Номер Два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером - Давид Фонкинос
После нескольких месяцев накопления чаевых Жанна решила, что отложила достаточно денег и может уйти из ресторана. Она дополнила свое резюме великолепным сопроводительным письмом, что позволило ей получить стажировку в престижной ежедневной газете «The Guardian»[6]. Как француженке, ей предложили место помощника корреспондента в Париже. Это стало холодным душем. Ей грезилась увлекательная жизнь, репортажи из разных интересных мест, но ее обязанности заключались в организации встреч и заказе билетов на поезд. Это довело ее до ручки, и даже ремесло официантки показалось ей более воодушевляющим с интеллектуальной точки зрения. К счастью, ситуация улучшилась. Проявив настойчивость, она сумела доказать, что способна на большее, и в конце концов ей стали доверять ответственные задания. Наконец она опубликовала свой первый материал: сообщение об открытии во Франции сети «Restos du Cœur»[7], всего несколько строк. Джон читал и перечитывал эти строчки, как сакральный текст. Какой восторг увидеть имя любимой женщины в газете; хорошо, пусть не имя, а только инициалы: Ж. Г.[8] Фамилия Жанны была Годар, но никаких родственных связей с франко-швейцарским режиссером у нее не прослеживалось.
Через несколько дней, придя в бюро, она обнаружила в разделе частных объявлений следующие строки, написанные по-французски:
Бесталанный изобретатель
нашел свою музу.
Ж. Г., ты выйдешь за меня замуж?
Долгие минуты Жанна, оцепенев, сидела за редакционным столом. Ее ужасало, что можно чувствовать себя настолько счастливой. У нее мелькнула мысль, что рано или поздно придется за это заплатить, но она тут же вернулась к идиллическому восприятию жизни. На мгновение она задумалась, не дать ли оригинальный ответ – согласие, которое его поразит и окажется на высоте сделанного предложения. И решила: нет. Она схватила телефон, набрала его домашний номер, а когда он ответил, просто сказала: да. Церемония прошла в интимной и дождливой обстановке. В мэрии поставили песню «The Cure» в момент появления свежеиспеченных супругов. Несколько приглашенных друзей зааплодировали парочке, которая, как того требовала традиция, жарко поцеловалась после обмена кольцами. К несчастью – что само по себе удивительно, – никто не подумал захватить с собой фотоаппарат. А может, оно и к лучшему: если счастье не оставляет материального следа, уменьшается риск позже страдать от ностальгии.
Затем они уехали на несколько дней в английскую глубинку, на маленькую ферму. Главным их занятием в медовый месяц стало освоение дойки коров. По возвращении в Лондон они перебрались в квартиру попросторнее – то есть в двухкомнатную. Если в будущем они вдруг поссорятся, каждый сможет укрыться в собственном пространстве; тут они с улыбкой переглянулись. Это было благословенное время любви, когда в венах струится юмор; любой пустяк вызывает смех и шутки. Но это не мешало Жанне строить амбициозные планы на будущее. Хотя муж казался ей существом исключительным, она вовсе не собиралась брать на себя все тяготы семейной жизни. Джон должен повзрослеть, устроиться на работу. Ну почему нужно все время прогибаться под конкретику жизни? – подумал он. К счастью, все устроилось довольно просто. Стюарт, бывший однокурсник по Академии, стал главным художником-декоратором фильма и предложил Джону место в своей команде. Вот таким образом Джон оказался на съемочной площадке ленты «Dangereusement vôtre»[9], нового опуса из серии приключений Джеймса Бонда. Среди прочих его вкладов в искусство предлагалось полюбоваться зеленой краской на ручке двери, которую открывал Роджер Мур. Многие годы при каждом очередном показе фильма Джон восклицал: «Это моя ручка!», словно всем своим успехом сага была обязана именно этой детали интерьера. Ему доставляло удовольствие быть частью безмолвной армии, суетившейся на задворках съемочной площадки. Так, в чередовании съемок и бесплодных попыток изобрести нечто революционное, прошли годы.
Вечером в преддверии новогодней ночи, которой предстояло превратить 1988 год в 1989-й, Жанну затошнило. А ведь она еще ничего не пила. Она сразу поняла, что беременна. Ровно в полночь, когда праздник был в самом разгаре и все обнимались и целовались, она не сказала мужу «с Новым годом, любимый», она прошептала: «С Новым годом, папочка». Через несколько секунд до него дошло, и он едва не потерял сознание: Джон нередко видел все в черных тонах. Но на этот раз имелось объяснение: он, страдающий от творческого бесплодия, способен породить живое существо. 23 июня 1989 года в одном из старейших роддомов Европы – больнице королевы Шарлотты в Челси – на свет появился Мартин. Молодые родители выбрали для сына имя, равно привычное по обе стороны Ла-манша. Кстати – и лучше упомянуть об этом сразу, – в той же больнице ровно месяцем позже увидит свет Дэниэл Рэдклифф, будущий исполнитель роли Гарри Поттера.
3
Рождение Мартина, естественно, изменило быт семьи. Беспечность первого времени ушла в прошлое; теперь приходилось подсчитывать, предвидеть, предвосхищать. Такое количество заданий не вполне соответствовало возможностям Джона. Он продолжал работать в кино, однако работу ему предлагали все реже. Многие художники-постановщики отказывались с ним сотрудничать, столкнувшись с излишне бурной реакцией в случае малейшего несовпадения художественных взглядов. Жанна пыталась внушить ему, что существует дипломатический подход или, по крайней мере, более обтекаемый способ выражать свое мнение, но у него были явные проблемы с чинопочитанием. Джон и так бóльшую часть времени критиковал сильных мира сего. В приступе гнева он начинал клеймить газету, в которой работала жена, заявляя, что издание под каблуком у властей предержащих[10]. А ведь «The Guardian» славилась тем, что отнюдь не щадила правительство. В такие моменты Жанна ловила себя на том, что больше не
