Мальчики - Елена Олеговна Гордеева
По возвращении в Омск наш сын продолжал радовать нас неизменной живостью характера: писал письма в детские газеты и журналы. Получал ответы. Однажды его даже возили по итогам какой-то викторины в Москву, в Останкино.
Между тем, время шло и мы с мужем решили завести ещё одного ребёнка. Решить-то решили, а он никак не хотел заводиться. Пришлось идти к врачам лечиться, и спустя время под грозные увещевания меня затолкали в больницу с «подозрением» на беременность сроком несколько дней. В обычном районном роддоме меня обидно обсмеяли, обозвали нецензурно профессора из центра «Мать и дитя», но тем не менее вкатили стимулирующие препараты и через неделю меня замутило, и беременность мне подтвердили. Мутило меня три месяца без перерыва и особой ненавистью я прониклась на всю жизнь к жареному гусю, которого неосмотрительно зажарила на новый 1986 год.
В остальном моя беременная жизнь протекала безоблачно за исключением того, что обо мне заботился не только муж, но и подросший 10-летний старший сын. Тёма, проинструктированный отцом, яростно выхватывал у меня из рук килограммовый кулёк с вермишелью, веером высыпая его в лужу на радость благодарно курлыкавшим голубям. Мне покупались килограммовые банки с пюре манго, и я их сладостно поедала, а мои мальчики говорили, что они манго не любят. Мечталось уйти в декрет, как положено, за два месяца. Но… вместо двух месяцев получился один – не могла же я бросить своих дипломников. Рожать поехала к мамочке в Томск в её огромную и перенаселённую сестрой и внуками квартиру. Целый месяц я безоблачно гуляла с моей тоже беременной подругой. Мы ходили в парки, ходили по одноклассникам, и я, и вся родня ждали девочку. Тому были причины. Нас у мамы две дочки, к тому времени у нас на двоих было три сына. Теория вероятности обнадёживала. Конечно, можно было сделать УЗИ, но что-то сдерживало.
Вова, (имя было условием согласия свекрови на вступление в брак ещё за пять лет до рождения ребёнка в честь отчима моего мужа) родился в день рождения своего двоюродного брата, и родственники ликовали, забыв про внучку-дочку. Только я три дня плакала, понимая, что обречена быть той самой мамой с двумя сыновьями. Наверное, сейчас бы сказали, что это была послеродовая депрессия, а тогда я, охрипшая, измученная тяжёлыми родами, со слезами смотрела на голубого лысого мальчика с синими пятками, слабо и невнятно попискивающего, и ничего не чувствовала.
Дома ребёнок не радовал. Он очевидно был слабенький, и на крохотных уголках ноготков появились точки нагноения. Участковый педиатр, помнившая Тёму, решительно сказала: «Будем выхаживать!» Мелкий Вова орал ночи и день напролёт, и первые полгода мы с мужем даже ели раздельно – ребёнок требовал постоянного укачивания. Тем не менее Вовка подрастал, и я как-то неожиданно для себя обнаружила, что целую пятки этому не оправдавшему мои надежды мальчишке. Вообще-то, оглядываясь назад, Вовке досталось. Пустяковая, но операция в 7 месяцев, серьёзная в 7 лет, и одна неудачная и, наконец, последняя операция в 21 год.
Теперь, спустя годы, когда Артёму уже 40 лет, а Вовке соответственно 30, иногда кажется, что моя быстро промелькнувшая жизнь, вместила очень много разнообразной и интересной работы, но мало радости общения с моими мальчиками. Время хватало только на обязаловку. Если повспоминать, то с Тёмой я несколько лет подряд отдыхала в Киреевском, но сначала я бегала при нём нянькой, а затем, когда он подрос, мы уже отдыхали всегда втроём с мужем. Партнёрского – только я и дети – отдыха не получалось. К тому же большая разница в возрасте между детьми. Вовка относился к Артёму как ещё к одному взрослому в семье: «Какой же Тёма сыночек (при росте под180), ты же , мама, его на руки не берёшь, в носик не целуешь!» Действительно, при десятилетней разнице в возрасте у меня получилось на определённом этапе не два сына, а два раза по одному. Может быть поэтому, а может быть потому, что Артём в 17 лет уехал учиться в другой город и с тех пор они уже никогда не жили вместе, братья выросли вежливо не дружными. Но тогда, почти тридцать лет назад всё было по другому. Тогда, только однажды мне удалось почти месяц, побыть втроём с двумя сыновьями, и случилось это в 1987 году в посёлке Крутая горка под Омском.
Этот посёлок городского типа действительно стоял на удивительно высоком для равнинного Омска яру, заросшем внизу на заливном берегу огромными кряжистыми ивами. На яру стояли ровными рядами ухоженные пятиэтажки. Мы поселились во временно пустующей двухкомнатной квартире с проходными комнатами с окнами на Иртыш. Жильё было запущено: в квартире долгое время никто не жил и сколько-то времени у меня ушло на приборку. А дальше началась наша беззаботно-размеренная дачная жизнь. Иногда мы втроём гуляли по городку, с пользой посещая гастроном, овощной и кулинарию. Но чаще спускались по длинной и крутой деревянной лестнице: я тащила одиннадцатимесячного Вовку, а Тёма тащил его складную коляску и прочие причиндалы. Внизу Вовка засовывался в коляску и мы двигались по дороге вдоль реки среди высокой и толстой празднично зелёной травы между перекрученных старых ив, похожих на столетние оливы. Высмотрев особо уютный бережок, песочной прогалиной уходящий в реку, устраивались на постой: расстилали покрывальце, высаживали на него Вована и смотрели, как Тёма плавает. Плавал он отлично, и было не страшно смотреть, как он сливается с водой: и ласточкой с ивы, и дельфином, и топориком. Вова круглил глаза и пытался проползти за братом, но по дороге удивлялся песку, начинал хватать его руками, подбрасывать, и от избытка чувств пытаться засунуть в рот. Приходилось брать естествоиспытателя на руки, заходить поглубже в воду и мыть в текучей воде замурзанную мордаху. Крокодилом подплывавший Тёма выныривал с гиканьем из-под воды, и Вовка заходился от восторга и смеха.
Постепенно мы освоились и стали разнообразить наши прогулки пикниками с поджариванием на прутике хлеба и колбасы. Дни стояли жаркие, и
