Нина Горланова - Жизнь Макса
Да и женщины не давали горевать. При взгляде на седовласого громилистого мужика, похожего на какого-то хмурого актера, они сразу прикипали к месту и мечтали: так бы и слушала до конца жизни этот пробирающий бас!
В 1996 году поехал в гости к сестре в Пермь. И моментально женился на ее соседке Глафире. Жена была не очень здоровая, и хотелось хоть ее спасти. Такую глупую, еще и коммунистку железобетонную. В общем, все у него собралось в одни руки для счастья! Плюс ее высшее образование. Макс никогда ей это не говорил, но думал: "Мне бы твое образование, я бы давно замминистра был".
И тут такое невезение: теща - кержачка твердокаменная.
На автобазе Валя, сияя глазами и ногами, сказала:
- Ты что - с такой торбочкой малюсенькой в рейс? Я сбегаю в киоск, что-нибудь куплю.
- Я сам по дороге куплю.
Охранник по-мужски значительно кашлянул в кулак и осенил его одобрительным взглядом. Макс потянулся за журналом техухода - посмотреть, что там слесаря начудесили, а Валя зашептала: бывший муж позавчера приходил, принес сыну мороженку, а Васька и так лежит с ангиной - перекупался в Каме.
Макс поделился своим:
- А я, представляешь, сам не знаю как вышло, теще навесил справа, полночи в ментовке пробыл.
Обоим стало легче, но не до конца. Валя по молодости лет думала, что нужно что-то еще, чтобы стало до конца легче, и поэтому тихо спрашивала:
- Ну когда же ты придешь?
- После рейса отосплюсь и приду. Коль, - попросил он охранника, - часов в девять позвони ко мне домой и скажи, что я в рейсе.
- Догадываюсь, - сказал Коля. - Я тоже недавно с тещей поругался.
На лице у Коли мелькнуло выражение неоцененного Шерлока Холмса: прозябаю здесь, а мог бы такие дела раскрывать!
Эта автобаза - давно уже "ООО "Аретуза" (шоферы тут же переделали в "Рейтузы"), но Макс по привычке про себя числил ее автобазой.
К вечеру он уже мчался среди тайги, с опасением его со всех сторон разглядывающей: что ты везешь в своей большой прямоугольной коробке? Не вредное ли для моих елей и тварей? На всякий случай приму меры.
Забарахлил мотор. Макс остановился. Развел дымный костерок, чтобы отгонять гнус. Два часа ремонтировал, устал, решил ночевать.
Хотел еще порыбачить, копнул, чтобы червей добыть, а снизу женское золотое лицо уставилось на него, словно вопрошая: "Ну что, зятек, думал удрать от меня, отдохнуть?" Он отпрыгнул, всего обметало потом: так вот кто у меня мотор-то сломал! Покурил. Никотиновое блаженство догнало и вернуло здравый смысл: это же та самая Золотая Баба, о которой кричат в пермских газетах и на экранах! Ищут они ее, видите ли, тысячу лет, а она тут под руку лезет, зараза! Прикинул: сколько можно жить на эти деньги, если бы он эту золотую куклу реализовал и его бы не грохнули? Получилось много жизней. Все равно столько не проживу! Может, голову золотую ножовкой - того? Но все больше и больше становится на тещу похожа... вот что жутко.
- Гнус, хоть ты не пой своих страшных песен! - закричал он взвешенному в воздухе киселю насекомых.
А она смотрела на него желтыми навыпучку глазами, похожими на блестящие спины жуков, и беззвучно говорила: отрой меня всю, вырой, зря меня, что ли, тащили финно-угорские предки твои от самого древнего Рима.
Нет, хрен тебе, тещечка, глумливо подумал Макс и быстро-быстро зарыл ее в перегнивший торф. Долго топтался сверху, сразу улетела мечта порыбачить с дремотой. Погнал машину, умоляя неведомые силы, чтобы не оживляли Золотую Бабу, а то как погонится, как даст золотой шваброй - и башка пополам!
Макс вернулся из рейса, а жена оказалась в больнице. Правая нога еще у нее держалась, а левая опять отказывалась ступать по этой жизни. Поэтому Макс даже не прилег, а стал выгонять "Москвича" из гаража, шепча: ни церковь, ни коммунизм что-то не помогают моей Глафире.
Новобранец почему-то хватал его за штанину, неразборчиво что-то ворча. Макс подумал: наскучался, я в рейсе, хозяйка в больнице, а тещу, слава Богу, в уме за свою не держит. "Четыреста двенадцатый" упрямился, фыркал, пока Макс на него не прикрикнул:
- Совесть у тебя есть? В рейсе у меня было приключение, да еще ты тут! Ну-ка живо заводись, ведро с болтами!
Тот обиделся, но поехал, а пес басовито ругался Максу вслед: вернись, земля сырая, я тут такое чувствую, что словами сказать не могу!
"Четыреста двенадцатый" злорадно заглох на подъеме от дома к дороге. Макс пошел за инструментом к багажнику, только хотел его открыть - машина вкрадчиво скользнула по мокрой земле. Фуяк - прижат к дереву! Потихоньку попытался вытащить себя, но эта железная тварь подалась еще на сантиметр. Ну, конечно, тут сразу захотелось кашлянуть! Сдержался, вспотел - от любого движения может раздавить.
Он спросил про себя кого-то: можно? И осторожно подвигал глазами. Оказалось - можно. С дикой завистью посмотрел на дождевого червяка, который свободно и даже размашисто полз по своим делам.
Свист!
Человек с прекрасным пузом идет, родной! И с каким-то тоже словно пузцом на лице! Принц!
- Мужик! - прошептал Макс. - Мужик!
Свист замер.
- Подложи кирпич под заднее колесо.
Максу показалось, что от его шепота полдерева глубоко отпечаталось на спине.
Пока мужик летал на бреющем над землей - искал кирпичи и вбивал под задние колеса, Макс старался не дышать. Потом по сантиметру стал сдвигать онемевшее тело влево. Трещала одежда, трубило сердце: вдруг могучий спаситель исчез? Напоследок что-то лопнуло, полилось по спине, и Макс вывалился и упал.
Оказывается, мужик никуда не исчезал: наклонился громадным ангелом, насколько позволял живот, и вопросительно смотрел.
- Только не трогай меня! - взмолился Макс.
Он ждал прихода боли. Их учили: если появилась боль, значит, все в порядке, не парализован. И вот боль пришла доброй вестью. Макс издал крик и пошевелил конечностями. Можно вставать, принял он решение.
Перевернулся на живот, встал на четвереньки.
- Посмотри, что у меня на спине, - попросил он.
- Наверное, сильно за тебя молятся, - сказал Матвей (оказывается, Макс успел спросить, как его зовут). - Простая царапина. Глубокая, но кровь уже свернулась. Ну что, я пошел?
- Постой! - Макс встал, оперся о дерево. - Матвей, ты понял, что без тебя мне был бы звездец?
- Понял, - сказал ангел, колыхнул вторым подбородком и пошел по своим делам.
Макс думал: "За тещу меня придавило или за табельщицу Валю, злодейку, которая смотрит так, что не обойдешь? Наверно, не за тещу: за нее меня Золотой Бабой жахнули. Надо делать выводы.
Да, крепко за меня взялись".
