Черный Дождь - Карл Ольсберг
— Вы в своем уме?! — завопил он. — Вы нарушили, по меньшей мере, пятнадцать правил безопасности и три закона, доставив боеголовку сюда, в неохраняемый авиационный ангар! Что, если базу атакуют прямо сейчас? Что, если террористы проникнут сюда и украдут боеголовку? И, кроме того, у этой штуки излучение — мама не горюй! Я не хочу заболеть лейкемией прямо перед пенсией!
— Сядьте, пожалуйста, — сказал человек из «Росатома».
На его лице не было и тени тревоги. Либо он был совершенно наивен и туп, либо… На лбу Маркова выступили бисеринки пота. Ему вдруг стало ясно, зачем здесь оказалась бомба и почему этот человек задает такие странные вопросы.
— Это… это же муляж, да?
Человек из Москвы без тени улыбки кивнул.
— И зачем вы притащили это сюда?
— Вы же не дурак, полковник. Вы уже знаете ответ.
Марков сглотнул.
— Сколько?
— Три.
— Когда?
— Я надеялся узнать это от вас.
Марков обхватил голову руками и на мгновение замолк. Он не мог заставить себя поднять глаза на человека напротив.
— Я… я понятия не имел, — наконец выдавил он из себя. Его голос предательски дрогнул.
— Я вам верю, — сказал незнакомец почти сочувственно. — Но боюсь, это вам мало чем поможет.
Марков почувствовал себя так, словно все его тело уже подверглось радиации. К горлу подкатила тошнота, и казалось, будто груз весом в тонну вдавил его в жесткий деревянный стул.
— Я был здесь командиром три с половиной года, — объяснил он, хотя подозревал, что в «Росатоме» знают об этом не хуже него самого. — До меня был генерал-майор Оляков. Он сейчас возглавляет отдел стратегического планирования в Министерстве обороны.
— Генерал Оляков покончил с собой три дня назад, — без видимых эмоций сообщил москвич. — По крайней мере, все улики указывают на самоубийство. Но мы не исключаем, что ему помогли уйти из жизни.
— Так вот почему эта внезапная проверка!
Незнакомец кивнул.
— По нашим предположениям, боеголовки подменили пять лет назад.
— Все равно мне отвечать, — сказал Марков скорее самому себе. — Когда я принял командование частью, я должен был разобрать каждую из этих чертовых адских машин и заглянуть внутрь! А что запихнули туда, чтобы обмануть контроль веса? Свинец?
— Низкообогащенный уран. Даже со счетчиком Гейгера трудно отличить муляж от настоящей боеголовки.
Ага, значит муляж все же радиоактивен. Либо у человека из Москвы стальные нервы, либо у него под элегантным костюмом — свинцовая защита. Долбаный говнюк!
— Я могу идти?
— Полковник Марков, с этого момента вы арестованы. Вы обвиняетесь в нарушении правил хранения ядерного оружия, а также закона о вооружении.
Марков вскочил, с грохотом опрокинув стул. Этот звук разнесся долгим эхом по пустому ангару.
— Но ведь вы только что сказали, что верите, что я не знал об этом! Что генерал Оляков покончил с собой! Что боеголовки заменили на муляжи задолго до моего появления здесь.
— На данный момент это — только мои предположения. Но расследование еще не завершено, и окончательное решение вынесет военный трибунал.
Москвич коротким кивком подал знак военным полицейским, которые все это время топтались за спиной у Маркова.
— Взять полковника под стражу!
1
Скрытый от посторонних взглядов занавеской и большим комнатным растением, Леннард Паули поднял бинокль. С этой позиции открывался отличный вид на внутренний двор U-образного многоквартирного дома и окна противоположного крыла. На девятом этаже старушка, фрау Ценгелер, сидя у кухонного окна, как обычно, разгадывала кроссворд. Она делала это с неизменной серьезностью, как будто ее пенсия зависела от того, удастся ли ей разгадать все до последнего слова. Она не заглядывала в словарь и не звонила никому за подсказкой. Время от времени фрау замирала и сидела без движения минут пятнадцать, уставившись в лежащий перед ней журнал, а потом хватала ручку и что-то вписывала. После этого ее напряжение на миг ослабевало и на морщинистом лице проступало довольное выражение, но оно никогда не держалось дольше нескольких секунд.
Этажом ниже женщина на балконе развешивала белье, которое настирала на семью из семи человек. Они въехали совсем недавно, и Леннард еще не успел прочесть новую фамилию на табличке под дверным звонком. Женщина была не слишком красива: рыхлая фигура, смуглая кожа, черные вьющиеся волосы, стянутые резинкой на затылке. Но ее движения были быстрыми и четкими. Они выдавали большую сноровку, которая была просто необходима многодетной матери, чтобы ежедневно справляться с чудовищной нагрузкой. Она всегда успевала навести порядок в квартире до того, как ее пятеро детей приходили из школы, а муж возвращался с ранней смены. После этого она сама убегала на работу. Куда — этого Леннард не знал. Ее муж проводил остаток дня преимущественно перед телевизором, пока дети делали домашнее задание, играли во дворе в футбол или ссорились. Одним словом, совершенно нормальная семья.
А вот молодую пару, жившую у них по соседству, трудно было назвать нормальной. Они постоянно выясняли отношения. На руках и лице женщины часто можно было увидеть синяки. Как-то Леннард подошел к ней в супермаркете. Она, ничего не говоря, отвернулась, но слезы, стоявшие в ее глазах, не ускользнули от его внимания.
Он перевел бинокль на скверик с небольшой детской площадкой. Женщина лет тридцати с оливковой кожей и длинными вьющимися черными волосами играла с сыном лет шести. Фабьен Бергер работала на полставки продавщицей в цветочном магазине. Леннард почувствовал неприятное покалывание в сердце, стоило ему увидеть, как светится от счастья ее милое лицо, когда она бегает с мальчуганом в «пятнашки». Она двигалась грациозно, как танцовщица. Даже притворная неуклюжесть, с которой она артистично споткнулась и упала на траву, была исполнена изящества. Леннарду казалось, что ее звонкий смех проникает даже сквозь толстые оконные стекла его квартиры. Фабьен Бергер играла с сыном в песочнице, когда к ней подошла другая молодая женщина, Нора Линден, полноватая блондинка, далеко не такая красивая, как Бергер. Фабьен и Нора были близкими подругами и часто помогали друг другу присматривать за детьми. Дочь Линден была ровесницей сына Бергер.
Бергер встала, смахнула с джинсов песок и с улыбкой направилась к Норе. Но когда они встретились, на ее лицо, казалось, упала тень. Они заговорили. Нора Линден выглядела взволнованной — должно быть, что-то случилось. Бергер положила руку ей на плечо, точно старалась успокоить. Леннард достал направленный микрофон, лежавший рядом с ним на радиаторе, включил его, надел небольшие наушники и приоткрыл окно. Ему потребовалось мгновение, чтобы настроить микрофон и даже сквозь шум разобрать, о чем они
