Елена Бажина - Осведомитель
Сейчас, открыв записную книжку, Ирина легко нашла тот номер. Последний раз они с Ларисой разговаривали год назад.
Ждать пришлось недолго. Лариса быстро сняла трубку, и Ирина услышала знакомый голос, который, как ей казалось, никогда не меняется.
- Знаешь, - сказала Лариса, выслушав ее, - я всегда чувствовала, что Охотин когда-нибудь появится. Такие люди никуда не исчезают. Но никак не думала, что он влезет прямо в вашу редакцию. Пожалуй, надо позвонить Антону и рассказать ему об этом. Интересно, как он к этому отнесется?
- Антон? Тот, апологет евразийства?
- Да, только тогда, на Гумилеве, все его евразийство как началось, так и закончилось. Сейчас он апологет квартирного бизнеса. У него можно все узнать по поводу размена, обмена и так далее.
- Кажется, мне больше незачем.
- А кстати, помнишь, когда-то мы с тобой говорили, что если бы встретили этого Охотина, то с удовольствием дали бы ему по физиономии. Помнишь? Не знаю, как ребята, но мы с тобой хотели разобраться с ним самым мужским способом.
- Помню. Это было бы вполне по-философски.
- Да. Особенно если философы - женщины. Что касается меня, то моя философия давно находится между стиральной машиной и газовой плитой. С тремя детьми может быть только одна философия. А вообще, все получилось не совсем так, как представлялось. Знаешь, мне кажется, что когда-то, в самый разгар моего интереса к тайнам мироздания, где-то между философией жизни и философией всеединства вдруг произошел взрыв. И меня накрыло взрывной волной. А когда я выбралась, оказалось, все в мире изменилось. И вот с тех пор у меня, наверное, последствия контузии... - Лариса засмеялась. - И я с тех пор боюсь всех этих философских построений и систем, мне кажется, что они взрывоопасны... Хотя они тут ни при чем. Наверное, хорошо, что рухнул тот мир, который был до взрыва, но взрывная волна... А что касается Охотина, - она секунду помолчала, знаешь, за прошедшие годы я стала помягче. Честно говоря, не знаю, что теперь с ним делать.
* * *
На следующий день было много работы. Верстался номер, за это время несколько раз зависал компьютер, в последний момент были обнаружены опечатки, и в конце концов около девяти вечера удалось все закончить. Еще раз все пролистав, Ирина и Максим пошли пить кофе.
Они спустились в бар, где всегда вечером было много народу. Заняли столик в глубине зала, где обычно обсуждали текущую работу.
- А что, этот Охотин, новый сотрудник, действительно твой старый знакомый? - спросил Максим.
- Да, - грустно ответила она.
Она рассказала о том, что когда-то был кружок - нечто вроде самодеятельного философского клуба, где велись самые скучные по нынешним временам разговоры о смысле жизни, об истине, о книгах и так далее. Не все, конечно, собирались всерьез становиться философами, просто гуманитарной молодежи того времени такое времяпрепровождение представлялось вполне достойным. И, конечно, не обходилось без книг "тамиздата" и "самиздата". Приходил туда и Охотин, приходил и слушал, а потом сообщил в ГБ. Вероятно, он обо всем сообщал с самого начала, но никто этого не замечал, так как среди членов кружка не было профессиональных конспираторов. Конспираторами становились потом, после первого столкновения с гэбэшниками, но это отдельная история...
Максим выслушал рассеянно, потом сокрушенно покивал головой.
- Ты думаешь, он появился не случайно?
Она не знала, что ответить. Ей не хотелось так думать.
Они второпях обсудили планы следующей недели, и Максим, схватив портфель, побежал к выходу, а Ирина, вспомнив, что Алеша сегодня у бабушки с дедушкой, решила остаться еще на полчаса.
В этот момент к ее столику подошел Сергей Охотин.
- Будешь коктейль? - спросил он.
Может быть, надо отказаться, подумала она. Хорошо ли пить коктейль вместе со стукачом, ну, то есть с осведомителем? Раньше такой вопрос даже не возник бы. Но сейчас... Впрочем, рядом нет тех, кто осудил бы ее за это.
- Буду, - с улыбкой ответила она.
Ну вот, сказала она себе, теперь ты сидишь напротив него, за одним столиком. Ты рядом с Сергеем Охотиным, доставившим всем когда-то столько неприятностей. Можно было бы его спросить, зачем он тогда это сделал и что испытывал, ведь он ответствен, в конце концов, за те события. Как ни странно, но у нее не было желания ни сказать ему что-то резкое, ни спросить его, ни тем более "дать по физиономии".
- Хорошо здесь, - сказал он, пододвигая к ней бокал. - Ты, я надеюсь, довольна своей жизнью?
Ну вот, подумала она, прямо-таки философский вопрос, ну совсем как "быть или не быть?".
