Как (не)родные - Лада Ражинскас
– Ты?
– Я.
– Пришла, значит?
Ощущение тела возвращается, а вместе с ним приходит боль. Кажется, будто кто-то сжимает кулаком желудок и давит, как на тюбик с пастой. Я поднимаю глаза на мертвое лицо и не могу больше сдерживаться. Меня рвет прямо под ноги. Забрызгиваю сапоги, но чувствую себя лучше – кулак, схвативший меня, разжимается.
– Я понимаю, – смотрит на растекающуюся лужу.
Ничего не отвечаю, ищу в карманах бумажные платочки и вытираю рот. Я вижу: ему неловко. Мертвым тоже бывает неловко. Молчу и думаю, как он не похож сейчас на того, каким я его представляла. Аватарка с голым животом и шашлыком в руке – вот кто для меня этот человек. Я залазила на его страницу сотни раз, изучала посты, и все ради теплого чувства собственного превосходства. В друзьях 58 человек, вот фотография на даче за столом с салатами, тазиком мяса и трехлитровой банкой какой-то темной фигни. Перепосты каких-то бредовых текстов про РУСЬ (именно так), СО-ВЕСТЬ (именно так) и НАРОД (капсом, да). Подборка российской попсы на стене и вдруг бац – плейлист скрипичной музыки, где обязательно будет «Мелодия слез», «Мотив для души» или «Просто красивая музыка без слов». А как-то в одном посте у него встретились «Вивальди летняя гроза» и альбом «Самые сливки шансона», где была, например, такая композиция – «Я целовал тебя во снах среди берез». Прослушала ее раз семь, могла бы и больше, если бы скулы не начали болеть от смеха. Следом репост из группы «Я целуюсь лучше, чем готовлю», где публикуют список дорогих и дешевых аналогов лекарств. Снова приступ хохота. Или вот еще фразочка: «Не бегай ни за человеком, ни за трамваем. Всегда придет следующий». Ой, папа, вот тут ты прав. Твоя страница «ВКонтакте» лучше всякой терапии. Смотришь на это все и думаешь: хорошо, что ты нас бросил. Мне тогда было пять.
– Так зачем ты пришла?
Не знаю, что ответить, я не готовилась к разговору. Последний раз мы с тобой общались восемнадцать лет назад, ты мне говорил: «Не закрывай телик» или «Не ори, ничего не слышно». После тоже не задалось. Ты присылал мне телеграммы на дни рождения, в них всегда было одно и то же: «ПОЗДРАВЛЯЮ ДНЕМ РОЖДЕНИЯ ЦЕЛУЮ ОТЕЦ». Меня так бесила эта пропавшая буква «С»: раз в год ты не мог сказать мне даже одного законченного предложения. А еще слал коробки конфет, которые нужно было получать на почте. Каждый раз я обещала себе, что не пойду за ними, и каждый раз шла – я любила конфеты, а мы жили бедно.
Когда училась в институте, ты добавился в друзья во «ВКонтакте» – сам! – и стал отправлять открытки в личку или оставлять на стене. Жирные котики, улыбающиеся цветочки, ангелочки, Христос – все сверкает, и можно теперь не экономить на букве «С»: С Рождеством, С Пасхой, С Новым годом, С днем рождения. Восклицательных знаков на конце – как сосулек на крыше. Когда я смотрела на эти картинки, мне всегда становилось холодно.
– Наташа, скажи что-нибудь!
Меня знобит, кажется, сейчас снова начну блевать. Я стараюсь не смотреть на него, иду к двери и дергаю за ручку, она не поддается.
– Наташа, вернись!
Дергаю сильней, дверь открывается, и я вываливаюсь в коридор. Делаю несколько шагов, опираясь на стену, медленно сползаю на пол и начинаю плакать.
***
Я не только мужу не сказала, что еду сюда. Маме тоже. Она бы стала нервничать. И ревновать. Мама любила меня за двоих, но и этого было мало. Я росла жадной до чувств. В пятом классе влюбилась в учителя физкультуры просто потому, что он говорил, что я хорошо бегаю и смогу участвовать в городских соревнованиях. Меня на них так и не послали, кстати. А я все равно представляла, как первая прорываю ленточку на финише, – я почему-то думала, что там обязательно должна быть красная ленточка, как в фильмах. Наш физрук вручает мне медаль, помогает встать на пьедестал и говорит: «Ты лучшая спортсменка, которую я видел в жизни». Никто не отнимет у меня эту победу, пусть я и прожила ее лишь в своей голове.
Я много чего прожила лишь в своей голове. Зачем я смотрела все эти посты в его соцсетях, ночами, когда уже выключала свет? Я столько речей проговорила про себя – вот отличный шанс произнести хотя бы одну из них. А я не хочу. Размышления прерывает знакомая мелодия звонка – где мой телефон? Охранник унес его с собой, когда сбегал. Поднимаюсь с пола – силы ко мне потихоньку возвращаются, и это радует, – иду под слова «…cause it's another day for you and me in paradise». Я оценила иронию, ага. Телефон лежит на столе охраны, даже поставлен на зарядку – какой, однако, ответственный толстяк: меня бросил, а о смартфоне позаботился. На экране высвечивается «Любимый Муж». Успеваю взять трубку.
– Ну, сколько до тебя дозваниваться? Привет, прости, я быстро. Еду сегодня в срочную командировку в Питер. Ты не кричи! Только сейчас решили, заказчик зверствует, требует презентацию провести вечером. Что-то у них там по срокам…
– Ты не придешь домой?
– Нет, Наташ, не приду, видишь, как все получается.
– Ты так спокойно об этом говоришь?
– Нет, не спокойно. У меня тут сумасшедший дом на работе, давай мы поговорим об этом позже.
– Эта работа разрушит наш брак, если он для тебя что-то значит.
– Послушай, не обязательно каждый день держаться за руку и, не знаю, устраивать эти семейные ужины или ходить в гости… Ну ты понимаешь. Меня не будет пару дней.
– Обязательно, Саша!
Обрываю звонок. Как и в предыдущий раз, охранник выкатывается из того же дверного проема, только без куриной ножки в руке, и от этого мне почему-то становится обидно.
– Я звонил в полицию, – бурчит он обиженно, – рассказал им про воскресшего вашего, они сказали, чтобы я больше не пил. Перезвонил второй раз, орали и обещали составить протокол.
– И это все, что ты можешь?
– А что я? Я нанимался мертвых сторожить, а не это вот все.
– И что теперь делать будешь?
– Сменщика дождусь – будет его забота.
Он собирался закрыть дверь в каморку, когда я спросила:
– Вы разводились?
– Что?
– Разводились когда-нибудь?
– Дважды.
– Почему?
– Разочаровался. Одна плохо готовила, вторая много болтала, – противно смеется.
– А дети?
– Двое. На дачу ко мне летом приезжают. С внуками уже.
– У меня
