Николай Лейкин - Питерский гость

II

— Братецъ, Иванъ Тимофѣичъ, да вы кушайте чайку-то еще чашечку, угощалъ крестьянинъ Иванъ Захаровъ Харлюзина. — Всего только четыре чашечки и выкушали.

— Нѣтъ, довольно… И такъ ужъ я… Довольно… Въ самую препорцію… отрицательно качалъ головою гость.

— Вы съ медкомъ… Медокъ самый свѣжій. Съ медкомъ-то вы вѣдь всего только одну чашечку сокрушили.

— Не могу, Иванъ Захарычъ… Спасибо.

— А вы вотъ со сливочками топлеными. Отличныя сливочки, приставала къ гостю жена Ивана Захарыча.

— Нѣтъ, ужъ, невѣстушка, и со сливочками увольте. Упарился.

— Иванъ Тимофѣичъ у насъ и дома въ Петербургѣ больше двухъ стакановъ не пьетъ, а тутъ ежели взять эти самыя четыре чашки да слить ихъ вмѣстѣ, то больше двухъ стакановъ будетъ, сообщала жена Харлюзина. — Онъ дома всегда изъ стакановъ, а не изъ чашки…

— Такъ не желаете ли, братецъ, стаканъ? Можетъ, изъ стакана-то вольготнѣе питься будетъ? крикнулъ Иванъ Захаровъ. — Вѣдь мы, дураки сиволапые, по-деревенски чашки-то подали, потому у насъ все изъ чашекъ пьютъ. Въ чашкахъ-то чай крѣпче кажетъ. Пьешь, пьешь его и все какъ-будто крѣпкій, потому насквозь-то вѣдь не видать. Прикажете стакашекъ подать?

— Нѣтъ, нѣтъ, и изъ стакана пить не буду.

— Алена! Ты на слѣдующіе разы, какъ будешь собирать чай, такъ ставь Ивану Тимофѣичу стаканъ! обратился Иванъ Захаровъ къ женѣ. — Я и изъ ума вонъ, что по питерской модѣ образованный мужской полъ завсегда изъ стакановъ пьетъ. Ужъ вы простите ее, дуру-бабу, братецъ. Въ слѣдующій разъ безпремѣнно стаканъ будетъ. Ну-съ, чѣмъ же васъ теперь угощать? До обѣда еще далече.

— Да ничѣмъ, отвѣтилъ Харлюзинъ, поднимаясь съ мѣста. — Теперь бы вотъ пріодѣться, закурить сигарку и легкій проминажъ по деревнѣ сдѣлать.

— Родину свою желаете вспомнить? Что жъ, пойдемте, братецъ. Я провожу васъ, разскажу вамъ, гдѣ кто живетъ и все этакое, засуетился хозяинъ. — Вотъ пойдемъ, такъ посмотрю я, узнаете ли вы то мѣсто, гдѣ родиться изволили. Домъ-то вѣдь вашего батюшки покойника сгорѣлъ, теперь на его мѣстѣ новый построенъ. Узнаете ли?

— Да вѣдь гдѣ жъ тутъ узнать, коли двадцать пять лѣтъ въ здѣшнихъ мѣстахъ не бывалъ! Помню, что стоялъ онъ на концѣ улицы.

— Это вы точно, это вы дѣйствительно, а теперь у насъ улица-то такъ обстроилась, что ужъ конецъ-то далеко-далеко отъ того мѣста, гдѣ вашъ домъ стоялъ. Пойдемте… Все вамъ покажу и разскажу.

Чаепитіе происходило на задахъ, на огородѣ. Хозяинъ и гость двинулись по направленію къ дому, гдѣ гость долженъ былъ «пріодѣться», такъ какъ былъ въ халатѣ.

— Ты, Иванъ Тимофѣичъ, и регаліи свои надѣнь! крикнула гостю жена. — Пусть смотрятъ, да любуются, какой изъ ихъ деревни большой человѣкъ вышелъ.

— Это, то-есть, что же такое, братецъ, регаліи? спросилъ хозяинъ.

