Вячеслав Пьецух - Новый Завод
- Погоди, - сказал Комнатов,- но ведь и твой отец трудится, значит, и его поднимают на смех? .
- Мой отец ради своего удовольствия трудится, чего тут смешного...
Комнатову стало не по себе. То есть ему и раньше было не по себе, но тут как-то уж очень стало не по себе.
- Что-то я, ребята, не пойму, - сказал он. - Если у вас почти никто не работает, то как же вы живете?
- Во как живем! - сказал первый мальчишка и показал большой палец.Тут у нас происходит обыкновенная светлая жизнь, основанная на уважении к личности человека. Просто в других местах еще до этого не дошли, и поэтому, конечно, некоторые смотрят на нашу жизнь как баран на новые ворота.
Комнатова задели эти слова, но виду он не показал.
- Вообще я предлагаю такую формулировку, - добавил конопатенький, советская власть плюс уважение к личности равняется обыкновенная светлая жизнь. Поэтому-то и народ у нас покладистый, добродушный и работает исключительно для души.
- Знаете что, ребята, - сказал Комнатов, - это, может быть, и хорошо, но преждевременно.
- Конечно преждевременно! - согласился с ним конопатенький.- Только уж больно пожить охота!..
На этом разговор приостановился, и Комнатов воспользовался паузой, чтобы хорошенько разобраться в том, что наговорили ему мальчишки. Было очевидно, что в Новом Заводе совершается какая-то чудная, необыкновенная жизнь, которую разделяют даже подростки, и не то что разделяют - это было бы естественно,- а всячески поддерживают, в то время как по норме подростки не поддерживают ничего и чаще всего даже не разделяют. Но поскольку толком он в этой жизни не разобрался и поскольку его очень смутило, что новозаводские жители откровенно манкируют трудом, он почувствовал к ним какое-то тяжелое нерасположение, которое обыкновенные люди часто питают к "избранникам праздным", героям и мудрецам. И ему непереносимо, до боли под ложечкой, захотелось назад, домой. Он решил немедленно идти на вокзал покупать обратный билет и сообщил об этом мальчишкам.
Мальчишки его решению нисколько не удивились.
- Вот он тебя проводит,- сказал конопатенький, показывая пальцем на молчуна. - Мы бы вас все вместе проводили, да времени нет, спешим.
Они по-взрослому подали Комнатову руки и пошли по каким-то своим делам. Комнатову вдруг захотелось спросить, по каким именно, но он побоялся услышать что-нибудь уж совсем фантастическое и смолчал.
Придя на вокзал, Комнатов купил обратный билет, сел на скамейку, одиноко торчавшую в дальнем конце платформы, и приготовился ожидать. Молчун присел рядом.
- А у меня тетка в Москве живет... - вдруг сказал он.- То есть не в Москве, а в Монине, но ведь это то же самое, что в Москве?
И он опять замолчал, печально глядя куда-то вдаль.
Приятели его все же явились перед самым отходом поезда; подозрительно покосившись на молчуна, они вручили Комнатову букет черемухи и потом, когда поезд тронулся, долго махали вслед, пока не превратились в трогательное отточие...
"Вот ведь какая странная штука жизнь,- думал Комнатов, лежа на своей верхней полке.- Не напросись в гости тесть, не разругайся я с женой, не уйди из дома, так никогда бы и не узнал, что в каких-нибудь ста пятидесяти километрах от родного узилища люди живут совсем на иной манер..." И вот что интересно: чуть позже он уже думал о том, что на самом деле этот манер - в высшей степени соблазнительный манер, что, судя по всему, в Новом Заводе точно совершается светлая жизнь, а его дом родной - это именно узилище, в котором его, между прочим, поджидают новые сцены и тесть-болван, в лучшем случае - лежание на боку. Комнатова почему-то настораживал только контрапункт подозрительного молчуна, но он так разнервничался, что ему вдруг страстно захотелось сойти и пересесть на обратный поезд. "Дурак,говорил он себе,- набитый дурак!.."
Поезд тем временем сбавил ход и вскоре остановился. Комнатов выглянул в окошко, чтобы узнать, как называется станция; станция называлась - Новый Завод.
