Владимир Сорокин - Свободный урок

Чернышев повернулся к ней.

Она отошла от окна, подняла свою коричневую юбку и, придерживая ее подбородком, стала спускать колготки, сквозь которые просвечивали голубые трусики.

Чернышев вобрал голову в плечи и попятился.

Зинаида Михайловна стянула колготки, сунула обе ладони в трусы и, помогая задом, спустила их до колен.

Чернышев отвернулся.

- Стой! Стой же, дурак! - придерживая юбку, она схватила его за руку, повернула к себе. - Не смей отворачиваться! Для тебя же стараюсь, балбес! Смотри!

Она развела полные колени, потянула за руку Чернышева:

- Смотри! Кому говорю! Чернышев!

Чернышев посмотрел и снова отвернулся.

- Смотри! Смотри! Смотри!

Она надвигалась на него, растопырив ноги.

Губы Чернышева искривились, он захныкал.

- Смотри! Ты же хотел посмотреть! Вот... вот...

Она выше подняла юбку.

Чернышев плакал, уткнув лицо в рукав.

- Ну, что ты ревешь, Чернышев. Прекрати! Замолчи сейчас же. Ну, что ты испугался? Замолчи... да замолчи ты...

Она потянула его к стоящим вдоль стены стульям:

- Садись. Садись и успокойся.

Чернышев опустился на стул и зарыдал, зажав лицо руками.

Зинаида Михайловна быстро опустила юбку и села рядом:

- Ну, что с тобой, Чернышев? Что с тобой? Сережа?

Она обняла его за плечи.

- Хватит. Слышишь? Ну, что ты - девочка? Первоклашка?

Чернышев продолжал плакать.

- Как не стыдно! Ну, хватит, наконец. Ты же сам хотел этого. А ну-ка, замолчи! Так распускаться! Замолчи!

Она тряхнула его.

Чернышев всхлипнул и смолк, съежившись.

- Ну вот... вытри слезы... разве можно реветь так... эх ты...

Всхлипывая, Чернышев потер кулаком глаза.

Зинаида Михайловна погладила его по голове, зашептала:

- Ну, что ты? Чего ты испугался? А? Ответь. Ну-ка ответь! А? Ответь.

- Не знаю...

- Ты что, думаешь, я расскажу всем? Глупый. Я же специально окно зашторила. Обещаю тебе, честное слово. Я никому не расскажу. Понимаешь? Никому. Ты веришь мне? Веришь?

- Верю...

- Чего ж испугался?

- Не знаю...

- И сейчас боишься? Неужели боишься?

- Не боюсь... - всхлипнул Чернышев.

Зинаида Михайловна зашептала ему на ухо:

- Ну, честное партийное, никому не скажу! Честное партийное! Ты знаешь, что это такое - честное партийное!

- Ну... знаю...

- Ты мне веришь? А? Говори. Веришь? Я же для тебя стараюсь, глупый. Потом спасибо скажешь. Веришь, говори?

- Ну... верю...

- Не - ну, верю! А - верю, Зинаида Михайловна.

- Верю, Зинаида Михайловна.

- Не будешь реветь больше?

- Не буду.

- Обещаешь?

- Обещаю.

- Дай честное пионерское, что не будешь реветь и никому не скажешь!

- Честное пионерское.

- Что, честное пионерское?

- Не буду реветь и никому не скажу...

- Ну вот. Ты наверное думал, что я смеюсь над тобой... думал, говори? Думал? Ведь думал, оболтус, а? - тихо засмеялась она, качнув его за плечи.

- Немного... - пробормотал Чернышев и улыбнулся.

- Глупый ты, Чернышев. Тебе что, действительно ни одна девочка это место не показывала?

- Неа... ни одна...

- И ты не попросил ни разу по-хорошему? Посмотреть?

- Неа...

- А хотел бы посмотреть? Честно скажи - хотел бы?

Чернышев пожал плечами:

- Не знаю...

- Не ври! Мы же на чистоту говорим! Хотел бы? По-пионерски! Честно! Хотел бы?!

- Ну... хотел...

Она медленно приподняла юбку, развела пухлые ноги:

- Тогда смотри... смотри, не отворачивайся...

Чернышев посмотрел исподлобья.

Она поправила сползшие на сапоги колготки и трусы, шире развела колени:

- Смотри. Наклонись поближе и смотри...