— А медали у меня разныя да ордена есть. Кресты…

— Медали и кресты… Тсс… Конечно же надѣньте, Иванъ Тимофѣичъ. И мнѣ-то съ вами будетъ лестно итти. У насъ здѣсь народъ все деревенскій, сѣрый… Пусть любуется. Надѣньте…

Гость счелъ за нужное покобениться.

— Безъ нужды-то вѣдь я не очень… Я больше по большимъ праздникамъ… сказалъ онъ.

— Да ужъ уважьте вашу деревню. Большихъ-то праздниковъ долго ждать… А тутъ у насъ урядникъ встрѣтится и посмотритъ, какой вы человѣкъ есть, попъ увидитъ, учитель… Да и мужики-то… Ужъ вы пожалуйста, Иванъ Тимофѣичъ.

— Пылятся вѣдь ордена-то, а впрочемъ…

Харлюзинъ сдался. Черезъ пять минутъ онъ, сбросивши съ себя халатъ и облекшись въ черный сюртукъ, стоялъ въ избѣ передъ небольшимъ зеркаломъ и навѣшивалъ себѣ на шею и въ петлицы сюртука свои регаліи. Иванъ Захаровъ стоялъ около него и умилялся.

— Господи Іисусе! Батюшка, Иванъ Тимофѣичъ! Да сколько у васъ всякой царской-то милости! захлебываясь говорилъ онъ, — За что же это вамъ все, Иванъ Тимофѣичъ, пожаловано?

— Да за разное. Вѣдь я во многихъ мѣстахъ на службѣ. Я и въ Нищенскій вношу, я и въ братствахъ, я и… Во многихъ мѣстахъ… Жертвоприношенія отъ щедротъ своихъ дѣлаю — вотъ меня и взыскиваютъ.

— Вотъ эта большая-то медаль на красной лентѣ какъ называется?

— Станиславъ. Серебряный Станиславъ… А то у меня есть золотая Анна. Анна выше считается. Позапихни-ка мнѣ, Иванъ Захаровъ, сзади ленту за воротникъ, а то она очень топорщится. Вотъ бороду бы надо, сюда ѣхавши, немного подрѣзать, а то изъ-подъ длинной-то бороды будетъ плохо видно.

— Такъ не желаете ли, Иванъ Тимофѣичъ? Ножницы есть.

— Нѣтъ, не надо. Лучше ужъ я какъ-нибудь пониже ленту поспущу.

— Золотую-то тоже будете надѣвать?

— Надѣвать, такъ всѣ надѣвать. А вотъ эту золотую получилъ я за нищенскій комитетъ. Вносимъ вѣдь мы посильную лепту и нищихъ призрѣваемъ.

— Такъ, такъ… Крестъ-то этотъ у васъ какъ называется?

— Этотъ? Это Красный крестъ. Такъ онъ краснымъ и называется. Раненымъ мы помогаемъ, такъ за это… разсказывалъ Харлюзинъ. — Вотъ этотъ Красный крестъ, а этотъ черногорскій.

— Черногорскій? Это съ Черной горы, значитъ?

— Да, изъ Черногоріи, черногорскій… А называется онъ… Вотъ ужъ я, братъ, даже забылъ, какъ онъ называется. Въ бумагѣ у меня есть, прописано, а самъ забылъ. Черногорскій. А все за то, что жертвуемъ. Во многихъ мѣстахъ вносимъ.

— Да вѣдь за это отъ Господа Бога сторицею воздастся… говорилъ Иванъ Захаровъ и спросилъ:- Все-съ теперь прицѣпили?

— Сербскій крестъ еще есть. Вотъ.

— Какъ называется?

— Забылъ. Мудрено какъ-то называется. Вотъ теперь все.

Харлюзинъ всталъ въ позу.

— Генералъ! Совсѣмъ генералъ! умилялся на него Иванъ Захаровъ.

Черезъ пять минутъ Харлюзинъ и Иванъ Захаровъ вышли изъ избы на улицу села Подлѣснаго.

