Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Праздник просвещения 12 января
Ну, хорошо, вы привыкли это делать и не можете отстать; ну, что же, продолжайте, если уж никак не можете удержаться; но знайте только, что и 12-го, и 15-го, и 17-го января и февраля, и всех месяцев это стыдно и гадко, и, зная это, предавайтесь своим порочным наклонностям потихоньку, а не так, как вы теперь делаете, – торжественно, путая и развращая молодежь и так называемую вами же вашу младшую братию. Не путайте молодежь учением о том, что есть какая-то другая гражданская нравственность, не состоящая в воздержании, и какая-то другая гражданская безнравственность, не состоящая в невоздержании. Все знают, и вы знаете, что прежде всяких других гражданских добродетелей нужно воздержание от пороков, что всякое невоздержание дурно, в особенности же невоздержание в вине – самое опасное, потому что убивает совесть. Все знают это, и потому, прежде чем говорить о каких-нибудь возвышенных чувствах и предметах, надо освободить себя от низкого и дикого порока пьянства, а не в пьяном виде говорить о высоких чувствах. Так и не обманывайте себя и людей, главное – не обманывайте юношей; юноши чуют, что, участвуя в поддерживаемом вами диком обычае, они делают не то и теряют что-то очень дорогое и невозвратимое.
И вы знаете это, знаете, что нет ничего лучше и важнее чистоты телесной и духовной, которая теряется при пьянстве; вы знаете, что вся ваша риторика, с вашей вечной alma mater, вас самих не трогает даже и вполпьяна и что вам нечего дать юношам взамен той их невинности и чистоты, которые они теряют, участвуя в ваших безобразных оргиях. Так не развращайте их и не путайте их, а знайте, что как было Ною, как есть всякому мужику, так точно есть и будет всякому – стыдно не только напиться так, чтобы кричать, качать, становиться на столы и делать всякие глупости, но стыдно даже и без всякой надобности, в ознаменование праздника просвещения, есть вкусное и отуманивать себя алкоголем. Не развращайте юношей, не развращайте примером и окружающую вас прислугу. Ведь сотни и сотни людей, которые служат вам, разносят вам вина и кушанья, развозят вас по домам, – ведь всё это люди, и люди живые, для которых так же, как и для всех нас, стоят самые важные вопросы жизни: что хорошо, что дурно? чьему примеру следовать? Ведь хорошо еще, что все эти лакеи, извощики, швейцары, русские деревенские люди, не считают вас тем, чем вы сами себя считаете и желали бы, чтобы другие считали вас, – представителями просвещения. Ведь если бы это было, они, глядя на вас, разочаровались бы во всяком просвещении и презирали бы его; но и теперь, хотя и не считая вас представителями просвещения, они видят в вас всё-таки ученых господ, которые всё знают и которым поэтому можно и должно подражать. И чему они, несчастные, научаются от вас?
Можно задать себе вопрос: что сильнее: то ли просвещение, которое распространяется в народе чтением публичных лекций и музеями, или та дикость, которая поддерживается и распространяется в народе зрелищами таких празднеств, как празднество 12-го января, празднуемое самыми просвещенными людьми России? Я думаю, что если бы прекратились все лекции и музеи и вместе с тем прекратились бы такие празднества и обеды, а кухарки, горничные, извощики и дворники передавали бы в разговорах друг другу, что все просвещенные люди, которым они служат, никогда не празднуют праздников объядением и пьянством, а умеют веселиться и беседовать без вина, то просвещение ничего не потеряло бы. Пора понять, что просвещение распространяется не одними туманными и другими картинами, не одним устным и печатным словом, но заразительным примером всей жизни людей, и что просвещение, не основанное на нравственной жизни, не было и никогда не будет просвещением, а будет всегда только затемнением и развращением.
–
НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ
ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ СТАТЬИ «ПРАЗДНИК ПРОСВЕЩЕНИЯ 12 ЯНВАРЯ».
Въ газетахъ 9 января читается объявленіе.
Т[оварищескій] о[бѣдъ] . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1.
И 12 числа будетъ этотъ обѣдъ и будетъ не только въ этомъ трактирѣ, но въ сотняхъ другихъ мѣстъ.2
Живутъ мужики, бабы, обѣдаютъ, ужинаютъ, ложатся спать, встаютъ въ обычные часы, встрѣчаются, здороваются, бесѣдуютъ и расходятся по своимъ дѣламъ, работаютъ, отдыхаютъ, и вдругъ на нихъ что то находить: всѣ3 съ середины дня начинаютъ ѣсть необычныя вкусныя кушанья, начинаютъ пить заготовленныя пиво, водку, ѣдятъ пьютъ старики, средніе, юноши, ѣдятъ и пьютъ дѣти и бабы. Старые заставляютъ пить молодыхъ и дѣтей. <Начинаются безсмысленные крикливые разговоры>. Всѣ поздравляютъ другъ друга съ чѣмъ то, пристаютъ другъ къ другу съ виномъ, говорятъ другъ другу рѣчи. Глаза разгораются, голоса становятся крикливѣе, громче, глаза слезятся, люди <то обнимаются>, то умиляются, то храбрятся, то обижаются – всѣ говорятъ, никто не слушаетъ другихъ.4 Къ вечеру нѣкоторые спотыкаются, падаютъ, нѣкоторые засыпаютъ, нѣкоторыхъ уводятъ и держатъ тѣ, которые еще въ силахъ, и нѣкоторые валяются и корчатся, какъ больные холерой, наполняя воздухъ алкогольнымъ, смѣшаннымъ съ ѣдой, зловоніемъ.
