Борис Можаев - Аноним
- Дети помогают?
- А как же! У нас работа не только в цеху. Тут я за станом тку семь часов. А дома надоть шпули намотать, подготовиться... Значит, часа четыре ребятишки мотают. Видишь, оно у нас, дело-то, по-артельному поставлено. Одна видимость фабрики то есть.
- А если домашних нет?
- Тогда все самому надоть.
Я подозвал мастера, который вертелся возле нас:
- Скажите, сколько часов работают ваши ткачи?
- Семь часов...
- А где шпули они мотают?
Он замялся, поглядел на Демушкина, тот отвернулся и дымил, как паровозная труба.
- У нас есть тут пристройка... - сказал мастер. - Там наматывают шпули для платтовских станков.
- А для ручных станов где мотают?
Мастер опять посмотрел на Демушкина.
- А ручные станы в подспорье стоят. Они вроде как сверхплановые. Матрасы ткут - и больше ничего. Кули еще.
- Это неважно.
- Как неважно? Такую продукцию на поток не поставишь... индустриальную основу чтобы... А здесь на добровольных началах.
- Да боже мой! Где они шпули мотают?
- Ну где?.. На дому.
- Понятно. Пожалуйста, оставьте нас вдвоем.
Мастер отошел.
- Вы мне больше ничего не хотите сказать? - спросил я Демушкина.
Тот покосился на спину мастера и понизил голос:
- Ежели вы насчет женщин интересуетесь, которых притесняют, тогда пройдите в пристрой. Там есть Полька Мокеева. Только я ничего не писал и знать не знаю...
Пока мы разговаривали с Демушкиным, ткачихи переглядывались, делали какие-то таинственные знаки руками и наконец все перестали работать. Наступила непривычная тишина. Я шел к выходу и спиной чувствовал, как сверлили меня любопытные взгляды. И летел за спиной приглушенный говорок:
- Из райкома, что ли?
- Говорят, из газеты, Демушкин стукнул.
- Ну? Теперь его Васютин проглотит.
- А может, подавится?
Перед деревянной пристройкой меня догнал мастер.
- Вы Мокееву ищете? - торопливо спросил он.
- Я?!
- Мне Демушкин сказал, будто вы у него выспрашивали. Я сейчас позову.
И не успел я остановить его, как он растворил дверь и крикнул:
- Поля, выйди на минуту!
На пороге появилась женщина лет тридцати, в синей кофте и в цветной косынке. Она была недурна на лицо, и фигура еще сохранилась, особенно бросались в глаза ноги - сильные, хорошо развитые в икрах, и тонкие, сухие в лодыжке, обхваченные белыми носочками, словно забинтованные перед пробежкой. Вся она так и располагала, манила к себе; и только черные, узкого разреза глаза ее смотрели недоверчиво и диковато.
- Товарищ из газеты к тебе, - сказал ей мастер, улыбаясь. - Ты писала?
- Я никому не писала и никого не звала, - ответила она резко и неприязненно посмотрела на меня.
- Здесь какое-то недоразумение. Я вовсе не утверждал, что вы писали.
- Тогда чего же вам надобно от меня? - спросила она строго.
- Просто поговорить хотелось...
Она едко усмехнулась и сложила руки на груди:
- Ну, поговорите.
- Вы давно работаете на фабрике?
- Пять лет.
- В каком цехе?
- На механических станках.
- А теперь?
- Шпули мотаю.
- Почему вас перевели на шпули?
- У директора спросите. Ему видней, - она повернулась и ушла в цех, хлопнув дверью.
Я посмотрел на мастера. Он пожал плечами и скривил губы:
- Видите ли, она страдает от одиночества. И потому ей мерещится всюду, будто ее мужики преследуют.
- С чего бы это?
- Муж ее бросил. Тут у нас был киномеханик, артист. Ребенка оставил ей, а сам сбежал. С той поры она и сделалась вроде бы ненормальной. Все ей кажется, что мужики к ней пристают. Она и вас за такого приняла.
- Ладно, разберемся.
- А что, неужто письмецо вам прислали?
- Вы по заданию следите за мной или так? - не выдержал я.
- Одно мое любопытство, и больше ничего, - смиренно ответил он.
Я вышел на фабричный двор. На высоком конторском крыльце стоял, как гусак на дозоре, председатель месткома. Увидев меня, он юркнул в контору. Взойдя на крыльцо, я обернулся - на фабричном дворе стоял мастер и наблюдал за мной, а из дверного притвора густо выглядывали ткачихи.
Директор на этот раз оказался в кабинете. У него сидел председатель месткома да еще двое, про которых директор коротко сказал:
- Наш актив. Знакомьтесь.
Один из актива, высокий прыщеватый парень в фуфайке и в резиновых сапогах, оказался красильщиком, второй - громадный, краснолицый, словно ошпаренный кипятком, в суконном мятом пиджачке и в парусиновых туфлях, был завскладом.
