Генка и Нинзя - Евгения Петровна Белякова
Антон посмотрел на него взглядом крокодила.
– Ты о чем?
– Ну в платье… Генка…
– Не знаю никакого Генки. – Отрезал Антон. – Лену знаю. Воображалу.
Леша закивал. Лёнька скорчил рожу и покосился на Славика. Тот разглядывал листья на просвет.
– Ладно, – буркнул Лёнька, – раз вы сразу хотите… и пожалуйста.
Витька передал Гене кипу одежды через балкон. Гена свалил ее перед зеркалом, разделся до трусов, глубоко вздохнул… напомнил себе про Штирлица.
«Но разведчик Исаев не переодевался в девчонку!» – возмутился внутренний голос. Генка засомневался.
– Ну что там?! – раздалось нетерпеливое шипение со стороны балкона.
– Да я… меряю… – промямлил Гена.
– Погоди… – пять секунд спустя в проеме балконной двери появился Витька.
– С ума сошел, четвертый этаж! – удивился Гена.
– А! – махнул рукой тот. – Так быстрее, чем через подъезд. Ты тут долго будешь копаться? Не налазит?
– Пока не знаю…
– Давай, не тушуйся. Вот, платье попробуй… они его через голову надевают. Вроде бы.
Странное дело, но при Витьке Гена наоборот, успокоился, ехидный голос в голове стих, вернее, стал не ехидным. «Я как солдат, выполняющий приказ командира», – подумал Генка, с трудом протискивая голову в узкий ворот платья. Уши застряли.
– Пуговица сзади! – подсказал Витька. – А, погоди, сейчас расстегну.
Совместными усилиями платье натянули на Гену. Оно было очень девчачьим – в вишенках, с круглыми карманами и фигурным воротничком.
Витя посмотрел на Генку. Тот посмотрел в зеркало.
– Нет, очень странно… слишком странно, – сказал предводитель. – Давай кофточку примерим.
Платье стащили. Уши снова пострадали. На их счастье, у остальной одежды ворот был посвободнее. В конце концов, мальчишки остановились на синих штанах-бананах, потому что они были свободные вверху, и простой кофточке, похожей на футболку, только с рукавами «крылышками».
– Может, тебе заколку или резинку… – осматривая новоиспеченного шпиона, размышлял Витька. – Погоди, я слажу…
– Не надо! – запротестовал Генка. – Пусть я буду такой… странной девочкой. И волосы у меня короткие слишком.
– Ладно. Чего-то не хватает… я подумаю, поищу в Анькиных шкафах, если найду, подброшу тебе на балкон завтра. Ты туда сразу с утра пойдешь?
– Ну да.
Они молча постояли друг напротив друга.
– Ну что, – сказал Витька, цитируя все героические фильмы сразу. – Удачи, боец. Она тебе понадобится.
2. Нин-зя
Следующим утром Генка, дождавшись, когда родители уйдут по работам, достал выбранный вчера наряд и переоделся. Посмотрел на себя в зеркало, подумал – и хорошенько причесался, чтобы кудри лежали хоть чуточку ровно. Еще раз критически осмотрел «Лену» с головы до ног. Хлопнул себя по лбу и помчался в ванную, где вымыл руки как следует, со щеткой, чтобы под ногтями грязи не было.
Заглянул на балкон. Там, завернутые в газету, лежали носки с оборками и – сокровище! – жвачка «Лав из».
«На подкуп», – догадался Генка.
Двор у девчонок не слишком отличался от «пацанячьего». Те же акации, тополя, детская площадка. Типовая – песочница «грибок», пара качелей, горка-«слоник», качели-доска, скамейка. Разве что двор был более тенистым и под окнами первого этажа напротив площадки, рассажен был красивый цветник, видимо, какие-то старушки постарались. Да, и старушек было больше, насколько успел заметить Генка. Штук пять у одного подъезда и три у другого. Видимо, между ними тоже была война – у первого подъезда стояло две лавочки, места было много, но те три старушки сидели отдельно.
Обычно Генка не тратил бы свое время на такую ерунду, как наблюдение за бабками. Но он был на посту – сидел на одной из качелей, – и уходить нельзя было. Он сидел там, как приманка, наживка – и одновременно, как охотник.
Сначала он хотел как следует раскачаться, но вспомнил, что он теперь Лена, и качался аккуратно, вытягивая носочки. В песочнице играла какая-то малышня, на скамейке сидела тетя в панаме и читала книгу, время от времени бросая взгляды на детей, словно пересчитывая. К Генке никто не подходил, да и вообще его возраста никого на площадке не было.
Он сунул руку в карман и нащупал жвачку. «Я могу ведь откусить половину и пожевать…» – только успел подумать он, как на краю двора появились две девчонки лет восьми-девяти.
«Аня и Соня, – вспомнил он инструктаж Вити. – Аня длинная, с косичками, Соня рыжая, им обеим по десять».
Гена принялся качаться максимально не заинтересованно, помня «легенду» про воображалу. Но краем глаза посматривал на девчонок. Те тоже сначала делали вид, что новая девочка не стоит их внимания, но периодически шушукались, и кидали взгляды на Гену. Потом рыжая Соня подошла к качелям, села на соседнюю.
– А тебя как зовут? – спросила она, не глядя на Генку, будто бы с деревом неподалеку говорила.
– Лена. – Ответил Гена. Голос у него еще не начал ломаться. Он дома потренировался говорить тоненьким девчоночьим голоском, получилось глупо, и звучало фальшиво, как у мышонка в мультике, которого озвучивала взрослая тетенька. Так что он решил не менять голос и говорить как есть.
К Соне подошла Аня и вот уже обе они уставились на дерево.
– А ты где живешь?
– В двадцать пятом, – не стал врать Гена.
– А чего тут качаешься? – Спросила Аня. Хотя имела в виду она, конечно, совершенно другое: «Вот и вали в свой двадцать пятый».
Гена сделал вид, что намека не понял.
– Там пацаны вредные. Не дают нормально играть, песком сыплются. Обзываются.
Тут Гена удостоился, наконец, прямого взгляда от Сони. Она со свистом втянула воздух в щель между зубами и сказала:
– Вот козлы.
Генка промолчал, но кивнул. Волновался он лишь самую капельку – сердце билось чуть быстрее, и все. В конце концов, хладнокровие – главное качество шпиона. Если бы он был в себе не уверен, если бы не знал наверняка, что сумеет справиться с эмоциями, он бы и браться не стал. Но он был уверен. Он давно заметил за собой это умение быть внешне спокойным и даже внутренне, еще с детсадовских утренников; в то время как другие дети краснели, мялись, забывали слова или даже вовсе падали на пол в истерике, пытаясь избежать «выхода на сцену», Гена быстро выбегал на середину зала, читал стишок и спокойно уходил. В школе было то же самое – Генку назначали конферансье, он читал стихи на всех праздниках, выступал перед «старшими товарищами комсомольцами» на линейке, и так далее. Классные руководительницы нарадоваться не могли.
Так что Генка был, как удав. Очень расчетливо он засунул руку в карман и достал