Что же это случилось? Ничего не случилось. Въ объясненіе этаго удивительнаго явленія вамъ отвѣтятъ только:
– А какже! Престолъ, храмовой праздникъ.
Въ одномъ мѣстѣ Знаменье, въ другомъ Введенье, въ 3-мъ 10-я пятница, въ 4-мъ Казанская. Спросите, что значитъ Знаменье или Казанская, едва ли изъ 100 празднующихъ вы получите что-нибудь похожее на отвѣтъ отъ однаго. Знаменье и кому, кто Казанская, никто не знаетъ. Знаютъ одно, что престолъ и надо гулять. И ждутъ этаго гулянья и послѣ тяжелой трудовой жизни рады, дорвавшись до этаго гулянья. Несчастный, заблудшій, дикій необразованный заброшенный народъ. И вы говорите про народъ, про его нравственность, его воззрѣнія, слышатся разговоры среди насъ людей высшаго образованія, развѣ можно говорить про нравственность и воззрѣнія животныхъ, это существа, напивающіеся при каждомъ удобномъ случаѣ, подъ предлогомъ престола и т. п. Это существа, стоящіе на предѣлахъ животнаго. Не даромъ оставлена для нихъ розга и проэктируется распространеніе этаго средства управленія этими существами.
Слышишь эти разговоры, знаешь постоянное отношеніе или презрѣніе или съ высоты величія своего образованія, соболѣзнованіе нашего сословія къ этимъ полузвѣрямъ, и вдругъ приходить 12 Января, и цвѣтъ просвѣщенія, все считающее себя самой квинтэссенціей образованія <собирается по трактирамъ и> празднуетъ свой праздникъ такъ, какъ свойственно праздновать не полузвѣрямъ, а самымъ образованнымъ людямъ.
Положимъ, что поводъ празднества день св. Татьяны, также мало связываетъ съ праздникомъ, какъ и знаменье или Казанская, и только есть поводъ къ тому, чтобы напиться, но разница большая.
Во-первыхъ, образованные люди начинаютъ ѣсть и пить не въ 11 часовъ, а въ 5 и 6, во-вторыхъ, ѣдятъ не стюдень и лапшуг а креветы, сыры, потажи, филеи и т. п., и пьютъ не одну сивуху, какъ полузвѣри, а водки усовершенствованныя разныхъ сортовъ, и вины сухія и мокрыя, крѣпкія и слабыя, горькія и сладкія, бѣлыя и красныя, и шампанское и fine champagne; ѣдятъ не на 20 копѣекъ, какъ звѣри, а на 6 и больше рублей, а пьютъ и на 20 и больше. Въ-третьихъ, говорятъ образованные люди не рѣчи о томъ, что они проздравляютъ и любятъ другъ друта и кумовей, а о томъ, что они любятъ alma mater и такія вещи, которыя они не только не любятъ, но которыя и любить нельзя, потому что нельзя понимать. Въ 4-хъ, образованные люди, когда падаютъ, то не падаютъ въ грязь, а на бархатные диваны, на которые ихъ относятъ лакеи. Полузвѣри выходятъ на улицу, чтобы освободить желудокъ, образованные дѣлаютъ это и въ комнатахъ въ фарфоровые лоханки. Въ 5-хъ,5 что образованные люди празднуютъ не на улицѣ на виду людей, а въ закрытыхъ помѣщеньяхъ, гдѣ нельзя ихъ видѣть во всей ихъ праздничной красотѣ. Въ 6-хъ, звѣри, напившись пьяны, всегда просятъ прощенья <и всегда> чувствуютъ, что они дѣлаютъ скверно, образованные же люди гордятся своимъ пьянствомъ, радуются на это, съ удовольствіемъ готовятся къ этому, поминая прошлогодніе подвиги.
Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ вѣдь это ужасно. Ужасно не то, что все то, что считаетъ себя цвѣтомъ образованія считаетъ, что ничѣмъ оно лучше не можетъ ознаменовать память о своемъ этомъ образованіи, какъ тѣмъ, чтобы собраться поглотить въ желудки произведете труда людскаго на десятки тысячъ рублей6 и часовъ 10 сряду сидѣть, ѣсть, пить, курить и врать, и не то ужасно, что старые люди, професіональные учителя молодежи7 поощряютъ отравленія алкоголемъ молодыхъ людей, такое отравленіе, которое по даннымъ ихъ же науки, какъ отравленіе ртутью, никогда не проходитъ безслѣдно на всю послѣдующую дѣятельность организма, не то ужасно, что люди, находящіеся въ обладаніи всего того, что сдѣлало человѣчество для своего сознанія, считаютъ похвальнымъ одурять самихъ себя, ужасно то, что эти люди, которые послѣзавтра съ заплетающимся языкомъ и опьяненными глазами будутъ лопотать всякій вздоръ, что для большинства людей нашего времени эти то люди суть учителя жизни нашего времени. Ужасно то, что эти люди такъ затуманили людей и самихъ себя, что имъ совершенно искренно кажется, что они, дѣлая то, что дѣлаютъ, могутъ продолжать соболѣзновать о невѣжественномъ, грубомъ народѣ, могутъ поучать его и что ихъ жизнь не имѣетъ въ себѣ ничего подобнаго тому, въ чемъ они укоряютъ народъ.
