Первый раунд - Леонид Бабанский
– Убей его, – прохрипел он, – гад, ты слышишь?! Убей, прошу тебя! Убей, скотина, я в крайнем случае отвечаю! Убей, а то сам сейчас подохнешь, как собака!.. Выкину из секции как последнего…
Потом, вглядевшись в моё лицо, добавил:
– Сынок, сейчас я твой отец. У тебя, кроме меня, больше никого нету. Смотри сюда! Я прошу тебя. Иди и убей его.
Тут судья снова вытащил нас на середину и проорал "Бокс!" таким голосом, будто до сих пор мы с этим парнем занимались на ринге неизвестно чем.
Он кинулся ко мне с надеждой сразу закончить это дело, но удивляясь самому себе, я понимал все его мысли и расчёты так, будто слушал по радио последние известия. Хотя мысль у него была одна-единственная: атака и победа правым боковым. Именно ввиду такой серьёзной угрозы, мне пришлось повторить тот же самый удар кругообразно ему навстречу, выцеливая больное место. Тогда я хлёстко наткнулся на что-то не слишком податливое, ещё не веря в собственную подлость, но твёрдо зная, что там находится его лицо. Он споткнулся и сел на пол, по-детски подвернув ногу, а когда встал, кровь из его носа хлынула редкостной пульсирующей струёй.
В раздевалке со мной разговаривали так, будто я немного вырос. Но я, конечно, оставался всё того же роста и того же веса, только научившийся чему-то такому, не то, чтобы жизненно важному, но всё-таки житейски необходимому, что, правда, индуцировало в душе не только радость, но грусть и тоску по поводу, казалось бы, столь значительного спортивного результата. Никто никого не поздравлял, только вода, летящая из душевого сита, салютовала мне, как и всем прочим, смывая боль и горестные чувства, разбрызгивая их по клетчатым стенам из стеклянных синих кирпичей. Приходило в голову, будто бы вся наша жизнь разделена на клетки невидимыми канатами, за которыми тебя ждут то ли друзья-соперники, то ли враги-партнёры, а когда живёшь, попадаешь то на клетку светлую, то на тёмную, а то не вдруг и разберёшь, где находишься – во тьме или на свету. Только перешагнув черту и оглянувшись, замечаешь, что пройденная клетка могла быть или была одной из самых светлых в жизни.
Я шёл домой, пробираясь между рытвинами, созданными градоустроителями, соображая, что почти прошла такая никудышная неделя, что новая почти началась, по крайней мере краешек её затеплился в образе большого для меня спортивного результата. На время мне стало спокойно и легко, будто с души свалился большущий камень. Но когда пришёл, заглянул в зеркало и не обнаружил на своём лице ни одного целого места, я с некоторым удивлением заметил, что контуры моего отражения вдруг расплываются, беспричинно теряют резкость, возникает боль в груди, страдальчески сводя мышцы подбородка. И тут же выплеснулась из глаз и прокатилась по лицу отчасти болеутоляющая влага. Боль то стихала, то возникала вновь с утроенной силой от осознания простой мысли о том, что бить надо просто по больному месту, и всё, и по другим местам, которые у человека не болят, бить не следует, ни в коем случае, так как это явится простой потерей времени, энергии и мышечных усилий. Это откровение давало ключ к последующему боксу, а бокс давал ключ ко всей последующей жизни, но боль в груди почему-то не утихала, хотя на неё волнами накатывались мои слёзы.
Последний раз в жизни.
От автора.
Поскольку время действия вышеописанных событий следует соотнести с серединой восьмидесятых годов ушедшего от нас двадцатого столетия, постольку следует отметить, что магазин на Литейном с тех пор совершенно преобразился, расцвёл, и ныне предлагает всем желающим прекрасный спортивный инвентарь, позволяющий любому в кратчайший срок стать человеком с большой буквы «С», что значит – Спортивным человеком. Но по той причине, что автор не представляет себе, как присобачить эту информацию к простому художественному повествованию, он считает своим долгом довести её до читателя дополнительно, дабы хоть постфактум отвергнуть у него мотивы зарождения каких-либо пессимистических рассуждений.
