Через лес (рассказ из сборника) - Антон Секисов
Жука мечтал о режиссерской карьере довольно давно и уже предпринял несколько попыток в этом направлении. Я видел его короткометражку и клип, и меня они слегка настораживали. Короткометражка называлась «Мужики не лижут», и там на протяжении всей картины герой находился в туалете, ссал на сиденье унитаза, нюхал пальцы, вынимая их из трусов, в общем, смотреть было неприятно, а клип был очень динамичный, правда, немного смущало, что герой ни на секунду не прекращая дрочит.
Все-таки я был воспитан в консервативной среде, и оказываться в роли такого героя не хотелось. Но в этом было и что-то манящее. Я сразу понял, что одновременно хочу и боюсь этого.
В этот раз Жука придумал сериал о друзьях, писателе и издателе, которые начинают свой путь в литературном бизнесе. Издатель был жуликоватым активным парнем, которого должен играть сам Жука. Мой персонаж, писатель, был стеснительным ипохондриком, и в каждой серии он ходил на прием к новому врачу и находил новую работу. С женщинами у него, само собой, не ладилось.
Я почитал поэпизодный план, и возникло ощущение, что сериал может и в самом деле выйти очень хорошим, но при условии, что главную роль буду играть не я. Думаю, практически любой человек сгодился бы на нее гораздо лучше. Казалось, что я не могу даже просто стоять в кадре. Даже сыграть официанта, который ставит на стол кофе или просто стоит в массовке. Причем я осознавал свою полную актерскую несостоятельность еще с детства, и это даже не было связано с каким-то позорным фактом моей биографии, мне для этого вовсе не требовался позорный факт. Я мог представить себя кем угодно, но актером не мог представить себя даже в самых вольных фантазиях.
Жука, напротив, был убежден, что, если человек не дебил, то через несколько дней он втянется. В том, что я не дебил, были сомнения.
Жука записал на флэшку фильмы, которые требовалось посмотреть, чтобы подготовиться к роли. Кроме того, он сказал, что мне необходимо исправить дикцию, для этого нужно читать вслух с карандашом во рту, или другим предметом, который бы затруднял речь. Видя, что дело принимает серьезный оборот, к ночи я так разволновался, что даже почти забыл о Кристине. На этот раз я пил «Алушту», чтобы не думать о кинематографе.
Жука, просыпаясь часа на три раньше меня, одновременно писал сценарий, выбивал офис, набирал команду, планировал съемки. Неистовая жизнь бурлила рядом со мной. Я безвольно лежал за тонкой стенкой, но уже чувствовал, как эта воронка потихоньку засасывает и меня. Уже через несколько дней мне тоже захотелось кому-нибудь позвонить и что-то выбить. Я начал с малого и сунул в рот обкусанный карандаш. На столе лежал раскрытый на середине сборник рассказов Сэлинджера.
Офисом стала студия знакомого скульптора Жуки возле «Багратионовской». В центре стоял огромный, по виду не очень устойчивый памятник писателю Шолом-Алейхему, с коряво вылепленным семисвечником на постаменте. На стенах висели мечи и топоры с поржавевшими лезвиями. Жука прохаживался среди бюстов философов, покачивавшихся от его шагов, потом подбегал к доске и быстро писал мелом или зачеркивал уже написанное. Мне казалось, что быть таким энергичным просто нельзя — либо он под спидами, либо на батарейках.
На пробы стали приходить актеры. Настоящим актером среди них был, кажется, только один парень, студент ВГИКа, остальные были людьми, найденными по объявлению. Что-то объединяло их всех между собой — было даже трудно понять, что именно, может, странное сочетание уверенности в себе и ранимости, может, просто легкая доля безумия в глазах. Жука наставлял на них камеру и, задавая неожиданные вопросы, записывал их реакции. Уже вечером, когда мы сидели дома, он пересматривал отснятый материал. Жука по-прежнему не отдыхал ни минуты. В одну из ночей я проснулся от того, что он кричал. Я подумал, что ему снится кошмар, и не стал входить. Оказалось, у него защемил нерв в спине, и на следующий день он в первый раз не поехал в офис.
Вечером, когда я собрался пройтись погулять, он подошел ко мне, сильно сутулясь, но с улыбкой ликования на губах, и сказал, что моей партнершей, моей девушкой по сюжету станет Агния Кузнецова.
От неожиданности у меня выпал рюкзак из рук, хотя он был совсем невесомым. Кузнецова была той самой актрисой из «Груза-200», над которой издевался маньяк-мент. Такой удачи я не мог и вообразить. Сразу вспомнилась знаменитая сцена «Жених приехал», когда ей, прикованной к кровати, бросают с этими словами труп жениха, афганский «груз-200». Я придумал подговорить Жуку, чтобы, когда она придет пробоваться, при моем появлении он сказал: «Жених приехал». По-моему, это была бы очень смешная шутка. Но этого не произошло. Агния Кузнецова отказалась. Была выдвинута версия, что она набрала лишний вес в перерывах между съемками и стеснялась играть в постельных сценах, но скорее всего она просто не хотела играть бесплатно в любительском фильме. Также у меня возникла версия, что она отказалась сниматься, увидев мою фотографию, но я старался гнать ее от себя.
События развивались стремительно. Я толком не освоился, каково это, говорить с карандашом во рту, а мы уже ехали в Петербург снимать тизер. Сюжет тизера был таков: я знакомлюсь с девушкой на вечеринке, мы идем к ней, трахаемся, а я в это время думаю о верстке своей книги, о том, что ничего за весь день не написал, а потом подхожу к окну и смотрю на лес. Конец видео.
Я не переживал из-за постельной сцены. Я переживал из-за того, что мне придется быть перед камерой и среди людей, а что при этом придется делать — трахаться, драться или, например, есть паштет, для меня было третьестепенной вещью. Пришлось удвоить дозу алкогольной анестезии. Другая вещь, из-за которой я начал переживать, была связана с поиском партнерши для съемок. Оказалось, многие женщины считают меня непривлекательным настолько, что даже имитировать секс со мной отказываются. Это очень и очень неприятно.
Но все-таки одна партнерша нашлась — артистка Александринского театра Полина. Мы ехали к ней в Петербург с Жукой и оператором Сашей.