Шмыгнув носом, Чернышев наклонился.

- Ну, видишь?

- Вижу...

- А что же сначала испугался? А?

- Не знаю... Зинаид Михална... может не надо...

- Как тебе не стыдно! О чем ты только что говорил? Смотри лучше!

Чернышев молча смотрел.

- Тебе видно хорошо? - наклонилась она к нему. - А то я встану вот так...

Она встала перед ним.

Чернышев смотрел в ее густо поросший черными волосами пах. Над ним нависал гладкий живот с большим пупком посередине. На животе ясно проступал след от резинки.

- Если хочешь, можешь потрогать... потрогай, если хочешь... не бойся...

Зинаида Михайловна взяла его еще влажную от слез руку, положила на лобок:

- Потрогай сам... ну... потрогай...

Чернышев потрогал мохнатый холмик.

- Ведь нет же ничего странного, правда? - улыбнулась покрасневшая Зинаида Михайловна. - Нет? А? Нет, я тебя спрашиваю?

Голова ее покачивалась, накрашенные губы нервно подрагивали.

- Нет.

- Тогда потрогай еще.

Чернышев поднял руку и снова потрогал.

- Ну, потрогай еще. Вниз. Вниз потрогай. Не бойся...

Она шире развела дрожащие ноги.

Чернышев потрогал ее набухшие половые губы.

- Потрогай еще... еще... что ты боишься... ты же не девочка... пионер все-таки...

Чернышев водил ладонью по ее гениталиям.

- Можно сзади потрогать... там ближе даже... смотри...

Она повернулась к нему задом, выше подняла юбку.

- Потрогай сзади... ну, потрогай...

Чернышев просунул руку между нависающими ягодицами и снова наткнулся на влажные гениталии.

- Ну вот... потрогай... потрогай побольше... теперь снова спереди потрогай...

Чернышев потрогал спереди.

- Теперь снова сзади... вот так... потрогай посильнее... смелее, что ты боишься... там есть дырочка... найди ее пальцем... нет, ниже... вот. Просунь туда... вот...

Чернышев просунул палец во влагалище.

- Вот. Нашел... видишь... дырочка... - шептала Зинаида Михайловна, сильнее оттопыривая зад и глядя в потолок. - Нет... побудь еще там... вот... встань... что ты сидя.

Чернышев встал.

- Одной рукой сзади пощупай, а другой спереди... вот так...

Он стал трогать обеими руками.

- Вот так. А хочешь и я у тебя потрогаю? Хочешь?

- Не знаю... может не надо...

- А я знаю, что хочешь... я потрогаю только... ты же у меня трогаешь... мне тоже интересно...

Она нащупала его ширинку, расстегнула и пошарила рукой:

- Вот... вот... видишь... у тебя маленький такой... и когда ты подрастешь... то есть когда он вырастет... вот... то ты уже... потрогай еще, не бойся... вот... и ты можешь в дырочку войти... вот... а сейчас еще рано... зачем ты руку убрал... еще потрогай...

Зазвенел звонок.

- Ну хватит... - она выпрямилась, быстро подтянула трусы с колготками, поправила юбку. - Хватит... ну, ты никому не скажешь? Точно?

- Нет, не скажу...

- Честное пионерское?

- Честное пионерское.

- Ведь это наша тайна, правда?

- Ага.

- И ребятам не скажешь?

- Не скажу.

- И маме?

- И маме.

- Поклянись. Подними руку и скажи - честное пионерское.

Чернышев поднял надо лбом липкую ладонь:

- Честное пионерское.

Зинаида Михайловна повернулась к висящему над столом портрету Ленина:

- Честное партийное...

Звонок снова зазвенел.

- Это что, на перемену или на урок? - пробормотала завуч, трогая ладонью свою пылающую щеку.

- На перемену... - подсказал Чернышев.

Зинаида Михайловна подошла к окну, отдернула шторы, потом повернулась к Чернышеву:

- Я не очень красная?

- Да нет...

- Нет? Ну, беги, тогда. И постарайся больше не хулиганить...

Она стала отпирать дверь:

- Беги... постой! Ширинку застегни.

Отвернувшись, он застегнул ширинку.

- У вас что щас?

- Природоведение...

- В восемнадцатой?

- Да, наверху там...

- Ну иди.

Она распахнула дверь.

Чернышев шагнул за порог и побежал прочь.