Ангел, потерявший крылья - Лилия Фандеева
– Я всё понимаю, но я должна была рискнуть. Ко мне заходил Олег Иванович. Мы недолго поговорили. Он такой внимательный, а вы – наш добрый ангел. Сказал, что мой сын здоров. Я могу его увидеть?
– Можете, но чуть позже. У вас красивый и здоровый малыш. Сегодня дежурит прекрасный врач. Думаю, она позволит вам увидеться и даст дельный совет. Быстрее приходите в себя. У вас впереди много приятных хлопот. Да, мужа не теряйте. Он провёл здесь почти всю ночь, и мне стоило больших трудов отправить его домой. После обхода, вас переведут в палату, вернут ваши вещи, и вы сможете ему позвонить. Приём у нас с десяти часов. Отдыхайте.
– Доктор, а у вас есть дети?
– Пока нет, но мы над этим усиленно работаем, – улыбнулась Петровская и вышла из палаты.
Не успев попасть в ординаторскую после третьего «обхода», услышала из-за двери телефонный звонок. Звонила заведующая отделением:
– Виктория Сергеевна, зайдите ко мне.
– Через пять минут, раньше не смогу, извините, – она присела к столу, взглянула на часы, которые показывали 07:30, опустила голову на сложенные на столе руки и прикрыла глаза. Ей нужно было ещё раз воспроизвести события ночи, быть предельно краткой и чёткой, сдавая дежурство Климовой. Смена выдалась непростой. Так бывает, но не часто, когда роженицы попадают в отделение «очередью». До полуночи всё прошло естественным путём без каких-либо проблем, а вот кесарево сечение заставило принять решение, несколько рискованное, но единственно правильное. В данную минуту она была благодарна Зиновьеву за «уроки». Она впервые сделала это самостоятельно, но была уверенная в том, что это возможно, и она справится. Из семи лет медицинского стажа, она работала в этой клинике неполный год, придя сюда из городского роддома. Не «высовывалась», но и не могла работать без полной отдачи. «Значит ты, братец, стукач, – подумала она, вспоминая неонатолога Климова, – иначе Светлана Андреевна не звонила, а дождалась смены. Нажаловался, стервец. Ничего, ты сам скоро придёшь к тому, что я всё сделала правильно. Матку нужно было сохранить. Возможно, мама придёт к нам ещё раз, – теперь она говорила вслух. – Мне всё труднее работать с тобой в одну смену и сохранять спокойствие. Да, я получила это место при твоей непосредственной помощи, но сразу отвергла твои ухаживания. Мы не ссоримся, не спорим, но и не дружим, а ты всё время пытаешься меня «тормозить», как будто боишься, что я допущу ошибку и делаешь это слишком категорично. Это своего рода месть или отеческая забота? Жалею ли я о том, что пришла работать в клинику? С одной стороны, жалею. Мне было бы проще, вообще, не знать семью Климовых и жить спокойно. То, что я узнала, не даёт мне права их обвинять, а вызывает некое сочувствие. С другой стороны, я работаю с профессионалами, у которых есть чему поучиться, где нет проблем с оборудованием, инструментами, препаратами, где всё на уровне, ничего не мешает работать, а я получаю хорошие деньги. Как бы всё сложилось, не сбеги я из дому шесть лет назад? – она поднялась из-за стола, взглянула на себя в зеркало. – Хватит Вика рассуждать! Пора на вызов к Светлане Андреевне! Не заставляй себя ждать», – подмигнув своему отражению в зеркале, Виктория покинула кабинет.
– Разрешите? Доброе утро.
– Входите, Виктория Сергеевна, присаживайтесь. Как там ваши пациентки? Об операции мне доложили, а подробности я хочу услышать от тебя. Не сердись на Виктора. Устала?
– Немного. Поеду домой и отдохну. Вы передайте Андрею Степановичу, что я справилась, повторяя его приём, – ответила Виктория и рассказала, как всё прошло.
– Ты молодец! Я прослежу за пациенткой, а ты отдыхай, – она на секунду замолчала, внимательно посмотрев на доктора. – Вика, дело прошлое, но один вопрос не даёт мне покоя. О чём зимой ты говорила с моим отцом? Вы ведь даже не знакомы?
– Для вас, моё присутствие на его операциях, не секрет. Я не пропустила ни одну, с тех пор как пришла к вам. После операции Андрей Степанович пригласил меня сюда. Он больше спрашивал, а я отвечала на его вопросы: кто? когда? откуда? почему? Вас что беспокоит? Что-то с ним не так?
– Не знаю, как это объяснить. Он стал какой-то молчаливый, задумчивый, как будто хочет о чём-то рассказать, но не решается.
– Может, стоит дать ему время, не настаивать, не торопить, и он сам откроется вам. Пожилые люди, как дети. Моей бабушке семьдесят семь лет. Она, если и хранит тайны, то только сердечные, а на остальные у неё не хватает терпения. Я могу идти?
– Отдыхай. Хороших вам выходных.
Глава 1
Виктория Петровская была единственным ребёнком в семье военного врача и учительницы математики. Её родители были коренными ленинградцами, но поженившись, после получения дипломов, отправились в Сибирь. Этого не приняли родители Сергея Павловича и Татьяны Ивановны. С этих пор отношения между новыми родственниками не сложились. Они не понимали молодёжь, которая могла, но не осталась служить и работать ближе к родителям. Приезжая раз в год в отпуск, Петровский жил у матери, а его жена в семье своих родителей. Вике это доставляло огромное удовольствие. Она жила то с мамой, то с отцом, при этом не испытывая неудобств. В силу своего возраста, не понимала, почему бабушка Софья не любит маму и при каждом удобном случае напоминает о том, что внучка не похожа ни на кого из их рода. Если Сергей и Татьяна Петровские были темноволосые и кареглазые, то Вика была светловолосой девочкой похожей на ангела с васильковыми глазами и слегка вздёрнутым носиком. С детским садом ей «повезло», а свои школьные годы, ей вспоминать не хотелось. С самого первого класса к ней приклеилось прозвище Дюймовочка. Она была меньше и мельче всех в классе, и за девять лет учёбы ничего не изменилось. Все эти годы первая парта ждала её. После перехода из третьего класса в пятый, стало ещё сложнее. Теперь все знали, что мама Вики учительница математики, поэтому дружить с ней «опасно». Для девочки – хорошая учёба и примерное поведение звучали, как приговор. Но даже при таком положении дел, она смогла окончить музыкальную школу, посещала студию акробатического танца и не чувствовать себя одинокой в обществе соседа и сына друга отца Александра Старкова. Мальчишке это не нравилось, но просьбу отца он исполнил, уделяя девочке часа два в день. «Ты, Сашка, не переломишься, а, смотришь, и научишься