Исмаил Иманов - Фьюринг
- Добрый день, у вас есть краска для волос "Рилкен", первый номер?
Она кивает головой и собирается достать с полки. А я говорю:
- Тогда дайте вишневый "Дирол".
Зачем мне краска для волос "Рилкен", да еще первый номер, сами посудите! На выходе я вежливо пропустил двух входящих незнакомых девушек и услышал обрывок их разговора.
- Был бы Тогрул нормальным человеком, давно бы это сделал, - сказала первая.
Что ей ответила вторая, я не услышал, потому что сразу убежал из магазина. Мне казалось, что за мной все следят. Или я нахожусь в темной комнате, вокруг полно людей, но я их не вижу. "Кто здесь?" - хотелось закричать.
Я покрутился в нашем районе, чтобы убить время, и вспомнил, что давно не проверял свой почтовый ящик. Электронный, разумеется. Поэтому я заспешил в ближайший интернет-клуб. На клуб это мало походило: небольшое помещение, шесть компьютеров, по три справа и слева. Но скорость была сносная, я быстро загрузил нужный сайт и уже через минуту проверял новые сообщения у себя в ящике. Как всегда, там была куча спама: реклама дипломов, порносайтов и прочих услуг, на рассылку которых я никогда не подписывался. Помимо этой белиберды в ящике было письмо от некоего Рустама Агаева. Вначале я подумал, что это очередное письмо с предложением скачать какую-то программу и заработать денег в Интернете, или же кто-то просто шлет вирусы. Однако никаких прикрепленных файлов не было. Внутри было сообщение с сегодняшней датой, написанное автором и адресованное пяти адресатам. Последним был указан мой адрес, причем не только адрес, а еще и имя, и фамилия. Очевидно, сообщение не было послано мне случайно. Вот только никого из других получателей, равно и самого отправителя, я не знал. Я вчитывался в их имена, пытаясь вспомнить этих людей, но ничего не вышло. Тема сообщения была еще более странной: "I'm back from Kiev". Я стал читать текст.
"Здоровенькi були, дорогие друзья!", - писал Рустам Агаев, - "Ну вот, я и вернулся из Киева. Очень рад вновь оказаться на родной земле, но в то же время ощущаю грусть, мыслями возвращаюсь в славный град Киев и представляю, как гуляю по бульвару Шевченко, а потом иду домой на Крещатик, а под ногами хрустит белый снег. Казалось бы, каких-то пару недель в Киеве, а я так привык ко всему украинскому. Вот и сегодня в магазине пытался расплатиться гривнами.
Виноват перед вами, но не привез вам особых гостинцев. Во всем виновата жаба. Она душила меня, душила и... задушила. Не судите меня строго, пожалуйста. Но и с пустыми руками я не мог вернуться. Надеюсь, вам понравится. А кусок сала и бутылку горилки я прикончил в самолете, уносившем меня домой.
И вот я дома. Впереди еще много стран, городов и много новых впечатлений, но Киев теперь всегда будет в моем сердце. Киев - навсегда.
С наилучшими пожеланиями, Рустам Агаев".
Тут я сел. Это тоже ради красного словца, я и так уже сидел, но если бы стоял, то сразу сел бы. Потом почесал затылок. Я уже вообще ничего не понимал. Какой Рустам? Какой Киев? Чтобы отвлечься, я зашел на свой любимый кинофорум на сайте "Киноэкспресс" и стал читать текущие топики. Я хотел добавить свой комментарий в одно из обсуждений, но, глянув на часы, обнаружил, что время уже поджимает, и поэтому побежал на встречу с Закиром.
Разумеется, он опоздал. Я стоял минут десять и только потом услышал, как кто-то мне сигналит. Этот кто-то был Закир.
- Здравствуй, мой юный, застенчивый друг! - приветствовал я его, очутившись в салоне машины.
- И тебе привет, брат Тогрул!
Минут пять мы обменивались своими изысканными приветствиями, в той же манере спрашивали друг друга о делах, настроении, аппетите и прочих вещах. Мы уже были в пути.
- Порезался что ли? - спросил Закир, указав на мою скулу.
- Ага, когда брился.
- Неудачная попытка суицида?
- Да, точно.
- В следующий раз режь вены. Наполняешь раковину водой, лезвием вскрываешь вены, суешь руки в воду и ждешь, как жизнь покидает тебя.
Я ошалело посмотрел на Закира.
- Рекомендую, - добавил он и улыбнулся.
- Я всегда верил в твою доброту и заботу, - ответил я.
Закир стал щелкать кнопкой радио, меняя станции. Делал он это быстро, и я не мог уловить, кто где поет. Я бросил эту затею и отвернулся в окно. В это время Закиру позвонили на сотовый, он стал разговаривать по телефону и оставил радио в покое. "Я сошла с ума, я сошла с ума", - истерично орали из динамиков какие-то девчачьи голоса. К горлу подступил комок, я почувствовал, что мой завтрак готов покинуть меня. Из последних сил я выключил радио. Дальше мы ехали в тишине.
