Бунтарка - Дженнифер Матье
Прошло пять лет, и мистер Уилсон сумел забраться по карьерной лестнице школы Ист Рокпорта и стать директором Ист Рокпорт Хай. Митчелл набрал тринадцать килограммов, и весь город узнал, что он может делать идеальный закрученный бросок. Теперь совершенно нормально, что Митчелл Уилсон и его друзья прерывают девочек во время занятий и отправляют их готовить сэндвичи.
Войдя в столовую, мы с Клодией направляемся через ряды столов к другим девочкам, с которыми обедаем каждый день: Кейтлин Прайс, Саре Гомез и Мэг МакКроун. Это милые девушки, и мы знаем друг друга вечность. Они из тех, кто никогда не был где-то за пределами Ист Рокпорта, население которого составляет 6000 человек. Это девушки, которые пытаются не выделяться. Девушки, которые втайне влюблены, но никогда ничего с этим не сделают. Девушки, которые тихо сидят в классе, получают достойные оценки и надеются, что их не попросят объяснять символизм в двенадцатой строке поэмы.
То есть милые девушки.
Мы сидим и обсуждаем занятия, перетираем сплетни. Кусая яблоко, я замечаю Люси Эрнандез за столом с другими одинокими волками, которые регулярно объединяют усилия, чтобы казаться не такими одинокими. Каждый ученик сидит за своим столом: спортсменов, богатеев или неудачников. Стол Люси самый печальный. Она ни с кем не разговаривает, просто тыкает пластиковой вилкой в очень грустную пасту.
Я думаю о том, чтобы пойти и пригласить ее сесть с нами, но потом вспоминаю, что Митчелл и его тупые друзья сидят прямо в центре столовой, веселятся и ищут возможность забросать еще одну из нас женоненавистническими шутками. А Люси Эрнандез будет главной целью, учитывая то, что случилось на уроке.
Поэтому я не приглашаю ее к нам.
Может быть, я и не такая милая.
Глава вторая
Наша старая полосатая кошка Джоан Джетт ждет меня у двери, когда я возвращаюсь из школы. Джоан Джетт любит встречать нас, словно она собака, а не кошка. Цель ее жизни — мяукать, выть и привлекать внимание всеми возможными способами. Мама говорит, ей очень подходит ее имя. Джоан Джетт была участницей девичьей музыкальной группы 1970-х годов The Runaways, пока не создала свою собственную группу. В детстве мы с Клодией снимали на видео, как кошка Джоан Джетт танцует под песни певицы Джоан Джетт.
Я глажу Джоан Джетт, а потом нахожу записку от мамы. Она могла бы просто мне написать эсэмэс, но она любит «осязать бумагу», как она это называет.
Буду на работе допоздна. Бабушка с дедушкой сказали, что ты можешь прийти к ним на ужин, если захочешь. Пожалуйста, аккуратно сложи белье на моей кровати и убери его. Люблю тебя xoxoxo мама.
Теперь я достаточно взрослая, чтобы оставаться одной, если у моей мамы поздние смены в неотложке, где она работает медсестрой. Когда я была маленькой, а у нее были поздние смены, бабуля забирала меня из школы, и мы все вместе ели замороженный ужин Stouffer’s[2], а потом пытались угадать правильные ответы в программе «Колесо Фортуны». Потом меня отправляли спать в комнату, которая раньше принадлежала маме. Бабуля перекрасила ее в нежные розовые и зеленые тона, не осталось и следа старых маминых постеров и наклеек, но я выглядывала из окна комнаты и представляла ее молодой, дикой, мечтающей однажды покинуть Ист Рокпорт и никогда больше не возвращаться. И хотя ей удалось выполнить план только наполовину, ее юные годы восхищали меня.
В такие дни я или засыпала дома, если мама успевала меня забрать, или просыпалась от того, что дедушка включал Today Show[3], или меня будили посреди ночи для десятисекундной прогулки домой. Я держала маму за руку, и от нее приятно пахло мятным антисептиком.
Теперь я хожу к бабушке с дедушкой только на ужин, хотя они все еще пытаются пригласить меня на ночевку, как в старые времена.
Звонок. Это бабуля.
— Привет, милая, я разогреваю пироги с курицей, — говорит она мне. — Придешь?
Бабушка с дедушкой завтракают в 5 утра, обедают в 11, а ужинают в 16:45. Раньше я думала, это все из-за возраста, но мама говорит, что так было всегда, пока она не уехала от них в восемнадцать лет. Она чувствовала себя бунтаркой, когда ела после наступления темноты.
— Хорошо, — отвечаю я, — но мне сначала нужно убрать белье.
— Ну приходи, когда освободишься, — говорит бабуля.
Я хватаю кусок сыра из холодильника и отвечаю на сообщения от Клодии. Она жалуется, как ее раздражает младший брат. Джоан Джетт бежит за мной в спальню, где я нахожу гору белья посреди незаправленной маминой кровати. Я начинаю складывать трусы в милые аккуратные квадратики, а влажные лифчики вешаю сохнуть в ванной. Здесь только женское белье. Мой папа умер, когда я была совсем маленькой. Он разбился на своем мотоцикле. Тогда мы жили в Портленде, штат Орегон. Его звали Сэм, и я его даже не помню. По фотографиям я знаю, что внешне он был привлекательным: светлые волосы, зеленые глаза, подтянутая фигура.
Моя мама все еще скучает по нему. Однажды ночью, около года назад, выпив слишком много вина, мама сказала мне, как это странно: она будет стареть, а Сэм останется вечно молодым. Да, так она его называла — Сэм. Не «твой папа», а Сэм. Таким он и был для нее. Ее Сэмом. Потом она ушла в свою комнату и плакала, пока не заснула. Это было так не похоже на мою маму, не терпящую никакой ерунды. Иногда я чувствовала себя виноватой, что совсем не скучаю по нему и не могу откопать даже крохотное воспоминание. Мне было всего восемь месяцев, когда он умер. После его смерти мы с мамой переехали обратно в Ист Рокпорт, чтобы бабушка с дедушкой присматривали за мной, пока мама получала квалификацию медсестры. И вот, прошло шестнадцать лет, а мы все еще здесь.
Я вешаю легкие платья мамы в шкаф, когда мой взгляд падает на большую, побитую жизнью коробку из-под обуви на верхней полке. Черными буквами на ней написано: «МОЯ ВПУСТУЮ ПОТРАЧЕННАЯ ЮНОСТЬ». Я вешаю последнее платье, вытаскиваю коробку и несу в свою спальню. Я уже заглядывала в нее. Когда у нас с Клодией был период «видео с танцующей кошкой Джоан Джетт»,
