Гетопадение - Мамкина Конина
– И что мне теперь прикажешь делать? Что теперь будет с моей репутацией? Ты понимаешь, что я теперь стану «адвокатом дьявола»?! – пока адвокат Антона превратился в только в его прокурора, – Это всё ты, ты, Шульц!
– Отто, Отто, старый друг, не преувеличивай. Да, у нас с тобой репутация слуг дьявола, но только потому что мы чертовски хороши, согласись. Вспомни, каким ты был раньше: голый, как правда. А теперь?
– Не преувеличивай? Не преувеличивай?! Я преуменьшаю… ЧТО НАМ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ? Мне что делать?
Они затянулись, Антон оперся на стену и невозмутимо произнёс:
– Во-первых, докурить, пока никто не видит, потом поесть и выспаться. Завтра будем праздновать освобождение невинно осуждённого и твой юридический триумф. А мне бы вот ещё не помешало насобирать мелочи на проезд и какую-нибудь снедь найти, – он согнулся и прижал руку к животу. Взгляд, обращённый на Отто был настолько красноречив, что процитировал Сент-Экзюпери.
– Да подвезу я, подвезу, чёрт подери. Но следующий обед, чур, с тебя. И не в забегаловке какой-нибудь, слышишь? – юрист выпустил изо рта сигаретный дым, внимательно посмотрел в лицо друга и добавил, – Скажи-ка, тебя точно не Тиль зовут?
Антон неслышно ухмыльнулся, оскалив белые зубы: «Деда так звали. А зачем Вы интересуетесь, герр Гудзак?»
Когда друзья докурили и, покачиваясь, направились к парковке, солнце уже окончательно скрылось за облаками.
В эту самую секунду ветер повалил дуб, из которого потом сделают гроб господина Шульца. Хотелось бы сказать, что это будет совсем другая история, но не стоит питать иллюзии на этот счёт.
Пролог. Глава 2: “Конченные люди и завершённый человек”
“Das ist keine Arroganz,
Das sieht nur von da unten so aus“
“Я не высокомерен,
Так просто кажется с вашего дна”
Eisbrecher
Кто такой господин Шульц и как он докатился до подобного образа жизни подробнейшим образом расписано в 186 томах уголовного дела. Однако за выжимкой из фактов, изложенных сухим протокольным языком, прячутся судьбы сотен и тысяч живых существ. А самое страшное: преступный бюрократизм привёл к потере горькой иронии и чёрного англо-саксонского юмора. Как жаль, что история его жизни попала в руки прокурору, а не Шарлью де Костеру!
Личность и наружность Антона Макса Шульца без труда можно было бы описать, как обыкновенную, если бы он жил бы в XIX веке. Однако судьба распорядилась иначе, и он стал героем не своего времени. Люди считали Антона не лишённым обаяния молодым мужчиной, отличавшимся необычно высоким ростом, вытянутым угловатым лицом с узким длинным носом и тонкими сухими губами. Жидкие каштановые волосы он собирал в хвост.
Господину Шульцу не было и двадцати шести, однако юношеский запал в нём давно угас. Он выглядел старше, а потухшие глаза нередко смотрели поверх очков, прямо в сущность собеседника. Так он вскоре покрылся панцирем внешнего хладнокровия, флегматичности и расчётливости.
Ничего правильного в нём не было, зато всё то, что было, сочеталось гармонично: лицо, одежда, манеры, речь – создавалось впечатление словно он безупречен. Из этой гармонии выбивались только душа и мысли. Если с душой дело обстояло достаточно просто – она отсутствовала как таковая, то помыслы его были поистине неисповедимы и пугающи.
Впрочем, строгое воспитание отца сделало своё дело, и общество дало ему титул «человек эпохи Возрождения». Антон чувствовал личное превосходство: его движения были легки и элегантны, а подбородок всегда поднят. Покровительственно-снисходительный взгляд часто заставлял замолчать как пациентов, так и друзей.
Могло показаться, что его заставляла двигаться вперёд только жажда наживы. Это была полуправда, которая, как известно, хуже лжи. Деньги он считал лишь единицей измерения своего мастерства. Тем не менее, считать их и правда приходилось часто и много. Общество никак не умаляло его умений и знаний, но вскоре сочло зазнавшимся «самодуром». На этом и успокоились.
Имён у него было много, но подходящим он считал только одно – «флюгер». Отнюдь не потому что господин Шульц постоянно менял убеждения. Он просто всегда знал, откуда дует ветер, и с одинаковой степенью успешности находил выход из любой ситуации.
Он и сам не всегда понимал, почему лишь посмотрев на что-либо, мог сразу придумать криминальную схему не меньше чем на двадцать, а то и все двадцать шесть лет особого режима. Хотя первый свой шестнадцатилетний срок он действительно получил незаслуженно.
Клаус и Урсула растили сына и двух очаровательных дочерей в строгости: они боялись, что если дети не будут заняты каждую секунду своего времени, то увлекутся творчеством или даже чем похуже и станут тиранами. Прецеденты были, и один из них уже вынудил династию дважды эмигрировать. В попытках предотвратить тиранию в Евразии, они превратили квартиру в Вавилон.
Антон начал жить самостоятельно, как только позволил закон. Накопив денег и связей, в свой шестнадцатый день рождения он пересёк границу и вернулся на почти историческую родину. Там его как потомственного врача с распростёртыми объятиями приняли в университет, где он и познакомился с людьми, которых счёл полезными. Там же он встретил её, Глэдис, студентку по обмену. Откуда она родом, никто точно не знал, но акцент был похож на скандинавский, а в сочетании с северной внешностью, он вызывал прочные ассоциации с ней как с человеком из Швеции. Сама Глэдис ни разу не подтвердила этого, но и опровергать не торопилась.
Она видела его насквозь, в том числе потому, что и сама была «флюгером». Однако, в отличие от него, она направляла способности во благо людям, а не на собственное увеселение. Они были словно соль и сахар: цвет, форма, запах похож, но только если он обманом и сладкой лестью медленно разъедал общество, она со своей горькой честностью и острым языком была необходима людям, как воздух. Она была в силах некисло насолить ему и пользовалась этим. Её холодность и отстранённость раздражали его днём и не давали спать ночью. Он постоянно чувствовал на себе пронизывающий взор и в её присутствии был неспособен плести свою сеть. Эта женщина стала его личной Немезидой.
Шульц неоднократно пытался поговорить с ней, перетянуть на свою сторону, подкупить или перехитрить, но не получал ничего, кроме равнодушного взгляда и пары холодных реплик. Она сводила его с ума, делая вид, что не знает о роде его занятий. Так, кроме практического и спортивного Антон в первый раз в жизни почувствовал какой-то иной, новый интерес.
Тем не менее,
