Александр Грибоедов - Сочинения
«Митюха Валдайский» (1808), – в комедии драматизировался и соотносился с сюжетными перипетиями озеровской пьесы рассказ ямщика из третьей песни ироикомической поэмы В. И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» о побоище зимгорцев с валдайцами. Судя по сохранившемуся пересказу, ранняя комедия Грибоедова также была сориентирована на популярный литературный образец, на шутотрагедию И. А. Крылова «Трумф», широко распространенную в ту пору в списках: концовка комедии Грибоедова прямо соотнесена с финалом первого действия крыловской пьесы, кончающегося всеобщим храпом.
Любопытна и реальная основа «Дмитрия Дрянского»: как выясняется, здесь были осмеяны интриги магистра философии М. Т. Каченовского против профессора И. Т. Буле, приглашенного в 1804 году в Московский университет из Геттингена. Буле был серьезным ученым и человеком независимых взглядов, что вызвало доносы попечителя Московского университетского округа П. И. Голенищева-Кутузова, который считал, что «государство должно быть очищено от моровой язвы лжеучения безбожных профессоров, коих не протежировать, а высылать за границу должно, и все университеты для спокойствия отечества от таких явных плевел очистить»[10]. М. Т. Каченовский же, напротив, пользовался покровительством попечителя и при его протекции в конечном счете вытеснил Буле с занимаемой им кафедры.
Грибоедов высоко почитал Буле. Вместе с братьями Чаадаевыми в 1808 году он слушал его приватные лекции по истории философии. Позже, во время заключения на гауптвахте Главного штаба. Грибоедов вспоминал о книге «Сравнительная история системы философии», подаренной профессором в университетские годы. Трудно судить, конечно, о литературных достоинствах не дошедшей до нас комедии Грибоедова, но по своей направленности она, во всяком случае, не была пустячком, свидетельствовала о перспективной литературной позиции начинающего автора и, пожалуй, о его оппозиционных взглядах.
Можно не сомневаться, что и эстетические воззрения передовой московской профессуры Грибоедовым усваивались глубоко и творчески. С. Н. Бегичев, подружившийся с драматургом в 1813 году, свидетельствовал: «…при первом знакомстве нашем вкус и мнение Грибоедова о литературе были уже сформированы… Из иностранной литературы я знал только французскую и в творениях Корнеля, Расина и Мольера видел верх совершенства. Но Грибоедов, отдавая полную справедливость их великим талантам, повторял мне: «Да зачем же они вклеили свои дарования в узенькую рамочку трех единств? И не дали воли своему воображению расходиться по широкому полю». Он первый познакомил меня с «Фаустом» Гете и тогда уже знал наизусть Шиллера, Гете и Шекспира»[11].
Поэтические занятия юного Грибоедова отнюдь не поощрялись в семье. Матушка его, Настасья Федоровна Грибоедова, крутая и властная, ожидала для него служебных успехов и с презреньем отзывалась о сочинительстве. Возможно, какие-то из ранних произведений Грибоедова были поэтому опубликованы анонимно и, может быть, не вполне потеряны для нас. С. Н. Бегичев писал впоследствии о своем друге: «…на пятнадцатом году его жизни обозначилось уже, что решительное его призвание-поэзия»[15]. Можно ли сомневаться в том, что, осознав это, Грибоедов стремился увидеть свои стихи в печати в ту пору, когда авторское самолюбие столь велико и нетерпеливо?
3Между тем наступил 1812 год. С началом военных действий Грибоедов вступает добровольцем в Московский гусарский полк. В боевых кампаниях ему участвовать не довелось. Неукомплектованный полк из Москвы был отправлен маршем в Казань, на марше Грибоедов серьезно заболел. В самом конце 1813-го он оказался в Брест-Литовске на службе в Кавалерийских резервах. Оттуда было послано в «Вестник Европы» «Письмо издателю», впервые открывшее русскому читателю новое летературное имя: Грибоедов.
Статья посвящена описанию праздника в честь награждения начальника Кавалерийских резервов высоким орденом. Стихи, перебивающие здесь прозу, были написаны, по-видимому, второпях, «на случай», но они по-своему декларативны, выражают мироощущение Грибоедова в те годы:
Защитники уединенья,Наш посетите стан, когда вам есть досуг.Здесь узрите вы дружный, братский круг…От книг нейдете вы на час,Минута дорога для вас;А мы на дней не ропщем скоротечность;Они не истекут, доколе мы живем;А там настанет вечность,Так дней не перечтем.
