Великий Годден - Мег Розофф
Моя спальня находится в сторожевой башне. Большинство людей не стали бы претендовать на нее, потому что она до смешного маленькая. Кто-то достаточно высокий может одновременно коснуться всех четырех стен, если ляжет на пол, вытянув руки и ноги. В башне имеется встроенная кровать и лестница, ведущая к узкой вдовьей тропе, названной так потому, что женщинам нужно было где-то прогуливаться и смотреть на море в подзорную трубу в ожидании своих мужей, которые не всегда возвращались. Потому тропа и вдовья.
У меня есть медная подзорная труба, принадлежавшая еще прапрадедушке. Он служил на флоте и в последние годы жизни проводил много времени, делая то же, что и я, – стоял в башне с подзорной трубой, направленной на море. Понятия не имею, что он там видел, возможно, то же самое, что и я: лодки, Юпитер, сов, зайцев, лис и случайных обнаженных пловцов. Это своего рода неписаное правило – подзорная труба идет в придачу к комнате. Теоретически и труба, и комната могли перейти к Мэтти, Тамсин или Алексу, но перешли ко мне.
В моей семье существует великое множество традиций, скажем, передачи дома и передачи подзорной трубы. С другой стороны, нам явно не хватает традиций, какие есть у знатных семей, например, мы не называем каждого старшего сына в поколении Альфредом, не страдаем слабоумием, а ген азартного игрока ни у кого, кроме прапрапрадедушки, не проявлялся, что, конечно же, к лучшему. Но когда дело доходит до передачи собственности от одного поколения к другому, мы оказываемся прямо-таки на равных с королевой.
На другом конце дома – тоже башня. До рождения нас четверых мама и папа использовали ее как спальню, и это было романтично, но не практично, поскольку сильный ветер грозил снести ее, отделив от дома. Около пяти лет назад родители перебрались в комнату над кухней. Мама делает костюмы для Национальной оперы, и эта комната служит ей мастерской. Комната Алекса расположена на другом конце холла, ее называют «перерезанное горло». Я всегда думала, что это из-за какого-то мрачного давнего убийства, но папа говорит: просто она такая маленькая, что живущим там хочется перерезать себе горло. К плюсам комнаты относится шестиугольное окно и то, что в ней ты чувствуешь себя уютно, как в каюте.
Мэтти и Тамсин долгие годы жили в одной комнате. Но когда Мэтти исполнилось двенадцать, их расселили, дабы избежать кровопролития. Даже мама с папой поняли, что никто на всем белом свете не способен ужиться с Мэтти, и в результате она осталась единственной владелицей маленького гостевого домика в саду, что помогает ей чувствовать себя особенной. У Тамсин теперь своя комната, и это всех устраивает, поскольку там сильно пахнет лошадьми.
Между спальнями находится длинная лестничная площадка со встроенным сиденьем у окна, где можно расслабиться, или почитать, или поиграть в карты, или же посмотреть через большое окно на море. Хлопковая обивка сиденья до такой степени вылиняла, что трудно сказать, какого цвета она была раньше. Когда мы были маленькими, то называли это место игровой комнатой, хотя на самом-то деле это коридор.
Снаружи дом украшен викторианскими фронтонами и выступами, да еще и выкрашен в сиреневый цвет, так что даже рыбаки останавливаются, чтобы сфотографировать его на телефон. Когда я спросила папу, почему бы нам не покрасить дом менее броской краской, тот пожал плечами и сказал:
– Он всегда был сиреневым.
Всякого такого много в нашей семье – бездумности, эксцентричности.
Хоуп – самая младшая папина кузина; она родилась, когда ему было двадцать два. С тех пор как Мэл и Хоуп вместе, летом они живут в маленьком доме. Он расположен всего в сотне метров от нашего дома на побережье и выстроен из дерева и стекла, что было очень прогрессивно для того времени. Рядом с ним – большие деревянные столы, за которыми можно сидеть, есть и смотреть на море.
Малколм встретил Хоуп в театральной школе. Никто не думал, что их отношения окажутся такими длительными, – Хоуп казалась слишком разумной для того, чтобы жить с актером. Но они вместе уже двенадцать лет, и мы называем их Мэлихоуп, словно они единое существо. Где Мэлихоуп? Мэлихоуп выйдет к обеду?
– Надеюсь, Малколм не потеряет надежды[2], – говорит папа по крайней мере раз в неделю, и эта шутка довольно глупа, ведь Хоуп очень предана Малколму. И мы тоже, поскольку он безумно красив и к тому же неутомим в настольных играх.
Мэлу и Хоуп по тридцать с хвостиком, и они гораздо интереснее наших родителей. Они – заводилы всех наших летних предприятий: попоек, откровенных разговоров, покера на всю ночь. Оба они начинали как актеры, но однажды Хоуп решила, что ненавидит бедность, и потому сейчас преподает драматургию в университете в Эссексе. Иногда она озвучивает других, потому что обладает превосходной способностью имитировать чужие голоса, не то что Мэл. Какой бы акцент он ни изображал, всегда получается ирландский, а его потуги говорить как американец просто жалки. Никто из нас никогда не произносил этого вслух, но лучше бы уж Хоуп зарабатывала на жизнь, будучи актрисой, а Мэл преподавал драматургию.
Я видела Хоуп на сцене всего раз в роли Норы в «Кукольном доме». Мне было всего тринадцать, и лишь слепой не разглядел бы, как хороша она была. Я в жизни не встречала кого-то, кто, играя так мало, сумел бы выразить так много, и я этого никогда не забуду. Когда же играет Малколм, его эмоции заполняют всю сцену.
Мы обожаем Мэла. Он учит нас таким вещам, как бой на мечах, учит убедительно смеяться на сцене. Мэтти флиртует с ним, но она флиртует абсолютно со всеми, и потому это практически незаметно. Малколм отвечает ей тем же, дабы не ранить ее чувств. Мэтти совсем не глупа, но иногда мне кажется, что она самый обычный человек из всех, кого я знаю. Она говорит, что хочет стать врачом, хотя, похоже, ее мозг забит в основном сексом и обувью.
Мэтти только что вылезла из воды. Некому восхищаться ею, кроме рыб. Она кричит, ни к кому конкретно не обращаясь, что идет
