Полёт - Орели Валонь
Готовлюсь ко всему, кроме одного. Кроме того, что ни один родитель и представить себе не может.
Лили
Никто и никогда не сможет разлучить меня с матерью. Пуповина, которую некому было перерезать, по-прежнему связывает нас.
Габриэль
Когда я впервые взяла Лили на руки, она уставилась в мои глаза, и в этот миг все любовные истории, проблемы, работа – все на свете исчезло. Все, кроме моей дочери. Лили стала центром моей вселенной.
Без нее моя жизнь больше ничего не стоила. Я была готова пожертвовать ею ради дочери. Но в тот же момент я поняла, что ничего не смогу сделать, чтобы уберечь ее от страданий или смерти. Наделенная непостижимой для меня силой, я даровала ей и жизнь, и смерть. И то и другое.
Глава 3
Габриэль
Я всегда буду помнить то лето. Мы отдыхали в кемпинге. Его название – «Водяная мельница» – особых удобств не предвещало. По правде сказать, и стоил он недорого!
Нам выдали маленькую оранжево-голубую палатку, ее установка далась нелегко. Когда мы собирались уезжать, Лили сказала: «Почему мы не купим новую? Она будет нашей и прослужит много лет!» Отдых в кемпинге ей нравился больше всего. Я ответила: «Нет-нет, если уж нам повезло и кто-то может просто дать ее напрокат… И вообще, я все детство ходила в походы, Лили, я знаю, что делать, я помню!» Но я забыла, как все было тогда: отец раздавал указания, мама обливалась потом, я держала центральную стойку, а они продолжали спорить. В результате мы с родителями больше никогда не ездили отдыхать вместе, а я так и не стала экспертом по стойкам и колышкам.
Я очень хорошо помню то лето с Лили: в тот год она научилась плавать.
Целую неделю она купалась со специальным поясом для плавания. Каждый день я снимала с него по одному поплавку, а она не понимала, что я делала. И вообще, они казались ей бесполезными и неудобными.
Но в последний день она все никак не могла решиться войти в воду. Стояла на скале и боялась прыгнуть, хотя там было не очень высоко. А может, и очень – ребенку вполне могло так показаться.
В общем… Она закричала: «Мамочка, мне страшно», а я ответила: «Давай, доверься мне!» И она прыгнула. В поясе, но без поплавков. И поплыла!
Она подплыла, повисла у меня на шее, обхватив ногами за талию – ни дать ни взять коала, – и сказала: «Ты это видела? Мам, ты видела?! Я сама!» Она становилась большой. И я гордилась ею. Всем, что она делает. А она продолжала твердить: «Я сама».
Лили
Мне нравилось отдыхать в кемпингах. Я чувствовала себя Робинзоном Крузо. Четыре колышка, веревка, дрова – и у нас было где спать и готовить еду. Это была чудесная жизнь. Мы с мамой прекрасно справлялись. Нас было двое, и мы были счастливы. Я помогала ей устанавливать палатку, держала центральную стойку, пока она возилась с боковыми, я натягивала брезент, а она забивала колышки. Это была свобода!
Дни напролет мы плавали и ныряли – и в дождь, и в солнце. Я прыгала со скалы, забираясь все выше, погружаясь все глубже. Мама всегда была рядом, готовая поймать меня, но это были мои личные подвиги, я совершала их сама. Одна. Кажется, я вообще ничего не боялась.
Кстати, моим первым словом было «сама». Мне не исполнилось и двух лет, а я уже без посторонней помощи ела маленькой ложкой: мне показали только, как провести ею по краю стаканчика, чтобы лишний йогурт не капал на стол. Кое-что получалось само собой – например, отправлять ложку в рот или держать книгу; мне не понадобилось этому учиться. Но были и такие навыки, которые пришлось отрабатывать тайком.
Габриэль
Не знаю, почему моя дочь всегда была такой скрытной. Занималась чем-то в уголке, в своей комнате, за закрытой дверью. Ничем особенным, но она всегда окружала свои дела тайной. Я никогда не знала, чем именно она занята…
Лили
Думаю, в нашей семье просто не принято показывать, что у тебя что-то не получается, что ты не справляешься, в чем-то сомневаешься, чего-то не знаешь… Поэтому приходится притворяться. Притворяться сильной. Мы никогда не просим о помощи. Справляемся как можем. Сами. Особенно мама.
Не знаю, почему она такая. Почему и я тоже так поступаю… Может быть, я не хотела разочаровывать маму, не хотела показаться несовершенной, не способной преуспеть. Ей и так тяжело было все предусмотреть, так что лишних хлопот я ей доставлять не хотела.
Я не имела права на вопросы, только на ответы. У меня не должно было быть проблем, только решения. Не проси о помощи, а предлагай ее. Такова была моя роль. Так у нас повелось.
Поэтому я улыбалась и усиленно делала вид, что все в порядке, и довольно долго это срабатывало. В нашем дуэте пессимисткой всегда была мама. А значит, я должна была оставаться неисправимой оптимисткой.
Глава 4
Лили
Спросите любого человека, и он ответит, что хочет быть нормальным. Все хотят быть нормальными. Иметь семью как у всех – двоих родителей, братьев и сестер.
Габриэль
Я больше никогда не видела ее отца и никогда не общалась с ним. Думаю, так было лучше для всех. Мы по нему не скучали. Я понимаю, у дочери могли возникать вопросы. У других детей отцы были. А у нее – нет. Но Лили была желанным ребенком: ее ждали и любили еще до того, как она появилась на свет.
В общем, если бы я знала, что будет дальше, если бы могла выбирать, все было бы по-другому, но тут уж никто не виноват.
Лили
Я знаю, что маме хотелось много детей, я и сама мечтала о брате или сестре. Но она так никого и не завела. Ну, почти никого. Когда я говорю «завела», кажется, что речь идет о декоративном кролике.
Это был сознательный выбор. Ее выбор. Наверное, в этом есть и моя вина. Я для нее была важнее всего. Она хотела меня защитить.
Габриэль
В какой-то момент Лили стала пытаться выдать меня замуж за каждого встречного: за почтальона, детского врача, отцов ее школьных подруг. Это началось, когда ей было года три или четыре. И продолжалось довольно долго. На самом деле она хотела братьев и сестер, а не отца. Однажды, лет в десять, это вдруг прекратилось. Я думаю, она поняла, что не нужен ей никакой отец, ведь он заберет все самое дорогое, что у нее есть.
Но ей по-прежнему нужна была компания, кто-то, с кем можно делиться печалями и секретами, с кем можно поговорить. Поэтому мы завели Танги. Но он пробыл с нами недолго.
Лили
Когда Танги умер, я положила в небольшую коробку из-под обуви сено, которое он любил, и морковку; мы пошли в сквер рядом с домом и похоронили его. Я часто навещала Танги и рассказывала о своей жизни: о ссорах в школе, о лучшей подруге, которая перестала быть подругой, о том, как мы помирились. Он всегда внимательно слушал, иногда задавал вопросы. «А у вас были на этой неделе крок-месье? Перевязанные шпагатиком, как раньше? Принесешь в следующий раз немного крошек? А как твоя мама? Много времени говорит по телефону?» Кстати, любопытство и чревоугодие его и погубили – иногда это и правда худшие из недостатков. Вот я никогда не задаю раздражающих вопросов.