- Вполне, - ответила она. - О чем ты хотел поговорить?
- Вообще-то, - сказал он задумчиво, - мне жаль, что все тогда так печально закончилось.
- Что печально закончилось? - она сделала глоток через соломинку.
- Ты понимаешь, о чем я говорю. Жизнь меняется, уходит, надо ценить то, что имеем. Наступает пора кончать с глупостями. Надеюсь, ты и Олег именно так решили однажды? Чего ты усмехаешься?..
- С чем кончать?..
- Ну, со всякой философией и так далее... С книгами... С поиском смысла и света в конце тоннеля... Все решается просто, я думаю, мы все это однажды поняли. И я тоже не хочу вспоминать. Ведь чем все могло закончиться, просто ужас. И кто нес за это ответственность? Олег? Или Антон? Почему никому тогда в голову не пришло, что нужно отвечать... Чего ты усмехаешься?
- Но ведь ты знаешь, что кто-то донес на нас, - она сделала еще глоток.
- Разве?.. - он потянулся к пачке сигарет. Закурил, выпустил дым и тихо произнес:
- Я никогда об этом не думал. Мне и в голову не приходило. И кто же это мог быть?
- А ты не догадываешься?..
Он смотрел на нее ясными, ничего не выражающими глазами. В них застыло такое недоумение, что нельзя было не поверить ему.
- Я не знаю, - ответил он. - Я действительно ничего об этом не знаю, и никогда не думал. Мне... Никто не рассказал об этом.
И глубоко вздохнул.
- Впрочем, - добавил он через минуту, - сейчас это уже неважно. Сейчас стоит подумать о том, что же из этого получилось. Зачем это все происходило, если сейчас это никому не нужно, даже нам самим. Просто было несколько безответственно... Вот и все.
Потом он говорил про свою учебу, про работу в США, о своей неудаче в семейной жизни. Он больше ни слова не сказал о том, что произошло более пятнадцати лет назад. Его голос был так задушевен, что оставалось сомневаться и сомневаться в том, что он и есть тот самый стукач. То есть осведомитель, конечно, подумала она. Он заказал еще два коктейля, а потом неожиданно сказал:
- Вообще-то я знаю один секрет. Один очень важный секрет, как можно жить при любых обстоятельствах. Хочешь, расскажу? Только не улыбайся.
- Расскажи, - она почувствовала, как у нее слегка закружилась голова.
- Как ты думаешь, можно ли поменять местами добро и зло? Добро и зло можно отличить только на каком-нибудь фоне. А если поменять фон? Кто разберется? Одному будет казаться, что добро - вот это, а другому - что вот то. И так все мы будем реализовывать свою идею добра, и не поймем друг друга, и будем считать друг друга врагами. При этом каждый делая свое добро. А результаты... Они сначала все равно неочевидны. Чтобы их оценить, должно пройти время. Это смогут сделать уже другие люди, если им это будет интересно. А мы так и останемся со своими понятиями добра, да еще с неприязнью друг к другу. Вот так мы и живем, вот так и существует весь наш мир. А неприязнь - разве это из области добра? Тогда, в те годы, было легче, потому что был слишком очевиден это фон. Этот черный цвет, на фоне которого даже серое кажется белым. И как хорошо считать себя обладателем истины! А попробуй разобраться сейчас...
- Похоже, ты становишься философом. Как Сократ, только без Платона. - Она сделала еще глоток, словно желая опьянеть, чтобы разговор стал легким и веселым.
- Никто из нас никогда не философствовал. Просто всем хочется так думать... А вообще, - сказал он несколько тише, - я думаю, что все повторится, вот увидишь. Потому что власть имущие всегда понимают, что куда лучше, когда люди заняты поисками хлеба, а не поиском истины. А потому лучше дать им столько хлеба, чтобы им было не до истины. И она придумает способ, как это сделать. Неважно, в какую форму это будет облечено, но это будет то же самое. Легенда о Великом Инквизиторе, помнишь?..
Она чувствовала, что на нее не действует алкоголь. Ей хотелось прекратить этот разговор, спросить: "Зачем ты это сделал тогда?", а потом - наоборот, она не желала знать ответ. Почему-то вдруг ей захотелось неизвестности. Разговор остался незаконченным, и эта незавершенность придала ему значительности.
Вернувшись домой, она позвонила родителям и узнала, что Алеша весь вечер прождал ее звонка, а не дождавшись, заснул.
* * *
Позже, однако, раздался междугородний телефонный звонок. Звонила Юля из Мюнхена.
- А я понимаю, для чего он снова появился, - неторопливо рассуждала она. Нет, вовсе не для того, чтобы куда-то сообщить, кому-то что-то причинить... Скажи, ты давно читала какую-либо хорошую книгу? Нет, не детектив, не дамский роман, не эту гадость, которой сейчас в России завалены лотки, а что-то хорошее, ну, например, Данте, Толстого...