III

Иванъ Захаровъ и купецъ Иванъ Тимофѣичъ Харлюзинъ брели по улицѣ села Подлѣснаго. Харлюзинъ былъ въ черномъ сюртукѣ, въ шляпѣ цилиндрѣ и въ медаляхъ на шеѣ и въ петлицѣ. Иванъ Захаровъ тоже пріодѣлся, напяливъ на себя синій кафтанъ и новый картузъ съ глянцевымъ козыремъ. Харлюзинъ шелъ важно, попыхивалъ сигарой и гордо смотрѣлъ по сторонамъ. Иванъ Захаровъ шелъ около, тоже курилъ сигару, то и дѣло поплевывая, и разсказывалъ о достопримѣчательностяхъ села.

— Вотъ у этого мужика нонѣ по веснѣ двухъ коней увели, кивалъ онъ на избу. — Въ раззоръ разорили человѣка.

— Пошаливаютъ развѣ у васъ? спросилъ Харлюзинъ.

— А гдѣ нонѣ не пошаливаютъ, братецъ! Вездѣ пошаливаютъ. Народъ совсѣмъ Бога забылъ. А цигарки, Иванъ Тимофѣичъ, у васъ важныя, должно-быть дорогія.

— Эти двугривенный. Дешевле не курю.

— Двугривенный десятокъ — цѣна хорошая. Впрочемъ, по цѣнѣ и товаръ важный.

— Какъ двугривенный десятокъ? Экъ ты хватилъ! Двугривенный штука.

— Каждая штука двугривенный! Господи Іисусе! Ну, братецъ, теперь я вижу, что вы и впрямь большой человѣкъ. Вѣдь на двугривенный-то сороковка водки да и съ закуской…

— По праздникамъ, братецъ ты мой, даже въ три гривенника сигары курю.

— Въ три гривенника… А?!. И моя цигарка, стало быть, двугривенный стоитъ?

— Того же калибра, что и моя.

— Фу, ты пропасть! Даже и курить-то жалко. Мосей Гавриловъ! Подь-ка сюда! поманилъ Иванъ Захаровъ стоявшаго у колодца мужика и только что сейчасъ отвѣсившаго поклонъ. — Поди сюда… Чего ты?.. На-ко-съ, покури цигарки, затянись. Вотъ такъ. Чуешь ли ты, что это за цигарка? Двигривенный вѣдь стоитъ. Штука двугривенный.

Мужикъ прищурился, недовѣрчиво улыбнулся и сказалъ:

— Толкуй!

— Не вѣритъ, Иванъ Тимофѣичъ, обратился Иванъ Захаровъ къ Харлюзину. — Да вѣдь это вотъ пріѣзжій братецъ мнѣ далъ. Онъ дешевле-то и не куритъ.

Мужикъ продолжалъ ухмыляться.

— Дать ему развѣ двугривенничекъ? спросилъ Харлюзинъ.

— Дайте, коли милость есть. Онъ выпьетъ и за васъ Богу помолитъ. Вотъ пріѣзжій братецъ мой, именитый купецъ Харлюзинъ; хочетъ тебѣ дать двугривенничекъ на вино, Мосей Гавриловъ. Кланяйся и благодари.

— На этомъ благодаримъ покорно, поклонился мужикъ, взявъ деньги.

— Ну, вотъ… Иди теперь и выпей за благополучный пріѣздъ нашего гостя, да выпей хорошенько и чувствуя. Видишь, сколько у него царской-то милости навѣшано. Гость большой, именитый.

Показался урядникъ въ высокихъ сапогахъ. Онъ прямо направился къ Харлюзину и отдалъ ему честь.

— Позвольте познакомиться. Здѣшній урядникъ Трифонъ Федотовъ… Слышалъ, что пріѣхали, хотѣлъ забѣжать къ Ивану Захарову, чтобъ личное лицезрѣніе для перваго знакомства сдѣлать съ вами, но дѣла и дѣла. сказалъ онъ, протягивая руку.

— Наши охранители и защитники… указалъ на урядника Иванъ Захаровъ. — Трифонъ Федотычъ, на-ка, попробуй, какія мой гость цигарки-то куритъ. Двугривенный штука. Вотъ и мнѣ пососать далъ.

— Зачѣмъ же имъ изо рта въ ротъ… перебилъ Харлюзинъ. — Вотъ мы ихъ цѣльной сигарочкой презентовать можемъ.