Кани Джеронимо - Распятое солнце
Настя в тот вечер тоже без партнера не осталась.
Гера принимал душ перед сном, когда в ванную зашла Настя. На ней был черный шелковый халатик, еле-еле доходивший до колен. Гера находился в таком оцепенении, что даже не пытался хоть как-то прикрыть свою наготу. Настя со всей грацией, подаренной ей природой, развязала пояс халатика. Под ним ничего не было. Черный шелк упал с ее плеч на пол, и она вошла в душевую кабину, где стоял Гера. Настина рука заскользила по груди юноши, медленно опускаясь, все ниже и ниже, пока не наткнулась на то, что искала. За какие-то секунды плоть под ее рукой стала большой и твердой. Настя улыбнулась и опустилась на колени...
Потом она вывела в полуобморочном состоянии Геру из душа, взяла за руку и повела в свою новую комнату, где заранее расстелила постель и зажгла свечи.
В ту ночь Гера расстался с девственностью.
У Геры никого не было, с кем можно было поделиться. Отец его не понимал. Мачехе он бы не стал ничего рассказывать даже под дулом пистолета, потому что считал ее самым чужим человеком на земле. А сестра - она и была причиной всех душевных терзаний Геры. Мало того, что она его постоянно насиловала, соблазняя каждый раз своей красотой. Так Настя еще все время делала так, чтобы рядом с Герой не было ни одной девушки.
Нельзя забывать, что Гера был художником. И как многие художники периодически выставлял свои работы на всеобщее обозрение. Несмотря на то, что тематика его картин не изменилась с самого детства, все-таки находились почитатели и такого жанра.
Стоя в углу Музея Искусств, на открытии "седьмой выставки работ Сорокина Г.", он увидел девушку. Обычную девушку. Наверное, в обычной жизни, увидев ее в метро или просто на улице, Гера бы даже не обратил на нее внимания. Но не сейчас. Она стояла и смотрела куда-то вдаль. Джинсы, короткая куртка... Глаза! Вот, что привлекло его внимание. Большие карие глаза. Полные жизни. Той жизни, которой у него никогда не было. Девушка как будто почувствовал на себе Герин взгляд. Да и как можно было не почувствовать? Он не смотрел. Он пожирал ее глазами. Она не растерялась. Спокойно, но не равнодушно, девушка стала смотреть и в его глаза. Их взгляды переплелись, подобно телам влюбленных, скинувшись всю одежду ради маленькой смерти.
Две минуты. Всего две минуты длилась эта любовь. За сто двадцать секунд они прожили всю свою жизнь. Полную любви и надежд, радости и печали, горьких слез и смертельной радости. Жизнь принадлежащую, только им двоим. Одну общую жизнь. Одну на двоих, ставших одним целым в эти две минуты.
Кто сказал, что на свете нет любви?
Настя, которая в тот момент стояла рядом с Герой, заметила, куда смотрит ее брат. Она не стала мешать двухминутному счастью. Она молча вышла на улицу и стала ждать за углом свою жертву. Когда девушка шла, ей под ноги упала тонкая дамская сигарета, со следами помады на фильтре.
- Ой, прости. Я тебя не заметила, - издевательски пролепетала Настя.
- Ничего, - ответила девушка, с поразительной выдержанностью.
- Тебя, как звать, милочка? - любезность Насти куда-то улетучилась. В ее голосе прорезались нотки злости и жестокости.
- Ева.
- Ева? Ева! Е-в-а... Ева. Значит Ева?
- Нам не о чем разговаривать. Всего хорошего, - Ева попыталась пройти мимо Насти, но это оказалось не так просто сделать.
Как только Ева сделал один шаг вперед, Настя схватила девушку за волосы и повалила на землю. На улице никого не было, так что Настя могла делать со своей жертвой абсолютно все. Идеальное стечение обстоятельств, для совершения убийства.
Настя села на лежащую Еву и стала бить ее по лицу. Разбив ей нос и губы, Настя ударила Еву несколько раз головой об асфальт, но не слишком сильно, чтобы не убить.
Об этом инциденте никто так никогда и не узнал.
У Геры не было ни друзей, ни подруг, с которыми он бы мог поделиться. Это так. Но у него во дворе жила кошка, которая подходила к Гере каждый раз, когда он один возвращался поздно ночью, с очередной богемной вечеринки.
Кошка была бездомная, но на удивление очень ухоженная. На грудке у нее был белый "воротничок". И немножко белого на лапках. Каждый раз, во время ее свиданий с Герой, она садилась возле его ног, обвивала свои лапки хвостом и смотрела в глаза Геры.
