Александр Этерман - Роза ветров
Это повесть о книгах, а не о злосчастной обыденности; прочитав ее, следует, наверное, повторить вслед за великим Кемпийцем: ''Повсюду искал я покоя и в одном лишь месте обрел его - в углу, с книгою.''"
От себя добавим, что сходным образом "в книгах не видал вреда" г-н Ларин, отец небезызвестной Татьяны, все больше от того, что сам их не читал. Его дочери, как известно, не удалось обрести покой с книжкой в руках. Впрочем, Булгаков устами своего грузинского первоисточника еще порекомендует нечто подобное в качестве последнего средства некоему мастеру, которому покой был просто предписан:
"Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером?"
В углу, с книгою
"Имя розы" (далее "И. Р."), как Галлия, состоит из трех частей: уже рассмотренного нами введения, к которому мы еще, быть может, вернемся, собственно романа (с прологом и эпилогом - "кому пролог, а кому эпилог" как в "Днях Турбиных") и "Заметок на полях". Книга была продумана весьма основательно, и все эти части имеют свое назначение. Ясно понимая, что нам не избежать контакта по крайней мере с некоторыми из "Заметок на полях", мы должны помнить (и изредка напоминать читателю), что многие издания книги вышли вообще без оных - к примеру, любезно предоставленный нам Р.Нудельманом томик карманного размера с ее английским переводом.
Прежде всего, зададимся вопросом: что там, между прологом и эпилогом, чем заполнил Эко четыреста с лишним убористых страниц? Для того, чтобы хоть как-то ответить на этот вопрос, необходимо сломать сюжет, выбросив из него Время - то есть пружину, делающую повествование интригующим. Иными словами, посмотреть на книгу с конца.
Вот, к примеру, Гамлет поэта и драматурга В.Шекспира. Принц Датский сверхчувственным образом узнает, что его родного отца, бывшего короля, злодейски умертвил собственный брат, вдобавок, узурпировавший корону и королеву - мать принца. После некоторых колебаний Гамлет решает отомстить убийце. Дабы отвести от себя кое-какие подозрения (а откуда подозрения что-то он стал чересчур нервным), он притворяется сумасшедшим и разбивает сердце любимой девушке. Злодей-убийца разгадывает замыслы принца и пытается разными способами его прикончить, но на первых порах неудачно. Правда, попутно гибнут другие люди. Однако в завершающем столкновении смерть настигает их обоих - и еще нескольких героев пьесы...
Начнем сначала. В некоем горном итальянском аббатстве пять монахов умирают один за другим. Умирают загадочным, но, тем не менее, упорядоченным образом - в строгом соответствии с внешними признаками казней, описанных в Апокалипсисе. Там, как известно, раздаются один за другим семь трубных звуков, предвещающих различные полуприродные явления, посредством которых будет наказан род человеческий - град, кровь, воду, поражение небесного свода, нашествие ядовитой саранчи и т.д. Сообразуясь с этой последовательностью - на уровне признаков, повторимся - монахи и умирают.
Это аббатство знаменито на весь свет, прежде всего, своей библиотекой крупнейшей в христианском мире. Любознательные монахи из разных старан приезжают сюда, стремясь пополнить свое образование или удовлетворить свое любопытство - впрочем, одно другому не противоречит. Таким образом, ученых гостей тут сколько угодно. Однако главные герои романа - Вильгельм Баскервильский (то есть, согласно авторскому определению, м-р Шерлок Холмс) и Адсон (Ватсон) приезжают в аббатство полуслучайно, не из любознательности и не как заезжие гости, а всего лишь выполняя некое дипломатичсекое поручение. Разумеется, они немедленно начинают расследовать трагическую гибель первого монаха - единственного, погибшего до их приезда, - а затем и все остальные.
Вскоре выясняется, что убийства совершаются в ходе борьбы за овладение какой-то загадочной запрещенной книгой. Собственно, совпадение чисто внешнее - те, кто за ней гоняются - умирают. Вообще, монастырская библиотека содержится в обстановке строгой секретности, наводящей даже самых непроницательных наблюдателей на мысль, что там что-то скрывают. Может быть, ключи от счастья: ведь звание библиотекаря - это ступенька на пути к званию аббата.
Вся история занимает семь дней и развивается в реальном времени. На седьмой день Вильгельм выясняет, что монахи убивают друг друга из-за второй части "Поэтики" Аристотеля, уже в те времена считавшейся утерянной или вообще несуществующей и, по-видимому, сохранившейся в одном-единственном экземпляре. Финал у романа поистине драматический: разоблаченный монах-эрудит-убийца сжигает драгоценную книгу; заодно сгорает дотла и не столь драгоценный монастырь вместе со своей бесценной библиотекой. И, как выясняется, сгорает напрасно - рукописи не горят...
