Лесной царь - Марина Сергеевна Айрапетова
Да, именно до дрожи! Он хорошо помнил эту радостную дрожь в груди и спине, как только поезд приближался к заветной станции. Он помнил, как он в толпе встречающих искал глазами деда. Помнил его большие руки, которыми тот сначала стаскивал Николашку с подножки вагона, крепко обнимал его вместе с его рюкзаком, а потом забирал весь его багаж в одну руку, а другой, крепко обхватив его за плечо, буквально волок, обалдевшего от радости внука к площади, где парковались пригородные автобусы. Вот и сейчас Николай выходил из вагона, но теперь его уже никто не встречал. Много с тех пор пролетело лет. У Николая и самого уж поседели виски, да и в бороде и усах седые волосы начинали появляться. Чусовой Николай знал неплохо, правда, за эти годы здесь тоже произошли перемены, но знакомая площадь была все также заполнена пригородными автобусами. До знакомого поселка автобус вез больше часа, а там еще пешком по знакомой тропинке, дорогу можно было срезать и добраться минут за сорок. Так Николай и сделает, но завтра. А сегодня день уже шел на закат, и Николай, купив в первом попавшемся магазине бутылку водки и совсем немного еды, направился к знакомой улице с маленькой гостиницей. Он знал хорошо это место и всегда там останавливался на ночь в последние годы. Но устроившись в маленьком, непритязательном номере на одного, он вдруг почувствовал такую усталость от дороги и бессонной ночи, что, даже не распаковав пакет из магазина, лег на кровать и провалился в глубокий сон. Проснулся Николай рано. Приведя себя более или менее в порядок, пожевав вчерашнюю еду, запихнул бутылку в сумку и вышел из гостиницы. Утро было солнечное, тихое и бодрое. Все это помогло ему собраться с мыслями и вдохнуло в него новые силы. Маршрут был ясен: автобус, затем знакомая тропинка до поселка, вернее, до лесной окраины поселка.
Но шел он не к родному дому, того дома там уже, как и деда, давно не было. А на самом краю поселка стоял небольшой домик, и жила в нем «Хромоножка», теперь уже бабка-«Хромоножка». Когда Николашка гостил у деда, приезжая к нему почти каждое лето на каникулы, Хромоножка была ровесницей его отцу. Жила она тогда уже одна. Мать ее померла по слабости здоровья, отца ее никто никогда не видел. Характер у неё был замкнутый, тихий, но добрый. Была она работящей и очень одинокой. А внешне она почему-то Николаю чем-то напоминала деда, особенно руками и улыбкой. Оба они были на лицо не примечательными от природы, а вот улыбались оба так красиво, что залюбуешься. Дед всячески оберегал ее, как родную, особенно после смерти ее матери. Всегда ей помогал по хозяйству со всякой тяжелой работой, требующей мужской силы и сноровки. А руки у деда были золотые. Мастер! Так про него все говорили в поселке. Но главное его мастерство было по дереву. Дерево он чувствовал. Он и Николая всему обучил. Внук у него в подмастерьях ходил. Николаю это нравилось. И к Хромоножке они вместе с дедом ходили помогать. А по субботам Варька, так на самом деле Хромоножку звали, их к себе на обед с пирогами приглашала. Только их, а больше никого из поселка она в дом не впускала. И во дворе жил у нее веселый, брехучий облезлый пес. С этим псом Николашка часто возился, и тот бегал за пацаном всюду, и на реку и в лес его сопровождал. Леса в этих местах великолепные, настоящие, живые. Но их сначала узнать надо, с ними шутки плохи. Дед и этому внука обучил. Частенько они вдвоем отправлялись в походы, дед каждую тропинку знал, любое растение назвать мог. А Колька внимал и впитывал. И ничего ему в этой жизни больше не надо было. Лес и дед, вот это жизнь!
Вот и теперь Николай шел знакомой тропой. День стоял теплый и солнечный. На небе ни облачка. Воздух вокруг замер, и тишина такая, что уши закладывает. Час, когда все живое замирает в лесу, берет паузу. Но длится это недолго, а потом опять, как будто включили, все щелкает, шуршит, стрекочет, ухает. И кукушку опять запускают, и она считает и считает твои дни и годы. А иногда и минуты. И такое бывало… Дорога ли, ясный день, или любимый лес, а может быть и все сразу помогло Николаю вернуться в себя и попробовать осмыслить то, от чего он теперь уходил.
Наташку, жену, он встретил, еще учась на последнем курсе университета. Встретил и сразу влюбился, а потом влюбил и ее в себя, забросав стихами, шутками и всевозможными выдумками. А потом было все в кучу, и «госы», и свадьба, и обустройство в маленькой квартирке, оставшейся ему от, покинувшей сей мир, бабушки. Там и зажили они весело и легко. Николай так и остался в родном университете, ему предложили место на кафедре и преподавательскую работу. И он остался топтать коридоры альма-матер, а в сводное время продолжал пописывать. Писать он начал уже с первого курса, но все никак не мог найти именно свою тему, а это, ему казалось, было самым главным в писательстве. Жили они дружно, но вот начали задумываться о детях. Первой, конечно, начала заговаривать об этом Наташка. А он, как всегда ее поддержал. А что тут было возражать, детей он любит, в свободе они тоже пожили, вкусили радость бытия. Но вот тут- то и возникла проблема. Первая же беременность закончилась быстро и неудачей. После выкидыша она долго не могла оправиться, а потом
