Армянские мотивы - Коллектив авторов
Михаил согласно кивнул.
2
Наверное, Нина успела рассказать друзьям о Михаиле, о его вчерашнем поступке. Во всяком случае, когда рано утром он, плохо выспавшийся, вползал в ПАЗик, его встретили не настороженными, а, скорее, заинтересованными взглядами. Перезнакомились быстро, и Михаил сел на свободное место. Он хотел было усесться рядом с Ниной, которую знал лучше других, но уловил её предупреждающий взгляд и понял, скорее даже почувствовал: не стоит этого делать, не в местных традициях сесть рядом с девушкой, с которой познакомился только вчера и у которой, возможно, есть жених. Поэтому он разместился рядом с Эдиком, чернобородым парнем в свитере. Первым делом Эдик поинтересовался:
– Мишик-джан, почему ты только в рубашке? Куртка-свитер – что-нибудь есть? Куда мы едем, холодно будет.
– Есть-есть. Куртка, – похлопал по сумке Миша. – Нина предупредила. А куда мы едем?
– Там увидишь. Одно скажу – к дедушке Месропу едем.
Михаил откинулся на спинку неудобного автобусного сидения. Он планировал подремать в дороге, но за окном мелькали такие удивительные виды, что он достал из сумки небольшой альбомчик, карандаш, примостился, пытаясь на ходу делать наброски.
– Э, зачем не сказал, что ты художник?! Садись сюда, здесь лучше видно, – Эдик пересадил его к окну, а сам занял его место.
И это было кстати. Миша увидел то, чего не мог видеть у себя дома: в небольшой речушке разлеглись буйволы. Из воды торчали лишь их головы и спины. Птицы по-свойски садились на них, буйволы никак не реагировали на эту бесцеремонность, очевидно, считая это ниже своего достоинства, и только изредка величаво поворачивали головы, обозревая округу.
ПАЗик немилосердно трясло: не то что рисовать, усидеть было трудно, но Миша ухитрялся в перерывах между встрясками делать зарисовки. Эдик время от времени заинтересованно заглядывал в альбом.
Автобус тем временем стал подниматься по горному серпантину, и вскоре Михаил ощутил смену климатических зон и понял, насколько прав был Эдик – в салоне становилось свежее. Миша извлёк из сумки куртку и напялил её.
Автобус остановился у сложенного из камня дома. Михаил отметил, что поведение его новых друзей изменилось. Только что в пути они шутили, рассказывали анекдоты, смеялись, а тут тихо вышли и встали на почтительном от дома расстоянии.
Хозяин вышел не сразу. Он медленно приближался, опираясь на массивную, вырезанную из какого-то твёрдого дерева, палку.
– А-а, приехали, детки? – сказал он, добродушно улыбаясь. – И ты, сорванец, здесь, – обратился он уже к Эдику. Все подходили к старику, здоровались, целовали в щёку.
– Нина, детка, иди сюда. Давно тебя не видел, – хозяин был рад каждому. Когда Нина подошла к нему, он тихо спросил, кивая на Мишу:
– Это кто?
– Наш новый друг. Художник. Дедушка Месроп, он хочет вас нарисовать.
– Э! Я кто? Министр? Или знаменитость? Зачем меня рисовать?! – сказал он, сохраняя равнодушие, но чувствовалось, что ему это приятно.
Обрывки фраз долетали до Михаила. Хозяин разговаривал с гостями по-армянски. Вообще-то Михаил считал, что он знает армянский. И мать, и бабушка часто разговаривали с ним, но то был другой язык. Сейчас же он почти не ничего понимал. Нина пришла на выручку:
– Не переживай, я буду твоим переводчиком. Кстати, я сказала, что ты нарисуешь дедушку. Сумеешь?
– Конечно.
Постепенно ему стала понятна сущность всей этой поездки. В группе были студенты консерватории, в основном композиторского и музыковедческого отделений. И поездка была своего рода фольклорной экспедицией. Дедушка Месроп был виртуозом игры на дудуке и мастером, который эти дудуки делает. Будущие композиторы и музыковеды надеялись записать его игру на магнитофон, поговорить с ним. Но брать инструмент в руки хозяин не спешил. Для начала он подозвал двух парней.
– Эдик и ты, Вагик, приблизьтесь. Знаете, что надо делать? – сказал он, протягивая им удочки. Те понимающе кивнули и побежали к горной речке.
– Девочки, – поманил он пальцем девушек, – помогайте моей Ануш. Стол накрыть надо.
Вскоре он раздал поручения всем, кроме Михаила.
– А ты ещё первый раз, ещё ничего здесь не знаешь. Пока походи, посмотри, – всё это он сказал по-русски.
Миша пошёл вглубь двора, надеясь найти какой-нибудь интересный мотив. Сзади подошла Нина:
– У нас есть минут двадцать. Пойдём, кое-что покажу.
Некоторое время они молча поднимались по каменистой тропинке, пока не вышли на небольшое плато, даже холмик, напоминающий перевёрнутую миску с плоским дном. С непривычки Миша тяжело дышал, но сверху открылся такой изумительный вид, что он уже собрался делать зарисовки, но Нина остановила его:
– Нет-нет, я не это хотела показать. Вот смотри.
Она подошла к вертикально стоящему прямоугольному камню, сплошь украшенному изысканной резьбой, но в тончайшей этой вязи легко угадывалось изображение креста. Нина встала рядом с ним.
– Мой любимый, – очень тихо сказала она, осторожно прикасаясь к камню. – Мой любимый хачкар. Хачкары – это наша традиция, наша память, наша боль. В Армении многое – боль. Если хочешь понять Армению, ты должен понять хачкары.
Нина отошла, давая возможность Михаилу увидеть и почувствовать. Ей очень хотелось, чтобы он понял, что именно можно и нужно почувствовать. А Михаила пока больше занимало другое: голубое небо, как и прежде, уходящие вдаль фиолетовые скалы и Нина. Он снова подумал, что Нина очень похожа на скрипку.
– Ну, ладно, – вдруг сказала она, – нам пора, мы слишком надолго уединились Неудобно.
* * *
Во двор дедушки Месропа они с Ниной подоспели вовремя: подготовка к застолью была в полном разгаре. Парни жарили шашлык и форель, пойманную Эдиком и Ваганом, девушки раскладывали на столе помидоры, зелень, хлеб-матнакаш, абрикосы. Сам Месроп сидел в стороне и наблюдал за происходящим, как режиссёр на съёмочной площадке. Миша пристроился неподалёку и делал быстрые зарисовки. На одной он изобразил дедушку Месропа за столом. Из-за плеча заглянул Эдик.
– Рисуешь? А это что, – ткнул он пальцем в набросок.
– Гранаты. Хочу на столе гранаты нарисовать. Колоритный старик – колоритные плоды.
Эдик слегка замялся:
– Колорит – да. Гранаты красивые. Но они больше не для нас, а для наших соседей. Армянский плод – тиран, абрикос. У нас даже дудук делают из абрикосовых черенков. Ты слышал дудук?
– Нет, – честно признался Михаил.
– Завидую тебе. Ты сейчас впервые услышишь, ты откроешь для себя чудо.
А потом было застолье. Немного не таким представлял его себе Михаил по фильмам и книгам. Здесь веселье перемежалось грустью и тоской, а тосты о предках – редкими песнями. Но и песни большей частью были грустными.
А потом хозяин дома извлёк из кожаного футляра дудук,
