В Слепцов - Трудное время
- Вот что! значит, его же царствию не будет конца?
- Не будет. Что ж делать? Сами вы глупы.
- Это справедливо, что мы глупы. Дураки! Да еще какие дураки-то!
- Так-то, ребятушки. Сколько вам раз говорил, - Вздохнув, говорит посредник. - Сливки есть?
- Есть-с.
Старшина приносит в деревянной чашке сливки и вытаскивает оттуда мух.
- О, каторжные! Извольте, Семен Семеныч!
- Что, и у вас, должно быть, много мух?
- Такая-то муха - беда, - почтительно улыбаясь, отвечает старшина. - И с чего только это она берется?
Посредник с Рязановым пьют чай; старшина смотрит в окно; писарь от нечего делать приводит в порядок лежащие на столе бумаги, перья и сургуч.
Молчание.
- Ну, а школа как идет? - спрашивает посредник, прихлебывая из стакана.
- Слава богу-с.
- Учит батюшка-то?
- Когда и поучит. Ничего.
- Много учеников?
- Довольно-таки.
- А сколько именно?
- Да так, надо сказать... - старшина вопросительно смотрит на писаря. С пяток никак есть.
- Вовсе мало-с, - отвечает писарь.
- Не так чтобы оченно много-с, - кивая головой, докладывает старшина.
- Ты за этим наблюдай, - говорит посредник, - чтобы непременно учились. От этого для вас самих же польза будет.
- Известно, польза-с. Типерь который мальчик грамоте знает, и сейчас он это может, например, всякую книжку читать и что к чему. Очень прикрасно-с.
- Да, вот кабы побольше грамотных было, и пьянства бы меньше. Вместо того чтобы в кабак идти, он стал бы книжку читать.
- Книжку. Сейчас бы книжку читать. Это верно-с.
- Отчего же это так мало охотников-то учиться?
- А так, надо полагать, по глупости это больше-с.
- Что ж, твое дело им внушить, растолковать.
- Я уж довольно хорошо им внушал и батюшке тоже говорил: Вы, говорю, батюшка, глядите, посредник велел, так чтобы нам с вами в ответе не быть.
- А он что?
- Ну, а он: хорошо, говорит, ступай! У меня вон, говорит, сено-то еще не кошoно. Так-то. Опять и мужички вот тоже из того опасаются, что которых грамотных, слышь, всех угнать в кантонисты 3 хотят.
- Это все вздор. Вы этому не верьте!
- Слушаю-с.
- А чтo, бумага, которую я онамедни прислал, - подписали?
- С-сумляваются-с.
- Вот я тебе покажу, - сумляваются! Какой же ты старшина после этого? Дня через три я
назад поеду, так чтобы к тому времени была подписана. Слышишь?
- Слушаю-с, - нетвердо выговаривает старшина.
Посредник начинает потеть и вытирает себе лицо платком.
- А вот я забыл вашей милости доложить - батюшка тут приходил с садовником. У них опять эти пустяки вышли.
- Какие пустяки?
- Из телят. Зашли батюшкины телята к садовнику в огород; садовник их загнал, стало быть это, на двор, запер. Батюшка, значит, сейчас приходит; так и так, как ты мог полковницких телят загонять?
- Каких полковницких телят?
- Да то есть это батюшкиных-то. Он так считает, что, мол, полковник я.
- Да.
- Ну, теперь это теща его выскочила, телят, обнаковенно, угнали...
- Ну, что же?
- Кто их разберет? Садовник жалится: он, говорит, у меня на шесть целковых обощии помял, а батюшка теперь за бесчестие с него, то есть, требует пятнадцать, что ли то...
- Пятнадцать целковых, - подтверждает писарь.
- За какое же бесчестие?
- Ну, тещу его, слышь, обидел.
- Как же он ее обидел?
- Слюнявой, что ли то, назвал. Уж бог его знает. Слюнявая, говорит, ты, - смеясь, объясняет старшина. - Ну, а батюшка говорит, мне, говорит, это очень обидно. Пятнадцать целковых теперь с него и требует.
Посредник тоже засмеялся; даже писарь хихикнул себе в горсть.
- Ну, это я после разберу, - вставая, говорит посредник. - А теперь, брат, вот что: вели-ка ты мне лошадок привести!
- Готовы-с.
- Молодец, - говорит посредник, трепля старшину по плечу.
Старшина кланяется, потом вместе с писарем провожают посредника на крыльцо.
На козлах сидит мужик, лошади земские.
- Ты дорогу-то знаешь ли?
- Будьте спокойны.
- Гляди, малый, - толкует мужику старшина, - чуть что, так ты и того, полегоньку!
Мужик самоуверенно встряхивает шапкой.
В это время в конце села показывается небольшая кучка людей. Завидя посредника, они еще издали снимают шапки и, понурив головы, медленно подвигаются к правлению. Впереди всех идет баба, за нею молодой мужик, позади идут старики.
- Это еще что такое? - Всматриваясь в них, спрашивает у старшины посредник. - Это, кажется, опять давешние муж с женой, что разводиться-то хотели?
