Еврейское счастье (сборник) - Семен Соломонович Юшкевич
-- Я не вижу, чтобы вы были веселы, -- грустно отозвалась Хова.
-- А если я скажу вам, -- сатирически ответил Лейзер, -- что весел или не весел, то уже на нас посыплется добро?.. Вылечатся все печени, сердца перестанут быстро колотиться, и сгинет наше маленькое еврейское горе...
-- Вот это вы хорошо сказали, -- опять отозвался Вейц, тыкая кулаками вверх.
-- Я еще лучше скажу, -- круто оборвал его Лейзер. -- Здесь наше маленькое еврейское горе никогда не излечится, и потому отсюда надо бежать.
-- Говорите же, говорите, дорогой Лейзер, -- задыхаясь от волнения, заговорил Коган, с быстротой молнии застегивая и расстегивая жилетку.
-- Говорите, -- попросила и Хова. -- У вас можно учиться. Вы не то, что мой дурак. Когда он говорит, -- я пугаюсь... Он говорит неясно и... страшно.
-- Пусть будет так, -- уныло ответил Коган, -- но деньги я приношу, когда зарабатываю? Но муж хороший?.. Не пью, в карты не играю. А убежать, как все, со всеми, разве не могу? Я, может быть, могу побежать первым, если нужно будет.
-- Ты бы замолчал, -- со страданием крикнула Хова, закрыв уши руками. -- К чему тебе говорить? Лейзер, значит, нужно таки бежать? Скажи правду. Все говорят, все уезжают... Но вы скажите.
-- Ага, -- вырвалось у Лейзера. -- Это увлекает всех: там и здесь! Слышите: там и здесь! Кто мы? -- Он стал быстро загибать пальцы, начав с мизинца. -- Бедные, немощные, проклятые, голодные и... в земле! Уже пять качеств. Пойдем дальше... Миллионы детей, миллионы болезней, миллионы забот, миллионы погромов и... Россия. Еще пять качеств. А еще пять тысяч раз по пять я не насчитаю? Ага! И после всего... Россия? Что значит Россия? Россия значит страна, где режут евреев. Не мучьте своей головы вопросом: почему? Что? Образованный народ, нежный народ? Татары, татары, и татары!... Нет, нет, -- нет, не рассказывайте нам сказок, что если уже начали резать евреев, то это предвещает добро для всех. Резали, режут и будут резать, как овец. Спросите же -- кого? Евреев! Может быть, думаете вот таких только маленьких бедных? Всех! Спрашивается, что должны делать евреи? Это мы знаем. А что должен сказать такой, как вы, Коган, или как вы, Вейц, или как я, Лейзер? Ну, что? Что?
-- Я знаю, -- отозвался Вейц.
-- Все вы знаете, -- рассердился Лейзер. -- Я вам скажу, что. А ну-ка, -- должен сказать я, -- Лейзер, больная жена и деточки, покажите, как вы убежите из России...
-- Прекрасно, -- крикнул Коган.
-- Ну, сделай и ты прекрасно, как Лейзер, -- загорелась Хова. -- Дурак ты! Садись. И зачем ты по комнате бегаешь? И оставь жилетку. Ты уже все пуговицы оборвал на ней... А куда вы едете, Лейзер?
-- Что значит куда? -- удивился Лейзер. -- Разве есть два места, куда можно было бы уехать? Прямо в Америку. Пусть будет не прямо, но в Америку. Стойте, не шумите... Спрашивается, кто я, Лейзер, здесь? Ответ: Собака! Две собаки! Еще кто? Паршивый жид, которого всякий может бить, грабить и всё другое, что вы сами уже знаете. А там? Знаете? Ну, скажите, если знаете.
-- Я знаю, -- отозвался Вейц.
-- Молчите, Вейц, -- шепнула Хова.
-- Там я, -- торжественно сказал Лейзер, -- янки! Не Лейзер, а янки Елеазар. Вот кто я там. Янки Елеазар! Я иду по улице со своей женой и деточками... Идет янки Елеазар в Америке со своей женой и деточками и... никого, никого не боится!..
-- Будь у меня деньги, -- крикнул Коган, -- завтра моей ноги не было бы в России.
-- Нет, нет, -- заволновалась Хова, испугавшись его порыва. -- Я сама об этом подумаю. Ты не вмешивайся. Тебя ведь нужно бояться. Вот ты загоришься и вот тухнешь. Вдруг ты вздумал портным сделаться... Помнишь? Вдруг ты вздумал лошадьми торговать...
Она стала рассказывать о подвигах Когана, и он будто слушал интересную сказку о ком-то, пожирал ее глазами, кивал головой и смеялся, как ребенок, когда она вспомнила, что однажды он решил сделаться извозчиком...
Но в голове его уже плыли соблазнительные картины отъезда из России.
-- Подожди, подожди, -- крикнул он. -- Что-то рождается в моей голове. Как сказал Лейзер? Янки Елеазар? А меня как будут звать там? Янки Коган? Говорю вам, что я еду... За имя янки -- готов отдать свою жизнь. Завтра иду в город. Нахожу кошелек с деньгами. Завтра иду в город. Является сотня дел. Не мешай мне, Хова.. Слушайте...
Он заволновался и возвысил голос. Так хотелось ему хорошего, человеческого, что вся правда страшной жизни как бы по волшебству отошла от него, и все, увлеченные его голосом, его жестами, сверканием глаз, на миг покорились ему... Да, через неделю все едут, все едут!
-- Ну, ну, -- подгонял его Лейзер, -- не останавливайтесь же! Ну, ну...
И Коган продолжал творить свою сказку, находя каждый раз новые, удивительные слова, и так страстна была жажда по тихой спокойной жизни, что и Хова покорилась ему.. Через неделю они уедут!..
ПОРТНОЙ
Вот уже с месяц, как портной Иерохим шьет у себя на дому. В этот день, когда начинается рассказ, он с минуты на минуту ожидает хозяина дома, который еще вчера обещался зайти за квартирными деньгами, и каждый раз тревожно выглядывает в окно, -- не идет ли?
Он успел уже облить водой кончики пальцев, наскоро помолиться, продумать целый ряд грустных мыслей и несколько раз рассердиться на докучливые приставания детей.
Сидит он теперь, заложив одну ногу на другую, непричесанный, в одной рубахе, босой, и лицо его сонное, помятое.
Он шьет нервно, торопливо, но часто мигает глазами, и потому работа его подвигается медленно.
На другом конце комнаты возится с детьми жена его, Ципка, худенькая заморенная женщина, с сосредоточенным и скорбным лицом. Она стоит над корытом и моет восьмилетней Ханке голову горячей водой, думая свою однообразную, печальную думу, не подозревая, что горячая вода жжет Ханкину голову, и что ногти ее чуть не до крови царапают у Ханки кожу.
