Пресловутые два процента…, или Кожаный ремень - Андрей Васильевич Попов
— Максад, тебе чего? Смотри на дорогу давай.
Он смущается, отворачивается, но через некоторое время опять глядит мне в пояс или ниже. Сразу-то и не разберешь. В общем, напрягся я.
— Так. Стой. Тебе чего морду набить? Ты чего пялишься? А?
И тут видно до него стала доходить пикантность ситуации. Он, сложив молитвенно руки, залопотал что-то на своем языке из чего я только и понял, что:
— Брат, прости, бла-бла-бла, брат, бла-бла-бла, у тебя ремень, бла-бла-бла, Вау! Кожаний бла-бла-бла.
При этом он постоянно кивал головой на мой пояс.
— Не понял. Тебе ремень мой нравится, что ли?
Максад радостно закивал головой:
— Ремень, ремень, брат, нравица! Пуст, пуст2! Ай, прости, это по-таджикски. Кожаний ремень, брат. Очень нравица.
— Так ты хочешь поменяться?
— Да, да, брат, меняться. Отпуск, домой ехать. Нада ремень кожаний. Простой нельзя. Аул смеяться долго. Купить денег нэт совсем. Меняться, меняться брат. Тебе скоро домой. Ты студент, начальник будешь. Зачем тебе кожаний. Максад нада кожаний, отпуск ехать. — и он, расстегнув свой парусиновый ремень, свернул его кольцом и осторожно положил рядом со мной на сиденье.
— Тьфу, блин, напугал совсем! Да, забирай. Делов-то. — и я протянул ему свой.
Максад прямо засиял. Мгновенно схватил ремень и щелкнул бляхой, привычно согнав складки гимнастерки за спину.
Все это происходило практически на ходу. Мы медленно, продвигались к КПП. И вот на подножку запрыгнул дежурный, заглядывая в кабину.
— Салом Абдолбек.
— Салом Максад.
— Куда?
— Бла-бла-бла мащина бла-бла-бла пушька бла-бла-бла ученья. Бла-бла-бла кожаний ремень!
— Вау! Кожаний ремень!?
Дежурный почти влез в открытое окно оглядывая обновку нашего водителя. Он, цокая языком, щупал его, гладил, проверял затяжку, зачем-то потер и так сияющую бляху:
— Вай! Вай! Бла-бла-бла, ремень! Максад отпуск теперь. Бла-бла-бла кожаний ремень!
Сзади стали сигналить. Дежурный, показывая большой палец, спрыгнул с подножки, поднял шлагбаум, и мы поехали «воевать» … После этого обмена мой авторитет среди среднеазиатской диаспоры нашего полка вырос до небес. Совсем незнакомые солдатики, при встрече щурили в улыбке свои раскосые глаза и приветственно кивали головами, что-то уважительно лопоча на своем тарабарско-таджикском языке.
… В конце наших сборов были предусмотрены трехдневные учения в полях. Нашим водителем на все три дня снова был Максад. Целый день мы катались по полям и Крымским предгорьям. То развертывались в положение «К бою!», то свертывались в походное положение. В следующий раз нас заставляли изготовиться для стрельбы по танкам, а наши машины, в это время, уезжали прочь и вдруг появлялись с неожиданной стороны, изображая танковую атаку. Кстати первый раз увидев десять «Уралов», двигающих на нас по полю, и, услышав рев их моторов, я, как, впрочем, и все мы, словил откровенный ступор. Я хлопал глазами, а в голове вертелась одна мысль: «Так этож просто грузовики! А если бы это были настоящие танки!? Какой там стрелять! Спасайся кто может!». Я до сих пор помню мурашки по спине от этого зрелища. И вот вдоволь наигравшись за целый день в противовоздушную оборону сухопутных войск, а именно так называлась наша военно-учетная специальность, уже в сумерках, мы забрались куда-то повыше в горы на ночевку.
Развернув батарею в положение «К бою!», мы поставили штабную палатку и попытались вызвать по рации старшину с полевой кухней для раздачи давно просроченных и обеда, и ужина. Ждем час, два, три. Без результата. Народ потихоньку стал объедать кусты кизила и терна, пытаясь хоть чем-то насытиться, а в это время батарейный радист продолжал терзать эфир бесконечными запросами:
— «Сосна-15, я — «Метиз», Прием», «Сосна-15, я — «Метиз», Прием» — пытаясь разыскать потерявшегося старшину и главное нашу кухню.
Все напрасно. И только ближе к полуночи мы увидели на склоне горы фары машины. Они то появлялись, то пропадали, медленно приближаясь к нашему лагерю. Личный состав приободрился, загремел котелками. Но радость была преждевременной. К нам приехала только дежурная «буханка» с чаем и хлебом. Кухню с нашим обедом-ужином внутри среднеазиатский водитель, умудрился перевернуть где-то на подъёме! Да так удачно он это сделал, что даже гречку мясом спасти не удалось. Хорошо хоть хлеба привезли — ешь, сколько хочешь. Побухтев с расстройства на старшину, мы напились чаю с хлебом и стали укладываться спать. Набросали в окоп чехлов от орудий, разожгли костерок и стали пытаться дремать.
После полуночи вызвездило, с гор потянуло студеным ветерком, а на траве и кустах засеребрился иней. Мы крутились вокруг костерка в своих шинельках, все теснее и теснее сбиваясь в кучу. Через некоторое время выпитый от всей души чай попросился обратно. Потихоньку, чтобы не потревожить своих друзей, я, дрожа как осиновый лист, стал выбираться на волю. Поняв, что снова заснуть в таком холоде будет невозможно, я, сделав свои дела, решил пройтись по нашему табору.
Лагерь жил своей ночной жизнью. По позиции, молчаливыми тенями бродили часовые. Радист, качая головой в наушниках и отбивая ногой неслышный такт, слушал румынский «Отдых»3. Бесшумно крутился локатор на нашей РЛС-эске4. Ух ты! Значит, мы получили «Добро» на включение высокого напряжения! Это не только интересно, но еще и тепло! Первой мыслью было попроситься в кунг к радистам. Во-первых, погреться, а во-вторых, посмотреть на их работу, заодно подтянув свои знания перед грядущими экзаменами. Обходя машину, я автоматически дернул дверь Урала. Как там наш Максад? Но кабина была пуста! Вот тебе и раз…. Где же он мог быть? Я решил поискать его получше. Пропажа срочника, то еще происшествие. Может с нами в куче спит? Обходя РЛС-ку, я чуть не въехал головой в приоткрытую дверь генераторного отсека. При работе станции она должна была быть закрытой, а тут торчит и прямо на уровне головы. В сердцах я оттолкнул ее, что было силы, но она, мягко отпружинив, опять открылась! Да что-такое-то! Дверь определенно во что-то упиралась. Поднырнув под нее, первое, что я увидел это сапоги, а заглянув внутрь, обнаружил нашу пропажу. Водитель, запахнувшись в шинель, прислонился спиной к решетке генератора и мирно спал, блаженно улыбаясь. Видно замерзнув в кабине, он не нашел ничего лучшего как залезть в эту конуру где вентилятор, обдувая раскаленный магнетрон, гнал теплый воздух на улицу. Табличка на двери отсека «Осторожно высокое напряжение! Опасно для жизни! При включенном магнетроне не открывать!» его конечно нисколько не смутила. Скорее всего, он и прочитать-то ее не мог.
Я, ухватившись за скобу,