- Ты ведь знаешь меня, правда? Я знаю, что ты знаешь меня. И ты это знаешь. Но кто же ты?
В ответ кошка мяукнула, медленно поднялась и пошла прочь, настоящей человеческой походкой, словно опытная женщина, знающая себе цену.
Откуда Гера мог знать, что душа его матери, которую он даже никогда не знал, и душа этой кошки - это одна и та же душа?
Как бы там ни было, Гера, и сам не заметил, как стал рассказывать о своей грусти и боли. Кошка всегда внимательно его слушала, потом терлась мордочкой о его ногу, и, мяукнув на прощание, уходила все той же человеческой походкой. И хоть Гера и не понимал, почему кошка так делает, но ему всегда становилось легче, после такого общения с бездомным зверьком, который даже и разговаривать-то не мог.
С Евой Гера снова встретился через два месяца, на выставке работ молодой художницы, когда уже совсем забыл о девушке в короткой куртке, и с поразительно живыми глазами. Однако ему не надо было долго вспоминать где? и при каких обстоятельствах? он видел эту девушку. Посмотрев по сторонам, Гера подошел к Еве.
- Здравствуйте, - робко начал Гера.
- Здравствуйте.
- Хорошая работа, - продолжал Гера, указывая на картину, висевшую на стене перед ними.
Картина и в самом деле была хорошая: маленький дом, в окне которого горел свет, затерялся где-то в снежном мире. А за домиком, аккуратно пристроились два дерева с голыми ветками, тянувшимися друг к другу, словно худые человеческие руки. Работа называлась "Разлука".
- Вы художник? Гера Сорокин? Я права?
Гера смутился оттого, что его узнали.
- Да...
- Я была на вашей последней выставке... - Ева запнулась, вспомнив, чем для нее закончилась та выставка.
- Как вас зовут? - поспешил Гера на помощь.
- Ева, - ответила Ева и улыбнулась.
- А меня, - начал Гера, но не закончил, потому что они оба рассмеялись. - Меня вы уже знаете.
С того дня, Настя начала терять Геру. Она не знала причины, но чувствовала, что во всем виновата какая-то женщина. "Ничего, - успокаивала она себя. - Я найду ее. И вот тогда он поймет, что ему от меня никуда не деться."
Да только ничего у Насти больше не получилось.
Прошло четыре месяца с того дня, когда Ева вошла в Герину жизнь. Он любил ее. И был уверен, что никто, ни какая сила не сможет отнять у него эту девушку. Когда Ева отдалась Гере на снегу, он понял, что и она его никому не отдаст. Иначе стала бы какая-либо девушка терпеть боль от сотен тысяч маленьких снежных звездочек, безжалостно впившихся в спину, ради того, чтобы слиться в одно целое с нелюбимым человеком? Никогда. И Гера это знал.
В день Гериного двадцатилетия Ева сказала ему, что в ней уже почти месяц живет их ребенок. Гера подхватил на руки Еву и закружился по комнате. Почти весь вечер он целовал и гладил живот той единственной женщины, которая от него ничего не требовала, а лишь отдавала себя, и разговаривал со своим ребенком, хоть и не знал еще: мальчик это, или девочка.
Виктор Андреевич встретил Еву очень тепло. Увидев ее, он понял, что больше ему для своего сына желать нечего. Екатерине Николаевне было все равно, с кем Гера свяжет свою жизнь. Она давно спилась, потеряла свою красоту и женственность. А вот Настя встретила Еву взглядом, в котором была собрана вся ненависть, жившая в этой девушке. С минуту девушки смотрели друг на друга. "Это конец... - мелькнуло в голове у Насти."
Так оно и было - Настя потеряла Геру. Потеряла навсегда, так и не сделав его своей собственностью. В возрасте тридцати шести лет Настя покончила с собой.
Виктор Андреевич развелся с Екатериной Николаевной за четыре месяца до рождения внучки.
Ева так никогда и не рассказала о своем первом знакомстве с Настей.
Гера присутствовал при родах своего ребенка. И не потерял сознание, как многие отважные папы, решившиеся на подобный шаг. Родившуюся дочку, с черными, как у отца волосами, Гера назвал, как и свою вторую половинку Евой.
А у маленькой Евы, которая никогда не стриглась, потому что ее волосы унаследовали от отца способность плакать кровью, через много лет родилась двойня - мальчик и девочка, которые тоже никогда не стриглись, потому что и их волосы умели плакать...
Но, как говориться - это уже совсем другая история.
