Герои времени Z. Передний край - Евгения Широкая-Ляшко
Мелодия свинца
Александр пристегнул последний магазин к автомату. Тридцать патронов. Тридцать шансов прицельно выстрелить по ВСУшникам, сократить численность врага. Его укрытие обнаружено, но пока имеется преимущество: к крыше пятиэтажки путь был только один — через подъезд, который он контролировал. Александр погладил автомат:
— Ну, что друг, стоим до конца.
Он перевёл флажок предохранителя в одиночный режим. Щёлкнул затвором. Прицелился. Выстрелил. Отпустил спусковой крючок. Выстрелил. Затем ещё и ещё. Обратный отчёт остановился на пяти. Александр вытер ладонью лицо и улыбнулся. Мелкий апрельский дождик, этот весенний привет природы, его развеселил. Он выстрелил.
— Четыре.
Где-то позади по жестяной вытяжной колонке прошлась автоматная очередь.
— Чем вы стреляете? Я с таким звуком «блинчики» в детстве на пруду пускал! — расхохотался Александр, — и сделал очередной выстрел, — три.
Этажом ниже взорвалась граната.
— Каши мало ели? Что за музыка? Как палкой по ведру! Так бабуля моя ворон пугала! — он усмехнулся, прицелился, выстрелил, — два.
Новая очередь автомата снесла лист жести. Тот полетел вниз и звонко ударился об тротуар.
— И всего-то! Да моя Ленка на первом свидании мне затрещину и то сильнее влепила! — крикнул Александр, и нажал на спусковой крючок, — один.
И тут руку обожгло огнём. Алое пятно медленно расползалось по плечу. Александр задорно рассмеялся:
— Комариный писк ваша музыка!
Он отстрелил последний патрон. Отсчитал десять минут, достал рацию, но не успел вызвать «огонь на себя»: прямое попадание превратило прибор в кровавые осколки. Зажав простреленную ладонь в кулак, он попытался отползти за вытяжные колонки. Внезапно по крыше ударили из крупнокалиберного пулемёта. Александр потерял сознание.
Он очнулся на носилках, и еле слышно прохрипел:
— Вызываю «огонь на себя».
Раздался хохот.
— Не дали парню героем стать!
— Ага, посмертно!
Он с усилием всматривался в улыбающиеся лица:
— Вы кто?
— «Музыканты»*.
Александр усмехнулся:
— Ваше исполнение мне по душе!
*«Музыканты» — одно из прозвищ ЧВК «Вагнер».
Оставаться человеком
Ожесточённые бои за Донбасс оставляли кровавый шлейф. В округе стоял запах смерти. В каждом освобождённом населённом пункте ЧВК «Вагнер» наладил транспортировку погибших бойцов противника к линии соприкосновения.
Закончив с разгрузкой очередной партии досок, Митя вернулся под незатейливый наскоро сколоченный навес, где боевой товарищ, который ему в отцы годился, мастерил длинные ящики.
Отряхиваясь от опилок, Митя спросил:
— Батя, что дальше?
— Отдохни малёк. Парни вернутся, разложим ВСУшников по гробам.
Митя, который недавно прибыл в подразделение, сплюнул и недовольно проворчал:
— Не понимаю, почему мы с ними возимся?
— Противник сражается достойно. Коли заплатил полную цену — погиб на поле боя, то он достоин уважения. Если сослуживцы не удосужились, так мы подсобим.
— Укронацики с нашими так не церемонятся, — присаживаясь на деревянную колоду, фыркнул Митя, но поймав суровый взгляд Бати, стушевался.
— В этом мы и отличаемся… Вот скажи мне, что главное на войне?
— Победить, конечно.
Не прерывая работы, Батя принялся разъяснять новичку:
— Вот как в миру бывает. Поедет какой-нибудь удалец за тридевять земель в отпуск и давай там куролесить. Думает, что раз не видят друзья да близкие прегрешений, стало быть, можно дурака валять. А на фронте как? Взял позывной, так сказать новое имя принял, и как если бы иначе себя вести можно? Иначе, да не совсем. Стержень внутри тот же. По каким ценностям воспитан человек, такие и дела он творит. И с теми, кто живёт в «серой зоне» таким же образом всё обставлено.
Митя осклабился.
— Мудрёно ты говоришь, перевод требуется.
— А я тебе примерчики сейчас приведу, чтобы попроще тебе было уразуметь. В Солидаре шла эвакуация мирных жителей. Укропы «спалили» на квадрокоптере и начали артобстрел. Наши парни поснимали броники, надели их на детей. Итого четверо ранены, два погибло, но из ребятишек никто не пострадал, всех вытащили, всех до единого спасли. И там же другой случай. На свой страх и риск жители спрятали нашего раненого бойца. Он заполз в их подъезд. Так они перевязали его, замыли следы крови по лестницам и прятали у себя под кроватью до подхода нашего подразделения.
На лице Мити заиграли желваки, брови сдвинулись.
— Принято. Спасибо за урок. В войне главное оставаться человеком.
Батя усмехнулся.
— То-то же. А то зачем, да почему? Думать надо, прежде чем спрашивать. Сам-то не глупый, оказывается. Быстро дошло, что чтобы не случилось нельзя человеческим принципам изменять…
Батя ещё что-то вещал, а Митя в мыслях уже был далеко: ему вспомнилось босоногое детство, когда он впервые от дедушки получил нагоняй за то, что с пацанами у соседа вишни воровал. Тогда ему было очень стыдно. Дедушка не ругал, нет. Он в точности как Батя «прожигал» тяжёлым взглядом и лишь сказал «Поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой».
— И как я только мог это забыть? — пробормотал Митя.
— Что забыть? — переспросил Батя.
Он отмахнулся.
— Ничего. Это я так… Вдруг понял, что война пробуждает настоящее в человеке. Всё встаёт на свои места. Нет подмены понятий. Снова, как в детстве чётко ясно, что такое хорошо, а что такое плохо.
Батя перекрестился.
— Твоя правда. Побольше бы народу сейчас пробудилось.
По доброй воле
По переполненной стоянке медленно кругами ползали автомобили: в час-пик около центрального городского универсама всегда нехватка парковочных мест. Пожилая женщина с трудом протиснулась на старенькой иномарке между мощными джипами. Но едва она открыла дверь и высунула ногу, как из блестящего внедорожника рядом недовольно прорычал владелец — мужчина лет сорока:
— И куда это ты намылилась? Сейчас же убирай свою консервную банку!
Женщина, застыв, извиняющимся тоном залепетала:
— Мне только продуктов прикупить. Вы же всё равно никуда пока не едите?
— Ты чё не поняла? Ты меня подпёрла! Отъезжай давай!
Она хотела что-то сказать, но не успела: запиликал мобильник. Женщина с проворством кошки, выхватила телефон из сумочки и приникла к нему. Владелец внедорожника опешил от такой наглости и побагровел, но первые же слова чужого разговора заставили его остыть и побледнеть…
— Володя? Володя? Ты?! Живой? Не ранен?
Неизвестно, что она могла расслышать трубки, ибо грохот орудий шумным эхом разносился из авто. Разговор не длился и минуты. По лицу женщины потекли слёзы, рука с телефоном безвольно опустилась.
— Живой? — сипло осведомился владелец внедорожника.
— Живой…, — протянула женщина и неожиданно поведала, — вот так ждёшь, ждёшь этого звонка, а как только отключится, опять страх к горлу подступает… Как он там?
— Сын?
— Муж. Шестьдесят два года, а всё туда же — «Не могу сидеть в стороне». А что, дети выросли. Своих уже воспитывают. Сын у нас в