Анкета оказалась стандартной формой с указанием данных человека, информации о наличии родственников и знакомых в стране пребывания и так далее в том же духе. Текст был на английском языке, но ничего сложного там не было, даже для меня, хотя я всю жизнь учил французский.
- Тебе нужно было во французское посольство? - спросил Закир.
- Да, - вспомнил я и посмотрел на часы. Они показывали 2 часа 42 минуты дня.
- Поехали, - объявил мой юный, застенчивый друг.
С французским посольством у меня были связаны определенные воспоминания. Именно сюда, к этим самым дверям, на которые я сейчас взирал, я пришел летней ночью 2000 г. после позорного поражения итальянцев от французов в финале чемпионата Европы по футболу. Несмотря на то, что я изучал и любил французский язык, неплохо относился к Франции, ее нынешнюю футбольную сборную я ненавидел лютой ненавистью. Когда-то я был главным фанатом сборной Франции времен Мишеля Платини (его автобиографическую книгу "Жизнь как матч" я часто перечитывал), а роскошный матч между бразильцами и французами в Мексике в 1986 г. был моим любимым. Но современный футбол Франции я не переносил ни под каким соусом. Особую неприязнь я испытывал к голкиперу команды Фабьену Бартезу. Его лысая голова и бородка, имитирующая женские гениталии, вызывали во мне отвращение. После того ужасного матча я чувствовал себя разбитым и уничтоженным, униженным и оскорбленным, и в порыве злобы ноги повели меня к зданию посольства Франции. Посреди тихой ночной улицы я стал бить в двери и кричать: "Mort a Barthez!"1. Самым хорошим моментом в этой пьяной затее оскорбленного болельщика было то, что я вовремя ретировался. И вот я снова здесь.
На входе я представился господином Мамедовым и сказал, что у меня встреча с мадам Пиньон. Меня сразу пропустили. Я поднялся на второй этаж и остановился. "Что я здесь делаю?" - подумал я. Но отступать было глупо и поздно, и я решительно последовал вперед. Франсуаза Пиньон оказалась немолодой женщиной с белокурыми волосами и все еще стройной фигурой. Ее лицо когда-то было красивым, но по всей вероятности это было очень давно, еще до моего рождения. "Время безжалостно", - подумал я и загрустил. Но она заговорила, и я снова услышал милейший акцент.
- К сожалению, у меня не было возможности поговорить с вами заранее, начала она, усадив меня на стул напротив ее стола, - но вы могли бы заполнить эту анкету сейчас.
"Опять анкета", - подумал я. Правда, меня никто не собирался отправлять во Францию, не говоря уже о Норвегии. Это была скорее форма CV.
- Помимо этого у меня к вам несколько вопросов. Вы проработали два года на вашем последнем месте работы?
- Точнее, два с половиной года, - честно ответил я. Очевидно, это было собеседование. Только откуда у них мои данные, я понятия не имел. "Наверное, у меня раздвоение личности, и я сам им звонил. Или это вселенский заговор", подумал я. "Я сошла с ума, я сошла с ума", - кричали в голове ужасные голоса.
- Ваша работа была связана с выездами в районы Азербайджана, в Гянджу, Сабирабад, Масаллы.
Я хотел сказать, что в Масаллы я ездил только на поминки, но запнулся. Вместо этого я ответил снова честно:
- Нет, я был менеджером по продажам в Баку, а также регулировал встречи и переговоры с иностранными поставщиками.
- Очень странно. Очевидно, мне дали неверную информацию.
Я развел руками. Со стороны это выглядело, как "Я изыскал время в своем распорядке дня, а вы не удосужились уточнить информацию по моей персоне". На самом деле я просто ничего не понимал.
- Как вас зовут? - вдруг спросила мадам Пиньон.
- Мамедов. Тогрул Мамедов, - ответил я в стиле Джеймса Бонда.
Она внимательно посмотрела на меня, потом снова на свои бумаги. "Похоже, меня разоблачили", - подумал я. После этого мне захотелось выпрыгнуть в окно в стиле того же Бонда. Или произнести "Barthez doit mourir!"2, откланяться и покинуть кабинет.
- Это просто смешно! - сказала Франсуаза, - Мне написали "Ф. Мамедов". Сплошные неточности!
И тут я заговорил. Заговорил на французском. Я уже сам не помню, что говорил, но меня невозможно было остановить. Она задала мне несколько вопросов про мою работу, я стал отвечать, потом незаметно разговор ушел в другое русло, и через каких-то пять минут мы беседовали на отвлеченные темы, смеялись и шутили, будто старые знакомые. В довершение Франсуаза показала мне фотографию своей дочери, и я сказал, что дочь унаследовала красоту матери. Мать растаяла. Я еще хотел добавить "А глаза отцовские", но это был бы уже перебор. Я быстро заполнил анкету, которую мне дала мадам Пиньон. Все складывалось очень удачно, единственным пробелом было то, что я не знал, на какую должность я собственно рассчитываю. Спросить я не решился, только передал ей анкету, которую она стала просматривать.
