Экспериментальный роман - Роберт Егоров
Вообще мысли о том, чтобы сменить место жительства бродили в голове Артёма уже давно. Вместе с женой они обсуждали эту возможность и находили её здравой. Но до конкретного решения разговор так и не доходил. Робкая мысль о переезде регулярно возникала, но всякий раз пугливо пряталась, сжимаясь в дальнем углу сознания, страшась громады перемен.
Месяц назад решились.
Конечно, благодаря той самой капле, что заставляет океан выходить из берегов. В их случае капля имела финансовый грязевой окрас, бензиновым пятном растёкшаяся по синей глади. Из-за карантинных перемен, сломавших все прежние, налаженные плоскости, на которых довольно прочно стояли Артём с Алёной, их семейный бюджет скатился в зону дефицита. Денег стало хватать не больше, чем на первейшие необходимости, немалую часть которых составляли траты на котов. Половину бюджета сжирала аренда квартиры, ещё четверть – походы в магазины, цены в которых вдруг стартовали вверх. Словно устроившие соревнования альпинисты, ценники карабкались в гору, стараясь опередить соперников и первыми добраться до вершины, где твёрдо установил свой флаг грузный, обрюзгший, с толстыми небритыми щеками и заплывшими глазами кризис. Карикатурой на греческих богов Олимпа восседал этот бесформенный наглый жирдяй на пике горы и смеялся, хохотал, брызгая слюной на копошащихся внизу людей.
Оставшаяся четверть бюджета едва покрывала прочие текущие расходы, не оставляя никакой возможности отложить деньги. Ни на столь важные курсы, ни на путешествия, ни на простые, балующие желания траты.
Жизнь в Петербурге стала невыносимо блёклой, скучной, апатичной. Город и прежде никогда не вызывал восторга. Теперь и вовсе стал давить. Артём жил здесь по, ещё в детстве определённому родителями, кое-как скроенному плану. Алёну же занес сюда залихватский ветер юности, жаждавшую доказать всему миру собственную состоятельность, взрослость и успешность.
Теперь никому ничего доказывать не хотелось. А хотелось жить в радость, заниматься своими любимыми делами: Артём – литературой, Алёна – стилистикой, и не обременяться вечными платежами и поиском денег.
Екатеринбург, родной город девушки, брошенный ею несколько лет назад, вдруг, по-богатырски выплыл из морских пучин и предстал во всём своём перспективном великолепии. Смело, без особой оглядки на столицу, развивающийся город, приютивший многих талантливых людей, оказался, при сравнении с Петербургом, явно простуженным и беспрестанно кашляющим у своего промозглого залива, куда более приветливым, пышущим здоровьем и уверенностью.
Артём, кряхтя, держась за поясницу, завалился на сиденье напротив жены. Он чувствовал себя разбитым героем, только что отбившим сопротивление ужасных чудовищ, получившим множество ран, но выжившим. Главное – выжившим. Все вещи были дотащены до поезда, расставлены в багажном вагоне, распиханы по полкам в купе. Коты, в начале переезда возмущённо мяукающие из переносок, подавленно молчали, покачивая мордами в такт постепенно разгоняющегося поезда.
За окном вспыхивал отступающий пейзаж. Зелень деревьев и кустов, серые здания производственных зданий, змеиные полосы извивающихся рельс, яркие всплески полевых цветов сливались в одну непрекращающуюся картину художника-модерниста. Ноги гудели, ладони горели, голова уплывала, тяжёлые веки настойчиво закрывались.
– Очень душно.
Алёна положила тёплую руку ему на колено. По телу тут же рассеялись успокаивающие искорки. «Нет, она точно волшебница из сказочного мира. Жизнь с ней – сказка.»
– Может выпустим котов? Чего они там, бедные, сидят. Пять часов почти.
– Да, давай.
Отщёлкнули замочки. Коты, настороженно ощупывая воздух нового для них помещения, стали выкарабкиваться из временных убежищ (или камер) и бесшумно расплылись пушистыми лужами под сиденьями. Раскрытые решётки переносок напоминали лагерь, из которого сбежали заключённые.
Двое котов спрятались, слившись с тенями по углам. Третья кошка взялась осваивать новые территории.
В купе, без стука, заглянула проводница.
– Ничего себе у вас тут!
Женщина оглядела высившуюся поклажу на верхних полках и остановилась взглядом на пустых переносках.
– Ещё и с котами! Переезжаете?
– Да. У нас ещё столько в багажном вагоне, – хихикнув, сказала Алёна. Артём выжал кислую улыбку, вжимаясь в подушку в углу койки, освобождая рядом с собой место для проводницы. Та села и разложила на коленях рекламные буклетики.
– Я сейчас расскажу вам необходимую информацию и потом уйду, хорошо? – Женщина сама себе утвердительно кивнула и продолжила. – Меня зовут Надежда. По любым вопросам сразу же обращайтесь ко мне. Если что-то надо, если не комфортно, если холодно или наоборот душно – не терпите, не надо. Попросите меня и я всё исправлю.
– Вы сможете отрегулировать температуру в одном купе? – со знанием дела спросила жена Артёма.
Надежда посмотрела на Алёну и добродушно ухмыльнулась.
– Тряпочкой дырочку закрою и всего делов.
Простецкое всемогущество сотрудников РЖД!
Все трое посмеялись, тем самым отодвигая полуофициальную неловкость. В купе будто стало свободнее. Надежда, приободрившись, затороторила следующую информацию.
– В пути вы можете приобрести сувенирную продукцию, закуски, магниты, открытки, тапочки. У нас в поезде есть вагон ресторан. Если проголодаетесь, у меня есть меню. Завтраки, обеды, ужины. Всё очень вкусно. Заказывать лучше заранее. Если хотите позавтракать, заявку нужно составить с вечера, обед – утром, ужин – после обеда.
– А если заказывать еду, её прямо сюда принесут или надо идти в вагон-ресторан идти?
– Можно и прямо сюда, – заговорщицки улыбнулась Надежда. – Хотите сейчас заказать ужин?
– Нет, – Алёна кивнула на заставленный снедью столик. – У нас пока всё есть.
– Ну ладно, – Надежда встала, поправив сбившуюся серую юбку. – Я пока пойду. Чуть позже ещё загляну. Располагайтесь, отдыхайте.
Женщина спиной просочилась из купе в общий коридор, подмигнула выглянувшей с верхней полке кошке и закрыла дверцу.
– Будешь чай? – спросила Алёна.
– Да. Чай буду. Много чая буду, – приободрился Артём, отслаиваясь от подушки.
– Сейчас схожу к ней за стаканами.
Солнце уже сползло с северного длинного неба за край мира. Светлые сумерки приятно освежали тело и ум. Пахло темнеющей к ночи травой, железной дорогой и цветочным ароматом Алёниных духов.
Артём медленно ел сливочное мороженое и смотрел снизу вверх на покрывших перрон пассажиров. Первая большая остановка в Бабаево. Первая разделительная черта, отрезавшая его от Петербурга. Артём наблюдал за Алёной, переписывавшейся с кем-то по телефону и впитывал через Бабаевский свежий воздух
