Михаил Бобров - Серое утро
А утром она поняла, что ее и считают звездой гарема этого самого князя, или кто он там. Иначе давно уже кому-нибудь она бы досталась. А что он за ней не присылал до сих пор, так недосуг. Государственные дела, понимаешь. Религия новая, опять же.
Поняв, что так и так криво, она просто вылезла в окно и пошла прямо в коробку к этим самым "украинули джари" - почему-то многие наемники были здесь украинцы, и сказала им так: "Не хочу я этого мингрела. Сколько вам дать денег, чтоб вы меня отсюда вывели?"
Хлопцы засовещались. "Мы тебя вроде как стеречь должны."
Она вздохнула: "Ладно. Я вам нравлюсь? Кто..." - она собиралась сказать "первым будет", но чуть не оглохла от возмущенного вопля: "Да ми тобi що москалi! Пане четовий, дозвольте, я iй по шияцi трiсну!"
На шум в казарму заглянул было местный. Катю тут же сунули на лавку и заслонили спинами и куртками. "Все хорошо" - сказал старший - "Шутим". Местный уточнять не стал; да и зачем? Убрался, а разговор в коробке пошел дальше. Нарушать данное нанимателю обещание и дать Кате сбежать, контрактники не соглашались категорически. С другой стороны, птичку жалко все-таки.
Тогда-то и заговорил тот самый, "креаторный", охранник. Он сказал, что способ есть, и способ очень простой. И букву контракта они не нарушат. И живая останется. После этого он вдруг встал - так быстро, что никто не успел ему помешать - сунул что-то Кате в руку и сказал: "Сойдешь в Отроге, запомни, только в Отроге! Сойдешь раньше - пропадешь за босый корнеплод. Теперь нажми, не бойся, не больно." Она посмотрела на необычную зажигалку у себя в руке и нажала кнопку, которую тот показывал. Полыхнуло что-то ярко-зеленое, и мир скрылся. После мгновения пустоты откуда-то не то сверху, не то сбоку развернулась совсем другая декорация.
***
Вот так Крестова Катерина Михайловна и попала в поезд, идущий до станции Мост. После Восстания Крапивина поезд сделался много безопаснее, да и сволочная суть Кольца была заключена не в поезде, а в неразрывности рельсовой цепи. К счастью, кое-что Крапивинское Катя в детстве читала.
"Сойдешь в Отроге".
Проводник отсутствовал, людей в вагоне тоже не оказалось, спросить, когда этот Отрог, было не у кого. А если ехать дольше суток? А если проспишь? Вообще попадешь корнеплод знает куда. Катя подумала, что религия, в которой главный артефакт - корнеплод - звучит еще относительно неплохо.
"Только в Отроге".
Катя разжала руку и диковинная зажигалка громко ударилась о деревянную скамью. Ничего себе украинский наемник! Какие вещи при себе таскает!
Хорошо же! Сойдем в Отроге. Оттуда может быть настолько же проще вернуться в Минск, насколько до Пухович проще дозвониться через Токио. Зажигалку Катя на всякий случай засунула в карман плаща и совершенно неожиданно обнаружила там мерзлый почерневший банан. Бонус.
А интересно, машинист в поезде есть?
Вещи собирать Катя не стала за отсутствием оных, пошла в голову состава, поглядывая в окна, но не добралась: уже через десять минут поезд очевидно замедлил ход, подымаясь в гору, по стеклам заскребли лапами черные горные ели высотой до неба, дорога принялась безбожно петлять, а вагоны мотало и подбрасывало так, что Катя поостереглась ступать по переходам тамбура. Машинист как-нибудь потом. Есть пока тоже не хотелось, хотелось спать, но Отрог пропустить она боялась. Так что она даже не присела, и правильно сделала - очень скоро поезд пополз совсем медленно, а из-за елей совершенно неожиданно выскочили здания; между прочими и вокзал. Вывеску Катя не разобрала сначала, потом прочитала - Отрог - потом засомневалась - откуда здесь-то знают русский? Потом испугалась, что поезд уйдет, и выскочила в этот самый Отрог.
Здесь тогда стояло очень раннее и очень холодное утро. В Минске таким бывает самый конец ноября, когда еще не зима, но уже и не осень. Ничейная полоса во времени.
***
Город прятался между двумя отрогами большой горной страны. Выше вскоре начинались уже настоящие горы - луга, а потом лед и камень; ниже - много-много леса вперемешку с валунами, озера. Озер хватало везде, склоны можно было рассматривать как фотоальбом, бесконечно. Но что ей теперь делать в этом самом Отроге? С кем разговаривать? Учитывая особенную зажигалку, лучше всего с кем-то из властей, которые наверняка осведомлены о внемировой агентуре. Бр-р... Романов об элитных людях Катя, как человек многочитающий, видела множество. О качестве и достоверности их она имела суждение примерно такое же, какое мы имеем представление о рабочем дне председателя Витебского, например, КГБ. Напряжение последнего месяца, наконец, начало сказываться. Сначала Катя просто расплакалась посреди улицы; кто-то подошел поднимать. Какой-то дорожный рабочий весь в ремнях. Он говорил на незнакомом и некавказском языке, говорил спокойно и дружелюбно, потом ушел. Ничего спросить у него не удалось. Когда он повернулся спиной, Катя увидела у него на спине автомат АКМ стволом вниз. Ничего себе дороги ремонтирует!
