Рустам Ибрагимбеков - Урок пения
- Мама - женщина. Женщины ничего в таких делах не понимают. А что этот говорит, ну как его, дядя Гусейн?
- Чтобы я уроки делал.
- Правильно говорит, - еще раз согласился отец.
- Сейчас эпидемия гриппа в городе, - сказал мальчик, тщательно выговаривая слова.
- Что ты так любишь о болезнях говорить?! - удивился отец. - Какое тебе дело до этой эпидемии? Я в твои годы зимой босиком бегал и что такое грипп даже не слышал... Война была. Ты знаешь, что такое война?
- Знаю.
- Я как раз такой, как ты, был, когда она началась. Дедушку твоего на фронт забрали. Остались мы - восемь детей с бабушкой... Что только не делали, чтобы прокормиться! Газетами на базаре торговали, уголь грузили на пристани, карусель крутили на "Парапете" - сейчас садиком Карла Маркса называется,, очередями торговали - ночью занимали очередь у магазина, а утром отдавали ее кому-нибудь за деньги. Да... чем хочешь занимались... Кроме воровства, добавил отец, вдруг строго посмотрев на сына. - Этим делом мы никогда не промышляли... Я всегда был против воровства, за всю жизнь ни разу ничего не украл. Отец, дедушка твой, когда уходил на фронт, сказал: "Если узнаю, что дети мои по плохой дороге пошли, домой не вернусь. Дети Гаджибалы не могут быть ворами..." Даже когда твоя бабушка опухла от голода - от голода люди опухают так же, как от обжорства, - и то мы не начали воровать, ни я, ни твои дяди. И все это знали... Однажды был такой случай: кто-то влез в машину нашего соседа Рамиза, он тогда на грузовике работал, и украл из бардачка все, что там было, все вычистил... ты знаешь, что такое "бардачок"?
Мальчик не знал.
- Это такой ящичек, - объяснил отец, - в него путевку кладут и инструмент разный...
Мальчик спросил, что такое путевка. Отец объяснил ему и это и продолжал свой рассказ:
- Так вот, кто-то обчистил бардачок Рамиза. А Рамиз не такой человек был, чтобы оставить это без внимания, он и за меньшее оскорбление мог кого хочешь на тот свет отправить (потом сам на фронте погиб, бедный), а в этом случае он полностью прав был бы. Представляешь, человек оставил машину у своего дома, пошел съесть кусок хлеба, а кто-то из своих же его обокрал... Да, вышел он из дома и говорит: "Кто садился в мою машину?" Все молчат. Человек двадцать стояли на углу, и все языки проглотили, ни слова не говорят. Он еще раз спрашивает: "Кто садился в мою машину?" И весь покраснел от злости. .А я тогда такой, как ты, был, чуть постарше, не выдержал, признался. "Я садился", говорю. "Ну, раз ты садился, иди сюда". Я подошел. "Ложись на землю", говорит. Я лег. А он сел за руль, нажал на газ - и на меня. Одной рукой машину ведет, другой дверь открыл, чтобы видеть, сколько до меня осталось. А я лежу. Куда убежишь? Все равно догонит. Лежу, а он мне говорит: "Лучше скажи, кто обчистил бардачок, а не то раздавлю тебя, как червяка". "Не знаю, - говорю, откуда мне знать? В машину я садился, а кто обчистил, не знаю". "Не знаешь, значит, подохнешь, как собака", - и опять наезжает на меня. Хорошо, что мать его успели позвать. Если бы мать его не прибежала, задавил бы меня. Он только мать слушался, больше никого. Она маленькая была такая, худенькая, но боевая.
Бывало, он напьется, возьмет в руки рессору от машины и бьет всех, кто навстречу попадется. Хорошо, люди успевали вовремя разбежаться, а то бы на месте уложил. И никто его не мог остановить. Только мать. Сразу же кого-нибудь за ней посылали, она приходила, брала его за ухо и вела домой. Как только он ее видел - сразу бросал рессору и без сопротивления шел домой. Очень он ее любил... А как же иначе? Мать всегда надо .любить, ближе матери кто может быть у человека? Правильно я говорю? - Мальчик в ответ кивнул головой. - Молодец, одобрил его отец и вернулся к своему рассказу. - Да, спасибо его матери, спасла она меня тогда. Не мог же я сказать, кто залез в машину Рамиза.
- А ты знал, кто?
- Конечно, знал. Все знали... - Мужчина усмехнулся, умолк и попытался сунуть в рот болонке кусок пирожка.
- На эту собаку посмотри! - сказал он удивленно. - Пирожки с мясом не ест. Интересно, что жрут ее хозяева, если она уже и пирожки не ест?! А ты почему не ешь?
- Я ем, - сказал мальчик. Он, действительно, съел несколько пирожков. У него был хороший аппетит, и ему нравилось есть пирожки со своим отцом.
- Я возьму тебя как-нибудь ко мне домой. Поживешь с нами. Пусть порадуются дедушка с бабушкой. Покажу тебе все места, где я в детстве бегал, нашу улицу, двор, там и сейчас малышей полно, поиграешь с ними.
- А мама разрешит?
- Разрешит. Что в этом плохого? А ты хочешь пожить со мной?
- Да, хочу... - мальчик ласково посмотрел на отца, потом вдруг растерянно на окна школы - там прекратилось пение детского хора. Одновременно раздался звонок. Во дворе он звучал негромко, но и здесь означал окончание сорока пяти минут, отпущенных на урок пения.
- Это последний урок? - спросил отец после довольно продолжительной паузы.
- Да, - огорченно сказал мальчик.
- А где твой портфель?
- В классе.
- Ну, иди, возьми его...
Они молча встали, прошли по узкому проходу на другую часть двора. Из дверей школы опять повалила детвора, но уже с портфелями. Мужчина подтолкнул мальчика, и тот, подпрыгивая и вобрав голову в плечи, помчался сквозь толпу школьников за своим портфелем. Подбежав к двери, он оглянулся. Отец с болонкой в руках стоял посреди двора. Мальчик заскочил в дверь.
Через минуту он с портфелем мчался по коридору назад. Но отца на том месте, где он его оставил, не было. В воротах школьного двора мальчик увидел свою мать, которую, по обыкновению, сопровождал отчим...
Мужчина в куртке тоже их видел (он не прятался, но стоял на углу здания школы так, чтобы не бросаться в глаза). Мать мальчика была в шубе из темного меха. Высокий по сравнению с ней отчим носил очки и шляпу...
Когда они вывели озирающегося по сторонам мальчика за ворота, мужчина в куртке вышел из своего укрытия и прошел на середину уже почти опустевшего двора. Впереди него бежала болонка.
Мужчина машинально продолжал жевать пирожок...
Чуть погодя он вышел из ворот школы и подошел к стоявшему в конце квартала грузовому автомобилю. Задний борт машины был откинут и из кузова торчали, прогибаясь под своей тяжестью, шестидюймовые бурильные трубы.
Мужчина в куртке открыл дверь кабины, взобрался на покрытое ковриком сиденье и, прежде чем включить зажигание,, положил болонку на колени спавшего в кабине усатого парня в кепке.
- Почему так долго? - спросил тот, не открывая глаза.
- Беседовали.
- Ну, как он?
- Нормально.
- А собаку почему не взял?
- А зачем она ему?
- Что теперь с ней делать?
- Где взял, туда и отдашь, - мужчина в куртке включил зажигание, машина мягко тронулась с места и, покачивая трубами, покатила мимо школы...