С детства приверженный к серьезным занятиям, не с самим ли собой спорит автор? Конечно, здесь многое идет от позы, от упоения гусарством, от молодеческой отваги «пасынка здравого рассудка», по самохарактеристике Грибоедова. Но нельзя не заметить и другого: упоения радостями жизни, поэтизации ее простых, естественных проявлений, эпикуреизма, порыва к дружескому общению – все эти мотивы возобладали в русской литературе в послевоенную пору. Это было проявлением особого стиля в искусстве, стиля рококо, до сих пор еще не получившего «прав гражданства» в научных работах, что существенно обедняет наши представления об историко-литературном процессе в России первых десятилетий XIX века. Наиболее полно рокайльный стиль воплотился в поэзии Батюшкова, но редкий писатель того времени не прошел через школу легкой поэзии, артистически преображающей быт, ценящей счастья миг. А. С. Пушкин в одной из поздних своих статей, процитировав изящное стихотворение Вольтера «на случай», замечал: «Признаемся в rococo нашего запоздалого вкуса: в этих семи стихах мы находим более слога, более жизни, более мысли, нежели в полдюжине длинных французских стихотворений, писанных в нынешнем вкусе, где мысль заменяется исковерканным выражением, ясный язык Вольтера – напыщенным языком Ронсара, живость его – несносным однообразием, а остроумие – площадным цинизмом или вялой меланхолией»[16].
В беглом пушкинском замечании для нас ценно его живое ощущение стиля рококо, столь близкого ему по собственным юношеским стихам.
В том же стиле написана комедия Грибоедова «Молодые супруги», которой он дебютировал на петербургской сцене в конце 1815 года.
Это было переделкой пьесы Крезе де Лессера «Семейный секрет» (1807), хотя и французский драматург, в свою очередь, был не вполне оригинален и в предисловии к своей пьесе указывал: «Сюжет этой комедии, взятый из старого сборника «Развлечения ума и сердца», появился впервые в 1758 году под названием «Новая школа жен». Муаси, автор этой пьесы, которую играли итальянские комедианты, имел шумный успех и показал в ней приятный талант»[17]. Успех Муаси объяснялся тем, что в своей пьесе он продолжил линию французской «чувствительной» комедии, выступившей против сословных предрассудков в вопросах брака[18]. Изображение нравственного влияния любящей женщины, прославление семейных устоев, противопоставленных развращающему влиянию света, – все это было первыми проблесками отражения в литературе «третьесословных идей», среди которых не последнее место занимала поэтизация семейного очага. Появившаяся во времена Империи переделка де Лессера существенно меняла акценты произведения. Содержание его становится более фривольным, но вместе с тем, в духе характерного для того времени ханжества, писатель облагородил сюжет, изгнав из него куртизанку (которая у Муаси учила кокетству молодую супругу), заменив ее кузиной главного героя. Французский историк театра так определяет «идею» пьесы К. де Лессера: «Каков этот секрет? Вот он. Когда у вас ветреный муж, подобный г-ну д'Орбейлю, у которого в голове некая Аглая, особа не слишком большой добродетели, а также милая кузина г-жа д'Эркур, надо стараться кокетничать из всех сил для хорошей цели: вернуть своего мужа. Вот этот урок и получает бедная женщина от своей кузины, когда приходит сдавать свое оружие и спрашивает у нее совета»[19].
Почему Грибоедов обратился к жанру салонной комедии?
Это можно объяснить причинами вполне случайными: знакомство молодого автора с фактическим главой петербургского театра кн. А. А. Шаховским, посоветовавшим ему перевести пьесу, в которой некогда в Камеди Франсез блистала знаменитая актриса Марс. Однако отнюдь не случаен был благожелательный прием комедии Грибоедова русским зрителем, который до того не был знаком с оригинальной (написанной русскими стихами) легкой, или салонной, комедией. Опыт Грибоедова пришелся ко времени и не остался без продолжения. Вскоре одна за другой на русской сцене появятся пьесы Н. И. Хмельницкого, который доводит рокайльный драматургический жанр до возможной степени совершенства, настолько, что Пушкин не шутя собирается «поместить в честь его целый куплет в 1-ую песнь Онегина»[20] и сам задумывает вслед Хмельницкому комедию «Насилу выехать решилась из Москвы». Правда, строфа так и не была написана, а комедийный замысел остался одним явлением, которое, однако, несет в себе все признаки салонной комедии: светский флирт как основу содержания, ловко закрученную интригу – в данном случае при помощи переадресованного письма, – сулящую много забавных недоразумений, разговорную легкость афористического языка.
