Сигизмунд Кржижановский - Квадрат Пегаса
Скликали успевших вываляться в известке детей. Завтракали. Снова ходили над мусором и щебнем по шатающимся балкам. С нежной улыбкою останавливался Иван Иванович над какой-нибудь прикрытой досками ямой или у торчащего нетесаными бревнами выступа и стучал по выступу палкой ему лишь слышимую мелодию. Вечерело. Сидя на стройке, можно было видеть, как вверху чернеющее небо раскрывало, одно за другим, изумрудные очи.
- Когда наконец настелят крышу? - спрашивала Надежда Васильевна.
Опять скликали детей и возвращались в сумерках в Здесевск.
VI. Надёван
Назавтра предстоял переезд. Иван Иванович в последний раз ходил по скрипучим половицам своего старого кабинета. Часть вещей была уже вынесена: расходящиеся врозь углы квадрата обнажились и хмуро следили за шагающим человеком. Алела заря. Надо было до темноты убрать в ящиках письменного стола. Выдвигая ящик за ящиком, Иван Иванович стал пересматривать набухшие за много лет бумажные кипи. Сначала пошли нумерованные "Дела", потом переписка, потом ворохи семейных и сослуживческих фотографий, потом... стопочка желтеющей бумаги, перевязанная шпагатом. Развязав шпагат, стал перелистывать: лежалые буквы, освободившись от конторских пластов, кип писем, давивших сверху, расправили свои ржавым отливом тронутые выгибы и закорючки и заговорили - тихо, но внятно - об отошедшем, но все еще ждущем встреч.
Иван Иванович поднял голову: у горизонта над изломом кровель загоралось изумрудным огнем четыре звезды.
"Квадрат Пегаса",- улыбнулся человек.
Но Иван Иванович дернул за тесемку шторы,- и штора опустилась. Человек замолчал. А за стеной сын-гимназист Саша подзубривал:
- Звезды - гнезда - седла... цвел - приобрел - надёван... Звезды гнезда...
И вдруг Иван Иванович понял: все это вокруг - чужое, тысячи и тысячи раз надеванное кем-то, заношенное, затасканное миллионами глаз и изсмотренное ими вконец. И эти вот зеленые обложки "Дел", и те фотографии каких-то детей и жены - все это напяленное, прокатное, обложка чужого скучного дела. И сам он, Иван Иваноэич, не "я" ему, человеку, а "он", чужой, мириады раз надеванный и затрепанный. Снаружи кто-то потянул за дверную ручку:
- Барин, а барин, приехали возчики.
- Сейчас.
VII. Запечатлен
Крылатый перешагнул порог.
В беззвучии раскрылась и закрылась в лазурь и золото кованая дверь. Пройдя анфиладами молчащих покоев меж рядов ниш с вдетыми в них папирусовыми свитками, овитыми в серебряные нити, мимо стражей, стоявших, опираясь на рукояти мечей, крылатый стал. Голубое сукно перегораживало путь.
- Кажется, ясно, звездным по тьме: "Калоши и крылья просят оставлять в преддверьи".
- Да, но...
- Кто?
- Бывший ангел-хранитель.
- Документ?
- Вот.
- Просрочен на два тысячелетия.
- Но ведь мы говорим в сказке.
- То-то же. По какому делу?
Качнув воскрыльями, пришелец отвечал:
- Там в мирах я был ангелом-хранителем души. Ее не стало. И вот прихожу сдать свой пост.
- Архивариуса,- позвал голос из-за голубого сукна.
Прошелестели шаги: хранитель свитков в черных одеждах с внимательно-печальным лицом предстал пред ними.
- Созвездие? - спросил он.
- Квадрат Пегаса.
- Мир?
- Семиорбитье Солнца.
- Имя планеты?
- Земля.
- Место?
- Здесевск.
Архивариус опустил руку в нишу и вынул старый, в звездной пыли пергаментный свиток. И, шурша, свиток раскрыл свои знаки.
Хранитель поднял тонкие персты: свидетельствую смерть души, мне врученной.
Из-за голубого протянулась черная, в форме неравноуглого квадрата печать и ударила о пергамент. Четырехзвездие квадрата оттиснулось черными знаками на свитке.
- Запечатлен,- промолвил архивариус.
- Запечатлен,- повторили стражи.
И стало тихо за в лазурь и золото кованой дверью: а у порога нового, с непросохшей зеленой кровлею домика, что на Мушьих Свяжках, стучали колеса телег: это Иван Иванович, с семьей, на четырех площадках переезжал в свой собственный дом.
1921