Потом - видимо от усталости - пропало желание загадывать, что дальше. Банан был съеден на автопилоте. Также на автопилоте Катя решила обратиться к первому попавшемуся вооруженному человеку, а там уже пусть будет что будет. Ее запас прочности ощутимо подтаял за последнее время, и теперь она просто куда-то проваливалась и не сопротивлялась.
Она обратилась к первому встречному с оружием и сказала, что хочет поговорить с его начальником. Совсем забыв, что здесь ее языка не знают. Этот был вооружен уже чем-то вроде целого пулемета. Услышав незнакомую речь, он сначала было насторожился, но потом что-то придумал и шикарным жестом с полупоклоном пригласил Катю к тому самому круглому зданию, больше всего похожему на цирк.
***
И вот они стояли перед столом входного министра. Справа переминался инкаустер из компании Поющей Воды, слева - молодая женщина с красивыми волосами поверх грубого темно-бурого плаща... волосы хорошо бы расчесать и вымыть. Беженка, скорее всего. Она устало вынула из кармана плаща зажигалку и положила ее на стол - так, словно это был какой-то знак. Или символ. Может быть, это к Госбезу?
Рабочий ушел. Министр подвинул гостье кресло. Прежде всего, надо выяснить ее язык. Вестрона она не знает, сказал этот парень с ручной горелкой. Допустим, она с Земли. Она пришла с вокзала - скорее всего, поезд до станции Мост. Крапивин... Язык Крапивина - русский.
- Пожалуйста, кого-нибудь из госбеза, знающего русский язык, пригласите, скажите, у меня срочный гость, возможно, оттуда. Потом сразу ступайте за техниками и приготовьте все к вечернему занятию, пока мы будем разговаривать.
Секретарь икнул и вымелся в дверь. Русский - госбез! Это не только язык Крапивина, это еще и Транквилиум.
Министр вынул плоский чайник и три чашки и начал разливать чай. Очень удобный случай продемонстрировать свою демократичность и задушевность.
Сахара не оказалось, министр огорченно хмыкнул и полез в шкаф за яблочно-рябиновой пастилой, которую он готовил всегда сам и хранил в рулонах, надрезанных клеточкой, чтобы лучше ломались.
- Прямо идиллия тут у вас, - сказал бесшумно возникший в двери переводчик, - А парень прибежал: русский госбез! Кейджиберы!
Сказал он это по-русски и потом повторил для министра на японском - тот был по рождению с Рюкю.
Министр невозмутимо наполнил третью чашку.
- Представьте нас и спросите, что означает этот предмет на столе?
Переводчик заговорил. Катя оживилась и рассказала кое-что. Дискуссия вокруг зажигалки продолжалась минуты четыре, потом переводчик фыркнул:
- Понятно. Это был репортер. У нас тут есть ребята, "правду жизни" ищут. Это не плохо, плохо что они ее потом публиковать пытаются, чтоб все знали.
- Журналисты?
- Журналисты делают такое за деньги, а эти ребята - у них это как религия. Поэтому мы их тут называем отдельно: репортеры. За него не беспокойтесь, таких машинок обычно комплект - пять штук. Магическое число в мирах Крапивина. Ну, а кроме зажигалки... Правильно ли я понимаю, что Вы пришли сюда потому, что хотите здесь поселиться?
Вопрос был провокационный, и задавал его переводчик всем, и министр задавал его всем, потому что в Отроге не хватало людей. Катя была уже так измучена всем этим, что кивнула бы не думая, но тут вдруг остановилась.
И разом осознала всю обстановку, людей и комнату.
Министр, толстый, круглый, пожилой, в одежде по крою и материалу сходной с кимоно; но на шее - тяжелая крупнозвенчатая желтая цепь, а в ней на подвеске громадный - с кофейную чашку - зеленый камень. Лицо азиатское, чисто выбритое, напряженное, сосредоточенное - от нее ожидают важного ответа. Волосы черные, гладкие, аккуратные. Переводчик - яркой мужской красотой не блещет, но глаза глаза острые, живые, можно даже простить, что пиджак сидит на нем, как седло на корове. И опять - под пиджаком по светлой рубашке цепь, только уже из белого металла, и звенья мелкие, россыпные, и камень в ней ярко-алый, прямо сгусток пламени и аж рвется наружу выпрыгнуть. Но камень тоже здоровый, сантиметров пять в диаметре, не меньше. И довольно чистый, насколько видно отсюда. Переводчику ее ответ безразличен - или он лучше владеет своим лицом или министр считает нужным выказать волнение, а переводчик не считает. Комната маленькая, только овальный стол, пять кресел не весьма разлапистых, и конторка с бумагами. И все. Где-то снизу что-то мерцает - может быть, экран микрокомпьютера, а может и жаровня - на чем-то же министр нагрел чайник.
