Нет тут поднож-ного корма. Давай обратно на дорогу выбираться. Может, всё ж подкинет нас хоть одна добрая душа. – Давай. Может, и подфартит. Лысый, уж обходя заросли кустарника, пошёл к доро-ге. И я, было, двинул за ним, как вдруг мне на плечо легла чья-то рука. Меня как током тряхануло. Дёрнувшись в сторону, я обернулся. И увидел этакого старичка-боровичка. Низенький, морщинистый, с седой бородкой. Как это он неслышно так оказался тут? Деревьица росли вокруг от-дельными островками. Он что, крался? – Хуууу, – выдохнул я. – Меня ж чуть паралич не раз-бил! Дедуля, что же вы по лесу бродите, людей пугаете? Си-дели б дома на печи. – Извини, внучёк, не хотел, – проскрипел старичок наполовину беззубым ртом. – Уж не дай Бог, если вы захотите… Вы откуда? Ваш посёлок, что ль, рядом? – Ага, Мишуково. – Что, гуляете тут? – спросил у Боровичка вернув-шийся Лысый. – Ага, – улыбнулся старичок. – Мы тоже гуляем, – усмехнулся я. – От Полярного с восьми утра. Нам ещё без денег до Мурманска гулять и гулять. – Ага, – кивнул Боровичок. – До Мурманска гулять да гулять. Вы лучше до Мишуково гуляйте. Мишуково рядом. Как раз за два часа поспеете. – Ого, – удивился Лысый. – Однако вы и походить! А на вид не скажешь. – Ага, – ввернул излюбленную фишку Боровичок. – Только нам до Мурманска топать надо, – сказал я. – Но до Мишуково ближе, – возразил старичок. – По дороге как раз часа два будет. – Мы уж поняли, – раздражённо сказал Лысый. – Только нам в Мурманск. Далось нам ваше Мишуково… – Ага, – улыбнулся старичок. – Мишуково. Он облизнул губу, наморщил лоб, словно мучительно вспоминая что-то, и сказал: – До Мишуково ближе топать. Идите в Мишуково. По… – Дороге часа два будет, – закончил я за старичка. – Ага! – кивнул Боровичок.