В сюжете романа, несомненно, немало странностей. Некоторые из них настолько вопиющи, что пропали или были исправлены при экранизации. Так, сердца создателей фильма не вынесли, в частности, нарочитой бессердечности героев, плохо согласующейся с их характерами. Так, девица, волей случая ставшая возлюбленной Адсона, вскоре после этого арестованная инквизицией и обреченная на смерть, исчезает из романа задолго до его логического завершения или даже собственного конца. Как только она перестает существовать в реальном времени, ее участью перестают интересоваться. В фильме забота о девице доведена до абсурда - ее вырывают из рук инквизиции. Однако все странности бледнеют, когда мы обращаем взор на явления, которыми странными вовсе не являются. Более того, являются вполне закономерными.
Цветы запоздалые
Читатель уже угадал: мы будем доказывать кровное родство (на другом языке - общность поисхождения) романа итальянского - "Имя розы", романа русского - "Мастер и Маргарита" ("М. и М.") и ряда других произведений. При этом мы вовсе не претендуем на то, что способны извлечь из романа итальянского все содержащие в нем намеки. Так, замечательный исследователь Михаил Хейфец, одолживший у нас на несколько недель русское издание романа, уже обнаружил в нем интересную и явно не случайную перекличку с современными неокатолическими дискуссиями. Однако мы осмелимся предположить, что родство с булгаковским опусом - это кровное родство, а не свойство. То есть - если бы не общие предки, ни тот, ни другой просто не могли бы существовать. О свободе вступления в брак тут нет и речи - налицо общие родимые пятна.
Естественно, доказательства в большем или меньшем изобилии предоставят тексты - не настоящие тексты, разумеется, а те, которые, по мнению Мандельштама, не выписка, а цикада. И вообще, кровное родство начинается с названия.
Почему, впрочем, с заглавия, а не с двух заглавий? Да потому, что на заглавие булгаковского романа Эко повлиять не мог, во всяком случае, ему так казалось. Вдобавок, мы не знаем, под каким заглавием "М. и М." появились по-итальянски. Нам еще памятно заглавие, появившееся на обложке ивритского издания: "Сатана в Москве". Ни более и не менее...
Вспомним, однако, что проницательнейшие исследователи творчества Булгакова Майя Каганская и Зеэв Бар-Села ("Мастер Гамбс и Маргарита", в дальнейшем "М. Г.") уже отмечали:
"...Роза и только она - цветочный герб романа: Мастер - ''Я розы люблю''; ''не любил запаха розового масла'' Пилат".
Не мог не заметить булгаковскую розу и Эко (хотите доказательство ведь заметили же ее и мы сами, еще до поступления посторонней помощи!). Но как просвещенный европейский мыслитель, он не мог обратить внимания на то, на что мы сами внимания бы не обратили - эта самая роза является и предметом любви, и предметом злейшей ненависти, более того - символом пытки:
"...Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с утра... О боги, боги, за что вы наказываете меня?
...Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикарния... От нее нет средств, нет никакого спасения..."
Итак, для одного роза - вернее, восходящий к ней запах, - пытка, настоящий кошмар. Для другого - для мастера, то есть, - это то, что он "любит", да еще в тот самый момент, когда "любовь выскочила... как из-под земли выскакивает убийца в переулке..." Эко заметил, что тут дистанция огромного размера - вполне достаточная, чтобы запихнуть в промежуток между двумя розами целый роман. Поэтому он, ссылаясь на одного из тех авторов, расшифровывать писания которых Воланд будто бы приехал в Москву, и помянул этот цветок дважды - опять-таки, разнеся эти упоминания как можно дальше друг от друга. Один раз в заглавии романа, - "Имя розы" - а затем в самом его конце, вернее, в последней фразе: "Роза при имени прежнем - с нагими мы впредь именами."
По словам Эко, "цитата взята из поэмы ''Де цонтемпту мундиюю - ''О презрении к миру'' - Бернарда Морланского (XII в.)". Ни за что не забудем, что сказал обо всем этом Воланд "...Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века. Так что требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист." Кажется, уже не единственный. Но кто такой этот Бернард Аврилакский? И вообще, "Dе cоntеmpty mundi" - не о презрении ли это к непроницательному читателю?
