Последний рассвет - Екатерина Константиновна Гликен
Был я в то время квёлый и депрессивный. Время наступило такое, безработица. Куда податься в городке дизайнеру, если все частники закрылись, никому реклама не нужна, а в городе, если и вешают баннеры да объявления, то только по заказу местной администрации, ну, и вешают именно те, кто с администрацией этой в доле. В общем, работы вольному художнику в городе нет. Поискал там, поискал здесь – не нашел. Кризис. Только на комбинат требуется народ постоянно.
Это тоже меня немного смутило – почему всё время ищут новых рабочих? А старых куда девают? Едят? Поискал отзывы – негативных не нашёл. Набрёл только на статью местного корреспондента на прикорме у власти, мол, «ширится и растёт комбинатище, скоро весь город поглотит в себя», да, именно так и было написано, «скоро весь город поглотит». Да только этим писакам на зарплате особо веры нет, им говорят, что именно писать, они только синонимы подбирают и запятые ставят, да и то не всегда в нужных местах.
Так или иначе, как ни смущали меня эти мелочи, а деваться было некуда – я бы всё равно на этот комбинат пришел работать, просто некуда больше.
Что дальше? Отдел кадров. Тут тоже меня почему-то ощупывать начали? Женщины прямо щипали. Я смутился, но заметил, что они довольны результатами такого осмотра, и выкинул из головы ненужную тревогу.
К слову сказать, устраивался я простым грузчиком, а вот справок из больницы на работу пришлось собрать столько, сколько в моей жизни было дней. Тут были справки об отсутствии таких болезней, о которых я и не слыхивал никогда. Тоже странно: мукомольный комбинат, а не лаборатория по изучению ядерных отходов каких-нибудь ведь, а поди-ка! Ну, раз надо, так надо. Не нам, простым смертным выбирать, нам всё говорят: какими болезнями болеть, на карточку какого банка переходить, до скольки задерживаться, как в отпуск уходить. Трудовой кодекс? Читали, а как же, знаем. Отличная фантастика. В общем, деваться некуда – удивился, но все справки собрал.
Взяли меня в цех. Спецовку выдали. Талоны на еду. Место отдыха обозначили. Время на обед нарисовали. Пришёл с утра, уселся под календарем, считаю дни, сколько их до зарплаты осталось. Как ни крути – много. Такое себе развлечение. Помещались мы в подвале – окон нет, природу тоже наблюдать не получится. Потолок высоко… не доплюнешь…
Вдруг шорох какой-то по цеху. Народ заёрзал, зашевелился: «Идёт! Идёт!» Кто идет? Я шею вытянул, посмотреть. Да меня по уху бригадир обратно развернул: «Стой, – говорит. – Не шевелись. Не говори ничего. Что бы ни происходило – замри!»
Я замер. Только глазами хлопаю. Вижу – появилась дама в цеху опрятной наружности, приятная, только губы у неё странные. Очень красные и большие. Идёт, улыбается. А мужики все по стойке смирно стоят, как памятники, не шелохнётся никто. А барышня на каблучках, в юпочке, хорошенькая такая, если б только не рот её этот… А что мне этот рот? Развернул и к стене – и проблема решена. Словом, разомлел я и залюбовался. А мужики, как скалы над холодным морем, суровые и обветренные, ни один ни бровью не повёл. Это тоже мне странным показалось.
Ушла дамочка, я – к бригадиру, что за напасть? Бригадир мужик смурной, не разговорчивый:
– Работа нужна? – спрашивает.
Я опешил немного, говорю:
– Нужна, конечно, иначе, зачем бы я сюда устраивался?
– А жить хочешь?
– Странный вопрос, – снова пожал плечами я.
– Ну, раз так, делай, что говорю. Работай и вопросы не задавай. Понял?
– Понял, – резко ответил я и развернулся, чтобы уйти.
– Слышь, а талоны на обед дали?
– Дали…
– Не ходи в столовую… С собой шабашку носи.
– А почему?
– Работать хочешь? – вздохнув, бригадир вернул разговор в самое начало.
– Понял, – усмехнулся я. – Работай и вопросов не задавай?
Бригадир кивнул.
Со старшим не удалось завязать контакт, зато ко мне подошел Володька, такой же, как и я бедолага-грузчик, в бывшей жизни офисный работник.
– Что? Неласковый шеф? – широко улыбнулся он.
– Да ну его, – радостно ответил я.
Глядя на Володьку вообще нельзя было не улыбаться. Улыбка у него была широкая, как у Гагарина. Да и парень он был неплохой.
– Он всегда так, – усевшись рядом на мешки с мукой, ответил Володька.
– Слушай, а что у вас тут за порядки?
– А, – присвистнул мой собеседник. – Вон, ты о чем его спрашивал? Он не расскажет. И я не расскажу.
– Надо же, какие тайны в вашей подворотне, – буркнул я.
– Не, ты не думай чего, сказать можно, только ты не поверишь, – уже серьёзным тоном продолжил он.
– А ты попробуй! – задиристо потребовал я.
– Да что? Думаешь, не пробовали? Никто не верит, пока не убедится. Только я тебе одно скажу: ты стой и не шевелись. И в столовую не ходи. Они туда ходят сами, дурачков выискивают. Проголодался – и попался.
– Это что? Наказание какое-то за то, что ешь?
– Нет, это я не знаю, за что такое наказание, главное: если работа нужна и шкура дорога – промолчи, застынь, словно и нет тебя.
– Ладно, пусть так, – пошел я на мировую. – Ты сам откуда здесь?
– С биржи труда, откуда ж ещё, – развёл руками товарищ. – Ты ж, наверное, оттуда и сам. Если б не эта безработица, век бы сюда не заглянул. Но, что поделаешь, семью кормить надо.
– Да уж сильно её прокормишь с местных барышей-то…
– Ну, да что уж, сейчас время такое, спасибо, что это есть…
Мы помолчали. Вскоре прозвенел сигнал на обед.
– Ты с собой ничего не взял, наверное? – спросил у меня Володя, протягивая бутерброд. – А вот кофе, звиняй, стаканов нет. Всухомятку сегодня.
Я поблагодарил его и с удовольствием впился зубами в хрустящий тост с сыром.
– Ты не вегетарианец часом? – подмигнул ему.
– Не часом, а поневоле. Тут такого насмотришься, вообще есть бросишь, – сердито ответил он.
Вечером дома я раздумывал над прошедшим днём. Очень много он таил в себе недомолвок и загадок. Но, к своему удовольствию, я обнаружил, что жду следующего утра с нетерпением, чего со мной не бывало со времён школьных каникул. Мне хотелось, чтобы поскорее наступил новый день. Мне хотелось на работу! Давно ли у вас такое было? Я строил предположения, препарировал ситуации и диалоги, извлекал из них удивительные выводы и ждал рассвета. Скорее, чтобы узнать побольше о том, что происходит!
Утро, правду сказать, застало меня сонным и бледным. От былого вечернего рвения к физическому труду в роли грузчика во мне не осталось и следа. Всю ночь я провертелся волчком, и