А директор был нарядный, как снегирь: оранжевый джемпер, желтый галстук, пиджак пестрый в клетку и венец этого великолепия - серая зимняя шляпа немецкого фасона с приплюснутой тульей и с простроченными краями. Он встретил меня на пороге и достойно приподнял шляпу.
Говорил больше сам директор: худой, рыжий, с крупным носом и белесыми ресницами, он постоянно распахивал свой пиджак, картинно обнажая оранжевый джемпер.
- Между прочим, в наших местах писатель Куприн побывал. Описывал... Значит, со времен писателя Куприна наши селы полностью изменили свой облик, то есть электрифицированы, радиофицированы и тому подобное. Между прочим, видите напротив дом с мезонином? Фельдшер построил, сам, - он указал в окно.
Дом и в самом деле стоял с мезонином и весьма приличный.
- Интересно! Помните, как в рассказе Куприна фельдшер культурно развлекается? Водку с ландышем пьет, волкам подвывает... Черт-те что!
Актив засмеялся.
- Все изменилось, все! - патетически произнес директор.
- Да, это верно, - сказал завскладом, глядя на свои туфли. - Молодежь у нас хорошая. Все больше в образование идет. Здесь мало кто остается.
- Ну, мы не жалуемся. Рабочих у нас хватает, - сказал директор.
- А с колхозом у вас какие отношения? - спросил я.
- Помогаем. Каждый ткач должен отработать сто трудодней.
- Они что, колхозники?
- Бывшие. А есть которые и с паспортами, - ответил председатель месткома.
- Как им платят за работу в колхозе? Среднемесячный заработок?
- Нет, они на трудодни получают в колхозе, - ответил директор.
- А что платят на трудодни?
- Посчитать можно, - Васютин прикрыл на минуту глаза. - Если считать все со всем, то, пожалуй, по рублю выйдет. Приблизительно...
- А вы поточнее скажите, сколько дали ткачам на трудодень в этом году?
Директор вытянул трубочкой губы:
- Ну, в этом году еще не платили.
- А в прошлом?
- И в прошлом денег не давали...
- А зерно?
- Зерно? Зерно не положено, потому как не колхозники, - оживился директор.
- Так чем же им платят?
- А вот картошку копают - одна десятая часть идет им. Сено дают, торопливо подсказывал председатель месткома. - Усадьбы у них большие. И это в счет.
- Да, да! В этом году залило лесные луга... Так им, знаете, вместо сена болота отдали. Вот они и буркают в них, - засмеялся Васютин. - Частная жилка еще сидит в них, сидит...
- Ого! На себе выносят траву-то... По пояс в воде, - заулыбался председатель месткома. - Пупок готовы надорвать, если для себя. Вот народ!
- Жадность! А ведь у нас зарабатывают помногу - и по семьдесят и по восемьдесят, - сказал Васютин. - Да что ж мы сидим? Пошли к народу! Сами убедитесь. У нас такие передовики, что в счет будущего года работают.
Мы всей гурьбой вышли на крыльцо. И тут нас неожиданно встретила целая толпа ткачей. Они сгрудились перед конторой - больше все бабы. Пелагея Мокеева стояла поодаль, возле забора, рядом с ней покуривал Демушкин. Я сошел вниз, но Васютин и его актив остались на крыльце. Обе группы выжидающе притихли.
- Вы что-то пришли сказать? - обратился я к толпе.
Глядели наверх, на Васютина, меня вроде бы не замечали.
- По скольку часов вы работаете? - спросил я переднюю широколицую женщину в толстой клетчатой шали.
- Она у нас не работает! - крикнул председатель месткома.
Толпа разом зашевелилась, полетели возгласы:
- А сколько она отработала!
- Сколько тику наткала!
- И пенсию не дают!
- Это как рассудить?!
- Не заслужила, - ответил с крыльца директор.
- Это я-то не заслужила! - азартно стукнула себя в грудь женщина в шали. - Бесстыжие глаза твои, Васютин.
- Обманывать государство не надо! - крикнули сверху.
- Вы обманываете государство, вы! - неслось снизу.
- Пустые слова, - сказал Васютин.
- Ах, пустые! А кто нас каждый месяц на работу в колхоз гоняет? Кто?!
- Ну и что? При чем тут государство?
- Вы ему очки втираете, будто сам колхоз справляется.
- Все мы обязаны помогать колхозу.
- А кто платить будет?
- У меня что, частная лавочка?
- А это как, по одиннадцать часов вкалывать?!
- Где это вы по одиннадцать часов вкалываете? - повысил голос директор.
- То ты не знаешь? Здесь, у стана навалтузишься и дома шпули до полуночи мотаешь!
- А я вас не заставляю надомничать. Вы что хотите, чтоб я приказ отдал - в цехе шпули мотать?
- Ну да... Убей нас, убей!
- Что ж мы тогда заработаем?