- Они самые-с, - улыбаясь, отвечает старшина.
- Вот, батенька, - говорит посредник Рязанову, - обратите внимание, женский вопрос! Вы как об нас думаете? И мы тоже не отстаем. Можете себе представить, с тех пор, как объявили им свободу, недели не проходит без того, чтобы не приходили бабы с просьбою развести их с мужьями. Потеха.
Старшина с писарем смеются.
- Ну, и что же? - спрашивает Рязанов.
- Да у меня этот вопрос решается очень просто. Здорово, ребятушки, говорит он просителям, которые в это время подходят к крыльцу.
Они молча кланяются.
- Что скажете?
- К вашей милости.
Баба становится на колени.
- Встань, голубушка, встань! Что валяться? Говори дело! Видно, опять накутила? Старички, сказывайте, как и что!
- Чаво сказывать-то? Батюшка, Семен Семеныч! Вот баба от рук отбилась совсем.
- Слышишь, что старики говорят? Как тебя, - Маланья?
- Аграфена.
- Слышишь, Аграфена? И не стыд но это тебе?
Баба не выказывает стыда ни малейшего; даже, напротив того, окидывает стариков презрительным взглядом. Под глазом у ней синяк. Посредник несколько затрудняется.
- Не слухатся, вовсе не стала слухаться, - шамшит сзади старик.
- Ни за скотиной, ни что, - добавляет другой.
- Такая-то озорница баба, беда, - подтверждает старшина.
Посредник качает головой.
- У них вся родня такая, непутная, - замечает старшина.
- Как же это ты так, Аграфена? А? - спрашивает посредник.
Баба ничего не отвечает.
- А ты, молодец, чего же смотришь? - обращается он к ее мужу. - Ведь ты ей муж, глава.
Муж встряхивает волосами. Лицо у него глупое и печальное, губы толстые.
- Ты должен учить жену, чтобы она почитала старших, - наставляет его посредник. - Да.
Муж насупливает брови и сосредоточенно смотрит в землю, держа шапку в обеих руках.
- А ежели твоя жена не будет стариков уважать, - продолжает посредник, - что же тогда будет? Ну, хорошо ли это, - подумайте-ка!
- Вот и я так-то им говорю завсегда, - добавляет старшина, указывая на просителей, - потому нам в законе показано: ты бабу кормить корми, а учить учи!
- Ну, это ты врешь, - останавливает его посредник. - Этого в законе не показано; но мы должны жить в любви и в согласии, потому что так богу угодно.
- Это справедливо-с, - подтверждает старшина.
- Ну да; однако мне некогда тут с вами растабарывать. Ты, голубушка, дурь-то из головы выкинь! Ежели кто тебя станет сбивать, приди и скажи вот ему - старшине. А ты, молодец, присматривай за женой и внушай ей почтение к старшим! Ну, теперь поди сюда, Аграфена, и ты, как тебя?
- Митрий.
- Аграфена и Дмитрий, поцелуйтесь и живите, как бог повелевает: любите друг друга, уважайте родителей, слушайте начальников. Дай бог вам счастия!
- Семен Семеныч! - говорит старшина.
- Что ты?
- Да уж прикажите ее кстати поучить старичкам-то. Маненько попужать бы ее здесь, в правлении, для страху.
- Нет; пока не нужно. Итак, друзья, ступайте с богом.
Просители кланяются и уходят.
Старшина с писарем усаживают посредника в тарантас.
- Ну, совсем, что ли? - спрашивает старшина.
- Совсем.
- Хорошо сели?
- Хорошо.
- Ну, господи бослови! Ямщик, трогай!
- А, дуй вас горой!
Поехали.
- Теперь еще от них многого и не требуйте, - говорит Рязанову посредник.
- Да я ничего не требую. Впрочем, и теперь уж успехи заметны значительные.
Разговор не клеится. Посредник понемногу начинает напевать романс.
- "Скажите ей, как дорого мне стоит..." Здорово! - между пением покрикивает он встречным мужикам.
- "И трудно мне..." откуда везешь? - высунувшись из тарантаса, спрашивает он у мужика, везущего бревна. Мужик торопливо останавливает лошадь и, скинув шапку, кричит:
- Из Ключей.
- Почем покупал?
Но уже ничего не слышно, что отвечает мужик; видно только, что он дергает лошадь, разевает рот и машет рукою.
- "Скажите ей, как стрррашно сердце ноет", - снова затягивает посредник.
Едут полем; земские лошади с выщипанными хвостами бегут резво; ноги у них косматые, уши длинные.
- Эх, вы, гусары, - весело покрикивает ямщик, постегивая их по резвым ногам.
Жарко становится. В поле тишь; на небе неподвижно стоят белые облака с висящими в воздухе ястребами.
Посредник перестает петь - одолела его дремота; у Рязанова тоже начинают слипаться глаза...
- Ты что же не кланяешься? А?
Рязанов открывает глаза: деревня, у тарантаса стоит мужик, посредник его спрашивает:
