Георгий Федоров - Басманная больница
- Маша,-сказал я после долгого молчания,-не знаю, слышала ли ты, ведь Павлик со мной перед смертью кое-чем поделился?
- Так я потому же,-просто ответила Мария Николаевна.
- Спасибо тебе, спасибо,-сказал я и только тут почувствовал, как сильно устал... Попрощавшись, я с трудом добрался до своей кровати, с внезапно обострившейся болью в боку, и, едва раздевшись, тут же уснул.
Проснулся я от бренчания процедурного столика, который на этот раз вкатила Люба.
Койка Ардальона Ардальоновича была полностью закрыта простыней. Ночью он молча умер, унеся свою тайну. Я приподнял край простыни. Ардальон Ардальонович лежал на спине. Нижняя губа была прокушена, и на подбородке запеклась тонкая, уже коричневая струйка крови. Видимо, Павлик, искалеченный, полуживой Павлик, очень много значил для обитателей нашей палаты, поддерживал нас всех, да и научил коечему.
Морщины на лице Ардальона Ардальоновича разгладились, и теперь сходство с молодой женщиной, навещавшей его, стало особенно заметным. Значит, всетаки это его дочь. потому что вряд ли по возрасту она могла быть его сестрой...
Тело Ардальона Ардальоновича скоро увезли. Никогда я уже не узнаю того многого, что хотел узнать о старом адвокате.
Лев Исаакович, как обычно, в сопровождении Раисы Петровны и дежурной сестры Любы. появился на утреннем обходе.
- Профессор.-сказал Мустафа,-я сегодня должен уйти из больницы.
- Зайдите ко мне после обхода,-оборвал его Дунаевский.
Когда очередь дошла до меня, он, осмотрев, приказал сестре:
- Обработайте шов.-А потом обернулся ко мне: - Завтра хочу вас выписать. Долечиваться будете амбулаторно.
Я начал благодарить, но Лев Исаакович, не дослушав, перешел к койке Кузьмы Ивановича.
За Мустафой вскоре пришли двое каких-то мужчин, по виду его соплеменники. Он переоделся в клетчатую рубашку, синие брюки и сразу стал выглядеть на десять лет моложе. Пожал всем руки, поблагодарил за компанию и вышел в сад, а я вслед за ним.
- Я с себя вины не снимаю и хочу искупить ее, друг,-сказал я.
-Знаю. знаю.-ответил Мустафа,-мы еще встретимся...
Потом я пошел в главный корпус звонить по телефону-автомату моим друзьям супругам Свете Корытной и Яше Харону. Попросил их купить побольше цветов, коробок конфет и тортов и приехать завтра утром ко мне. Бешеные старики вахтеры все равно не выпустили бы меня с территории больницы за покуп
ками. Потом я позвонил нашему экспедиционному фотографу Андрею Петренко и попросил его, захватив Харонов, приехать за мной на моей машине.
До самого вечера бродил я по аллеям больничного сада, возбужденный мыслью о предстоящей завтра выписке. Пришел я и к моргу. Там. оказалось, есть еще совсем другая дверь, которая была широко раскрыта и вела в довольно большую комнату. В центре ее на пьедестале стоял гроб с телом Ардальона Ардальоновича, окруженный венками цветов. Я подошел к гробу и поклонился Ардальону Ардальоновичу. Потом поцеловал руку его дочери и вернулся в сад, пройдя мимо довольно большой группы людей, в основном молодых.
Когда я вернулся в корпус, двери уже запирали.
Все койки в нашей палате были уже снова заняты.
Послеоперационные новички хрипели и стонали, еще не придя в себя от общего наркоза. Я лег на койку, и передо мной с беспощадной ясностью, сменяя друг друга, вставали сцены из рассказанного мне Павликом и Марией Николаевной. Понимая, что так, да еще под хрипы и стоны, всю ночь не усну, я попросил Галю сделать мне укол понтапона и решил думать совсем о другом-о моих друзьях, которые должны были наутро забрать меня из больницы.
Впрочем, и их судьба была не из легких. Остроумный, изящный Яков Евгеньевич Харон окончил Берлинскую консерваторию. Он жил в Германии с родителями, работавшими в нашем торгпредстве. Сразу по окончании консерватории вернулся в Москву, стал работать на "Мосфильме" звукорежиссером с такими мастерами, как Г. Рошаль, В. Строева, Е. Дзиган, И. Пырьев и другие. Его талант, любовь и преданность искусству кино, понимание специфических особенностей киноязыка позволяли ему создавать сложные звуковые образы, навсегда вошедшие в историю кино, например, щемящий звук струны летящей в море гита
ры, расстрелянной вместе с группой моряков, из фильма "Мы из Кронштадта".
Яша покорял всех молодостью, изысканностью манер, юмором и даже некоторым снобизмом. В 1937 году он был арестован. После неправдоподобных по зверству, извращенности и жестокости пыток ОСО дало ему десять лет как немецко-фашистскому шпиону. В лагере он встретился с инженером Юрой Вейнертом, таким же, как он, "шпионом", также получившим десять лет-тогда еще больше не давали. Встав над страшными условиями существования, друзья придумали мифического французского поэта Гийома дю Вентре (от Георгия Вейнерта), очевидца и одну из жертв Варфоломесвской ночи. лихого гасконца, друга Агриппы д'0бинье и самого Генриха Наваррского. От имени этого поэта они сочиняли насмешливые и гневные, любовные и саркастические сонеты. Многие из лирических сонетов были посвящены маркизе Л., то есть Люсе, любимой девушке Юры, работавшей тогда в ВТО.
Путем, неведомым властителям, но испокон века существующим для гонимых, томик стихов Гийома дю Вентре попал к нам из бесовского царства концлагерей. На обложке изящно оформленного томика было написано: "Гийом дю Вентре. Злые песни. Сонеты.
Перевод со старофранцузского Г. Вейнерта и Я. Харона. Chalon sur Marne-Комсомольск-на-Амуре".
В предисловии излагалась краткая биография поэта, описывались бесчинства Лиги, Варфоломеевская ночь, изгнание и т. д. Сообщалось о трудностях перевода со старофранцузского, приводилась строфа на старофранцузском и различные варианты ее перевода. Был помещен портрет автора, умное лицо, обрамленное локонами, падавшими на плечи,-искусная дорисовка фотографии Юры. Далее шли шестьдесят четыре сонета, позже их стало сто. О них, да и подробно о судьбе авторов, нужно писать особо. Если бог даст мне силы, я надеюсь это сделать. Пока же ограничусь
самыми краткими сведениями. Эпиграфом ко всему сборнику сонетов можно было бы поставить строфу из одного:
Что когти филина орлиным крыльям?
Не раздробить морским валам гранит!
Так мысль моя над смертью и Бастилией Презрительное мужество хранит.
...Стремясь попробовать облегчить страшную участь Яши и Юры. мы давали почитать сонеты не только друзьям, но и разным писателям, имеющим вес в официальном мире. Все оценили сонеты очень высоко, были в восхищении от открытия для русского читателя замечательного французского поэта, созвучности его творчества нашему времени. Среди отдавших должное блестящему гасконцу были К. Симонов.
известный шекспировед Морозов и даже Илья Эренбург. Однако на все просьбы помочь узникам поклонники их творчества только беспомощно разводили руками. Поэт Николай Адуев, единственный из всех, сказал: "Я всю жизнь занимаюсь историей французской литературы эпохи Лиги и Варфоломеевской ночи. Не было такого поэта, Гийома дю Вентре. Это мистификация, но мистификация блестящая по таланту и вкусу".
Однако и Адуев ничем не мог помочь-у него самого дела тогда шли не блестяще.
В 1947 году. отсидев полные десять лет, Яша и Юра вернулись в Москву. Юра женился на Люсе, ждавшей его все эти годы. Яша снова стал работать в кино и прожил какое-то время у нас, хотя был лишен права проживания в Москве и вынужден был уехать на Свердловскую киностудию.
Через полгода они оба были снова арестованы.
После этого беременная Люся умерла, а Юра, узнав о ее смерти, бросился вниз головой в ствол шахты уже в лагере... Яша же после "следствия", заполненного в
основном игрой со следователем в шахматы, получил бессрочную ссылку.
Он познакомился с одаренной, умной, хотя и до предела изможденной молодой женщиной, Светланой Корытной. Отец ее был одним из крупных партийных деятелей Украины, другом Хрущева. Мать-Бэлла Эммануиловна. мягкая, обаятельная женщина, была сестрой известного советского военачальника, командира первого ранга Ионы Эммануиловича Якира, со второй половины тридцатых годов начальника важнейшего в стратегическом отношении Киевского военного округа. В 1937 году был арестован и расстрелян Корытный, а вскоре и Якир вместе с Тухачевским, Егоровым, Корком и другими виднейшими советскими военачальниками. Заключили в тюрьму, а затем в лагерь и Бэллу Эммануиловну. Четырнадцатилетнюю Стеллу также арестовали, временно поместили в детдом. Она потом побывала с перерывами в нескольких тюрьмах и лагерях и в конце концов была отправлена в вечную ссылку. Она познакомилась с Яшей. Они полюбили друг друга, хотя даже в официальном оформлении брака власти предержащие им отказали.
Бесприютные, бесправные, истощенные долгими годами голодной жизни и муками, сознанием гибели самых близких людей, пытками, они любили друг друга нежно и преданно, может быть, особенно потому, что и это последнее прибежище их истомленных душ-их любовь, да и жизнь, в любой момент могла быть уничтожена палачами по злобе, по прихоти, а то и просто ненароком.
